Февральское утро выходного дня. Ещё не рассвело, а дворники уже вычищают дорожки, – монотонно, непрерывно. И не остановятся теперь до самого позднего вечера. В маленьком московском дворике каждое движение лопат, выскабливающих асфальт, отдаётся эхом по всему двору.
И не уснуть и не проснуться. Закрываю окно наглухо, – становится душно – невыносимо! Нет, открою его нараспашку, уши заткну руками, – это моя воля, мой сон, и они его не отнимут! Скребите, все нервы на лопате своей выскребайте!
…
Больше не могу убежать от шума. Зима, снега не было уже неделю, на вылизанной дворниками дорожке нет ни снежинки. Выходные подходят к концу. Думал, хоть сегодня перестанут. Ан нет: один скребёт, лопату не бросает. Я как прикованный, упёрся лбом в оконную сетку и наблюдаю. Зима, а между машинами даже снежинки не завалялось! Только у бордюра лежит последний неубранный кусок снега, небольшой, его и не заметишь, людям он не мешает, но больше снега нет нигде. Наблюдаю. Дворник это пятно вначале поплотнее к бордюру прижал – хорошо. Так на лопату ляжет и можно его в кучу, за забор. Ага, размечтался! Конца мучений хочешь? Не дождёшься, терпи! Скребёт, будто сугробы расчищает, а сам только жестянкой по асфальту елозит. Парень повёз этот снег вдоль всего бордюра. А пока лопату тащил, снег комьями вываливался. Ах, ты ж…! Так всё и перевернулось внутри. Это ж он ещё за каждым комочком вернётся! Ещё и ещё, скребёт и скребёт… И сдалось ему асфальт выглаживать? Нет, не выдержу! Не могу больше смотреть, убрал сетку с окна, выкатился всем телом.
– Что ж ты делаешь? Чисто же! Зачем по асфальту скрести-то? – выпалил я, будто голым перед всем двором вышел.
Дворник поднял голову, явно никак не ожидал, что кто-то за ним наблюдает, да ещё и решится заговорить. Глаза грустные, оголтелые. Как–то сразу неловко стало – человека от сосредоточенной работы оторвал.
– А вот ещё, – он показал пару горстей снега. Да так он это жалостливо сказал, вроде он и не виноват вовсе, вроде бы так всё оно и должно быть.
Я и осел. И чего кричу на весь двор? Как–то совсем поплохело, захотелось спрятаться и не вылезать уж больше из своей каморки. И сдалось мне это?
Через полчаса дворник ушёл. Ох, как это было приятно! Теперь отдохну спокойно.
Вечером пошёл снег. Давно его не было. Жиденький такой – ну и то не вхолостую лопатами махать будут, – разгуляются. Понабежали, – человек пять. А снег всё сыпал и сыпал. Пустынно стало, только слышно, как лопаты скребут. Вжик, вжик… Да так они трудились, что снег и падать не успевал. Делать им опять нечего. Покурить отошли. Так и стемнело. Ушли дворники где-то после семи. Поужинал в тишине. А снег всё падал и падал, разошёлся, крупный повалил, через час все их труды засыпал, даже жаль ребят стало. И зачем это всё было?
Тишина, безлюдно, фонари подсвечивают хлопья падающего снега. Как-то и не по себе стало: никто не мешает, спокойно, тихо, а ничем заниматься не хочется. Вдруг послышался странный шум, напряжённый, настойчивый. Приехала снегоуборочная машина. Я тут же подскочил к окну: через несколько минут дорожка была чиста. У дворников на это ушла бы неделя…
…
Весна, скрести уже нечего. Мои мучители ушли. Но я всё поглядываю в окно – ожидаю их. Они нужны мне, чтобы было кого ненавидеть. Не себя же в конце концов!… Можно жену, работу, но дворников, оно как-то сподручнее. Они мне до крайней черты необходимы, чтобы была на свете причина моих мучений. Только слышится шум, как я подбегаю к окну. Жду дворников. Вдруг это они. Опять начнут скрести остатки снега и резать мои нервы.
Такие записи в дневнике Ивана появлялись нечасто, по большей части он терпел молча. Терпел и шум во дворе, и шум города, и шум в голове, за что считал себя чрезвычайно волевым человеком. Работал на работе. Как и положено, по тринадцать часов в сутки. Жил в съёмной комнате, вблизи линии метро. Дом сотрясался от проезжавших поездов, от чего в хозяйском серванте звенел хрусталь. Отдыхал в Испании, если удавалось отложить денег. Считал себя амбициозным и получал от жизни всё, что хотел, не задаваясь вопросом «Хотел ли этого он или за него хотели другие?».
