Андрей Ваон пишет: «1980 года рождения, родился и вырос в Москве. Окончил МЭИ, работаю инженером. Женат».
***
— Сынок, летом-то приедешь? – мать спросила будто невзначай, а у самой всё оборвалось.
Колька оторвался от кружки, крякнул.
— Не, мать, — вытер молочные «усы». – В стройотряд поедем.
— В Сибирь? – отец огорчения размусоливать не стал. И матери не дал, нахмурив на неё кустистые брови.
— Ага. В Хакасию.
— Добро.
***
— Бать, я это… не смогу на рыбалку. Уезжаю с утра, — Колька буркнул в сторону, отводя виноватые глаза.
— Как это не сможешь? Куда собрался? – отец, словно не обратил внимания, продолжая что-то там ковырять в снастях.
— Женюсь… — совершенно неразборчиво промямлил сын.
Отец затих, с трудом пережёвывая расслышанное.
— Чего?
— Уж мы и заявление подали.
— Это чего, с той, городской… как её?
— С Ларисой, да.
— От не было печали! Мать! Сын-то наш женится! – загромыхал с хрипом отец за спину. — Хорошо хоть сказал, — ехидно повернулся к сыну.
Выбежала на крик мать.
— Чего ты раскричался, старый?
— Женится, говорит! – бахнул отец новостью.
Мать так и села на крыльцо, руками схватившись за перила.
***
— А чего ж ты без своих-то? – спросил отец, покуривая папиросу. Колька присел рядом на завалинку. Почти круглосуточное солнце пригревало. С залива тянуло морем. Сорвался баркасный гудок, разбавил полуденные негромкие звуки. Посёлок дышал мерно, согласно летнему своему расписанию.
— Да… — Колька махнул рукой. – Не, ну, правда, бать. Мальцам-то на море лучше. Ну, на тёплом.
— На море, конечно, лучше. Да ещё и на тёплом, — хмыкнул отец. – Только мать твоя внуков два раза всего и видала.
— Да привезу я их, привезу! – стал горячиться Колька.
Отец с размаху кинул окурок, резко встал и ушёл в избу. На пороге стояла с серым лицом мать. Колька повернулся к ней. Она молчала, обхватив себя руками. Затуманенный взор скользил по горизонту.
***
Был только сентябрь, но здесь, вблизи полярного круга, осень уже стыла первым предзимьем. В колеях стояла прозрачная вода, в небе заострились журавлиные клинья, а в лесу по утрам свистели снегири.
Колька стоял с чемоданом перед родной калиткой, не решаясь войти. Скрипнув дверью, вышел из дома отец.
— Угу, — вместо приветствия сказал он, хмуро воззрившись на сына. – Насовсем али как?
— Насовсем.
С заднего двора вышла мать с тазом каких-то клубней. Увидав сына, ахнула, выронив таз, побежала к нему.
***
Лодка плавно резала тугую волну. Полосами отползал утренний туман, с берегов тянуло хвоей и грибами. Николай правил, сидя на корме; сын с отцом сидели по центру.
— Тише давай. Передавится ягода-то, — сказал отец, придерживая туеса с морошкой.
— Куда тише-то? — проворчал Николай, но сбавил скорость.
Сын ёрзал на банке[1], поглядывая то на деда, то на отца.
— Я решил домой не возвращаться, — выдавил он, наконец, неудобные слова.
— Чего ты? – отец не расслышал за шумом мотора.
— Здесь, говорю, останусь! В деревне! – почти крикнул молодой.
Дед с удивлением обернулся к нему, а Николай от неожиданности поддал газу. Лодка дёрнулась, качнула бортом.
— Едрёныть! – выругался дед, и морошка жёлтой россыпью хлынула на дно лодки из опрокинутых туесов.
Втроём они уткнулись глазами в ягодное богатство под ногами. Морошка полыхала, подсвечивая их лица.
___________
[1] Банка (от нем. Bank) — скамья для гребцов на гребных судах.
