Любовь Колесник родилась в 1977 году в Москве. Сейчас живет в Твери. Печатается с 1991 года. Публиковалась в журналах «Русская Провинция», «Арион», «Волга», «Смена», «Наш Современник», «Сибирские огни», «Дон», «Дальний Восток», «КВИР», альманахах «Тверь», «Пролог», газетах «Российский писатель», «МК». Член Союза писателей России, Союза журналистов России. Участник литературного форума в Липках. Автор книг стихов. Лауреат премии журнала «Русская провинция» (1998), премии Губернатора Тверской области (2007). Финалист конкурса «Ночь Поэзии», 2016 год. Лонг-листер конкурса «Заблудившийся трамвай», 2016 год.
***
Он сидит на корточках посреди клубящегося туманного Ничто. Силуэт выхвачен окружьем света. Я вспоминаю Вия – уместная мысль в Чертогах Забвения. Люди выдумали себе чудовищ, чтобы было проще.
Ничто — страшнее чудовищ.
Я у-Ничто-жила этого мужчину.
Он поднимает голову и смотрит на меня.
Длинные волосы дивного оттенка – не русые и не рыжие, золотые – рассыпаются по плечам. Тонкие черты серьезного лица, серые глаза, светлые брови вразлет. Губы, сжатые плотно – как шрам.
— Привет, — говорю я.
Он молчит.
Я сажусь подле него на корточки и тоже молчу.
Слезы капают, краснеет нос.
— Не надо, — произносит он. – Правда, не надо.
***
Я его придумала. Златого витязя, загремевшего с дракона в кипящее сердце Москвы. «О боже, какой мужчина!» Трогательно постигающий наш дивный новый мир со всеми его гаджетами и виджетами, социальными сетями, банками и автомобилями. С людьми, так же мечтающими о сказке, как и тысячу лет назад.
Издательша вцепилась в рукопись сухими пальчиками с вишневым маникюром.
— Срочно пиши вторую часть! У нас будут продажи! Лукьяненко исписался, а мы… мы…
Мы – то есть они – закрылись через месяц.
Я бросила рукопись и взяла пару учеников по английскому.
Я бросила его.
***
Я распахиваю руки и бросаюсь на него, как в омут с головой. Выстреливает мысль — сейчас пролечу сквозь, упаду и проснусь.
Но нет.
Он запахивает меня в объятьях. Волна золотых волос скрывает нас обоих от мира. Я плачу навзрыд, как ребенок, тычась в него лбом.
— Успокойся. Ты помнишь, я уже погибал и вернулся. Вернусь и сейчас, не плачь.
Но я плачу. Когда во мне кончаются слезы, мы садимся в Ничто.
— Издательство закрылось, — говорю я. – Понимаешь? Кризис, доллар вырос, книги никто не покупает.
— Понимаю, — кивает он. — Я смотрел это ваше… телевидение. Будто балаган бродячих артистов у тебя дома. Ни о чем не надо думать. А книга…
Он шевелит длинными пальцами, словно перелистывает страницы.
— Когда я был маленький, читал с лучиной, — говорит он. – Отец ругался, что я сожгу замок.
— И я читала. С фонариком. Мама говорила, я испорчу глаза, и меня никто не полюбит очкастую. Я потом сделала операцию. Но… Меня никто не полюбил.
Он молча обнимает меня и притягивает к себе. Теплая кожа пахнет легким свежим мужским потом и липовым цветом, как старинный бабушкин шампунь, воспоминание детства.
— Ты пришла, и это главное. Но… там пауки. Они множатся, надо спешить. Сколько прошло? Я тут не чувствую времени.
— Два месяца, — выдыхаю я одними губами. — Три.
***
Я придумала не только идеального героя – но и сверхчудовищ. Тысячи громадных пауков обрушились на родину витязя, пока он постигал премудрости существования в третьем тысячелетии. Какой айфон лучше — черный или беленький. Ауди или бэха. Адидас или Рибок.
Он мрачнеет.
— Плохо.
Рука сжимает пустоту у бедра. Обычно там меч.
— Что мой оруженосец?
— Не знаю.
Вру. Оруженосец бегает от пауков по пещерам. Два месяца. Три. Я вспоминаю, как сидела на низкоуглеводной диете, когда нельзя даже кашки и фрукты. Оруженосец три месяца жрет крыс. И мерзнет. Я бросила писать в августе, сейчас октябрь.
— Моя женщина… беременна? – спрашивает витязь.
Она скрывала от него. Сильная женщина, какой я всегда хотела быть – и не буду никогда. Влюбившаяся в странного рыжего мужика. Так, как я не умею влюбляться.
— С ней все хорошо.
— Мальчик, — говорит он.
Это не вопрос.
***
Детей у меня тоже, как вы понимаете, нет.
У меня ничего нет.
Ох, ну конечно же есть – хорошая однушка на Измайловской, престижная работа, «Тойота» и айфон. А еще — глупая детская мечта издать книгу. Я даже хотела поступать в литинститут, родители отговорили. Сказали, с таким образованием зарплата – копейки, да и зрение на ней я добью. То ли дело иняз!
Книга… Я пробовала несколько раз – ничего не получалось. Пока не проснулась однажды утром, катая на языке этот текст, словно витаминку.
Теперь у меня есть книга. Одна.
Вообще, планировалась трилогия, но…
***
Я лежу головой на его плече.
— Ты волшебница, — говорит он. – Ты можешь написать – и я снова стану жить. Это чудо.
— Дура я. Безответственная дура и сволочь.
Он гладит меня по волосам.
— Неправда. Глупым человек может считаться, когда не предполагает, что в жизни может случиться всякое. А злым – если не верит в сказки. Тебе же дана великая сила говорить с людьми через книги… доносить до них то, что есть в них самих… но им же самим не видимо. Понимаешь?
Я понимаю.
И резко встаю.
— Мне осталось написать половину. Начну сегодня, сейчас. Ты знаешь, что делать, когда снова окажешься… там?
Он кивает.
— У меня было довольно времени, чтобы поразмыслить.
***
Мы стоим друг напротив друга посреди великого Ничто, в белом круге света.
Я и златой витязь, о котором я мечтала. Придуманный мной для женщины, которой я мечтала быть.
Он наклоняется ко мне, и в груди становится остро и тесно.
Он целует меня.
***
Я открываю глаза.
Дома.
Достаю телефон. Три звонка – ученикам, перенести занятия инглишем. И на работу, взять отпуск за свой счет. Как издать, я найду. В конце концов вложусь в печать сама.
Я прижимаю к лицу ладони и медленно выдыхаю, сосредотачиваясь.
Пальцы еле заметно пахнут липовым цветом.
