Номинация «Мир»
Трагикомедия в одном действии
Действующие лица:
Дурочка — 41 год
Зэк — 43 года
Тётя Дурочки — 64 года
Голос из радиоприёмника
Наши дни. Небольшой провинциальный городок, где нет никаких культурных объектов, разве что полуразвалившийся Дом культуры, где иногда ещё устраиваются танцы под магнитофон. Обычное захолустное запустение: железнодорожная станция, невдалеке – маленький базарчик, типовые трёх-четырёхэтажные дома, среди которых выделяется парочка современных особняков под разноцветными крышами, чуть дальше от центра – покосившиеся столетние избёнки.
Малогабаритная однокомнатная квартирка в трёхэтажном доме, с бедной мебелью семидесятых годов. В квартире чистота и порядок, на стенах много картин. Между шкафом и сервантом висит гитара.
В квартире Дурочка и Зэк.
ЗЭК. Это… я стесняюсь спросить… ну… ты можешь дать?
ДУРОЧКА. Дам, я же сказала…
ЗЭК. Ну так давай…
ДУРОЧКА. Щас… Ты, наверное, кушать хочешь?
ЗЭК. Ну…
ДУРОЧКА. Так я погрею… Картошка есть… и рыба жареновая… Ещё супа немножко осталось… Будешь?
ЗЭК. Буду.
Дурочка хлопочет на кухне.
Может, ты сразу дашь?
ДУРОЧКА. Покушай сначала.
ЗЭК. Ну, ты дай, а потом я покушаю. Пока всё равно же греется…
ДУРОЧКА. Щас… я ещё помидорки порежу…
Делает салат.
ЗЭК. А то дала бы сразу… Вдруг потом забудем…
ДУРОЧКА. Не, не забудем… Садись… готово уже…
Наливает в тарелку разогретый суп, ставит на стол. Зэк садится, быстро ест. Видно, что он голоден. Дурочка сидит против него, по-бабьи жалостливо смотрит.
Бедный… С утра не ел?
ЗЭК. Угу…
ДУРОЧКА. Ну, кушай, кушай…
ЗЭК (ест). А скока ты дашь?
ДУРОЧКА. А сколько тебе нужно?
ЗЭК. Ну… я не знаю… Мне ваще-то побольше…
ДУРОЧКА. Тысячу?
ЗЭК. М-м-м-м…
ДУРОЧКА. Мало?
ЗЭК. Мне бы… (выпаливает.) Десять!
ДУРОЧКА. Де-е-есять? Я не могу столько… Ну… я могу… но… я не знаю, как объяснить… это очень много… Мне же тоже нужно…
ЗЭК. Ладно, хоть пять дай…
ДУРОЧКА. Одну только могу…
ЗЭК. Ну, полторы-то дай!
ДУРОЧКА. Хорошо. Полторы.
Дурочка подаёт ему второе.
ЗЭК. Щас дашь?
ДУРОЧКА. Да дам, говорю же! Поешь — и дам!
ЗЭК. Ты знаешь, я много лет жил в таком нехорошем доме, там так много было нехороших людей… И кормили очень плохо.
ДУРОЧКА. У тебя жена плохая была? Готовить, что ли, не умела?
ЗЭК. Не, жены там не было… жена раньше была… Давно… Она это… ну, я плохой был… плохо поступал…
ДУРОЧКА. Ой! Ты её обижал?
ЗЭК. Не, ты чё… как те сказать… у меня работа была плохая… она недовольна была… ну, я помогал людям… такая работа…
ДУРОЧКА. Молодец ты… людям всегда нужно помогать, меня мама так учила…
ЗЭК. Помогал людям от лишнего груза освободиться… знаешь, вот человек несёт чё-нить тяжёлое… да оно ему не нужно, а он всё равно несёт… ну, как те объяснить… вот у него ради примера трёхкомнатная квартира… в каждой — по три видика, по три телевизора… зачем ему три видика? Открываешь его шкаф, а там — три кожаные куртки! Зачем три? Зачем ему три кожаные куртки? А ведь у кого-то ваще курток нету кожаных… Ну… вот как-то помогал…
ДУРОЧКА. А что плохого в этой работе? Ты говоришь — плохая…
ЗЭК. Тяжелая. Тяжёлая это работа. Очень тяжёлая работа. Нервная. Берёшь на себя эту тяжесть, этот непосильный груз, несёшь… помогаешь людям. А самому-то тяжело, ты же у кого-то взял, сам несёшь теперь, надрываешься…
ДУРОЧКА. Бедный… Я вот тоже много очень работы беру… Никто не хочет лишневую работу работать… а я беру, делаю…
ЗЭК. Это… я стесняюсь спросить… ты где работаешь?
ДУРОЧКА. В медицине… двадцать лет я уже в медицине… в поликлинике…
ЗЭК. Да-а-а? Ничё себе! Круто! Врач! У нас там тоже, знаешь… в доме том… нехороший дом такой… где я сидел… то есть, жил… там врачиха была… у нас там своя санчасть… такая симпатичная врачиха, молодая… все на неё… ой, что я говорю… ну, нравилась она всем… достойная такая женщина, добрая, лечила нас… и она мне грит — у вас, грит, товарищ, слабое здоровье, надо бы подлечиться, курить, грит, вам не нужно и пить, мол, тоже нежелательно… (Внезапно.) Водка есть у тя?
ДУРОЧКА. Водка? Есть.
ЗЭК. Можешь мне налить стакан?
ДУРОЧКА. Стака-а-а-н?
ЗЭК. Ну, пол-стакана…
Дурочка пожимает плечами, встаёт на табуретку, лезет в шкафчик за бутылкой. Зэк застывает над тарелкой, уставившись в её ягодицы, туго обтянутые узкой юбкой. Она спускается с бутылкой, наливает ему водку.
ДУРОЧКА. Пей.
ЗЭК. А ты? Не поддержишь?
ДУРОЧКА. Я не пью.
ЗЭК. Жалко. А зачем тогда водка в доме?
ДУРОЧКА. Для компрессов.
ЗЭК. А-а-а…
ДУРОЧКА. Второе… давай (подаёт ему тарелку.) Кушай!
ЗЭК. Ага. (Поднимает стакан.) Ну! За знакомство! (Пьёт.)
ДУРОЧКА. На здоровье!
ЗЭК. А ваще прикольно мы с тобой познакомились… Я сижу такой на остановке: девушка, вы не скажете, как доехать до библиотеки? А ты: ну вот, как раз на двенадцатом…
ДУРОЧКА (подхватывает). Э-э-э… четыре остановки, на пятой выйдете… Только она не работает… вам в библиотеку?
ЗЭК. Да, в библиотеку. Страсть, как люблю книжки читать…
ДУРОЧКА. А вы что, приезжий? Библиотека у нас года два как не работает… У кого компы есть, тот с интернета качает… Кто сейчас вообще книжки-то читает? Только школьники… да и то они краткое содержание читают да и всё… попробуй-ка «Войну и мир» одолей…
ЗЭК (глубокомысленно). Да… да…
Дурочка фыркает, оба смеются.
ДУРОЧКА. А потом ты говоришь: не вы телефон посеяли? Я смотрю — мой телефон! Думаю, странно, вроде у меня в заднем кармане был… и не почувствовала даже, как упал…
ЗЭК. Ага! Я смотрю — лежит. Ну, так сразу подумал, что твой!
ДУРОЧКА. А потом ты снова говоришь: опа! А кошелёчек вот этот вот – не ваш?
ЗЭК. Ну да, я ваще сильно удивился… глядь под лавку, а там и кошелёк… где телефон лежал — недалеко от телефона… думаю, странно… чё-то добро, думаю, везде валяется… народ, типа, рассеянный стал, теряет, типа, всё подряд…
ДУРОЧКА. Хорошо, что я тебя встретила! А то без телефона так бы и осталась! Ведь у меня же дорогой телефон! Да и без кошелька! Представь, я как раз зарплату получила… Вот бы на целый месяц без денег бы и осталась… А так — повезло! Нормальный человек нашёл… порядочный… Сейчас знаешь, сколько нечестновых людей везде, просто страшно даже. Вот другой нашёл бы телефон или кошелёк, разве отдал бы? Ты же хороший, я в людях разбираюсь…
ЗЭК. Да чё там… Я всегда людям помогаю… Старушку там через дорогу… Дрова поколоть пенсионеру… Я ж в тимуровском отряде был… всем помогал… Да что кошелёк! У тебя там и денег-то, небось, три копейки было! Кошелёк — фигня! Я вот однажды целый мешок долларов нашёл! И преступников обезвредил! (Вскакивает.) Прикинь, иду раз по бульвару, слышу — позади меня — дын-дын-дын… лаптями кто-то громыхает… и чья-то корма вперёд — шшшух! И мешок такой мимо в кусты — бабах! Я туда… открываю… а там — баксы! Фигова туча баксов! Представляешь! Пачки! Пачки! А сзади — стрельба, топот, крики! Менты! Целый полк ментов! Банк ограбили!
ДУРОЧКА (в ужасе). Кто?! Менты?!
ЗЭК. Да не… Бандиты… Я за ними! Километров двадцать! До соседнего посёлка! Из последних сил уже! Догнал! Вступил в неравную борьбу! Они меня ножом изрезали!
ДУРОЧКА. Ой!
ЗЭК. Да! И я… обливаясь кровью, сумел их победить! Ты не поверишь! В суровой… э-э-э… (Вспоминает трудное слово.) … бескомпромиссной схватке скрутил их, опрокинул на землю! Я был взбешён! Сначала орал как псих, а потом начал пинать их ногами … (Показывает, как пинал.)… ой, что я говорю… я стал объяснять им, как плохо они поступили… (Принимается размеренно ходить по сцене, назидательно подняв указательный палец.) Вы нарушили Уголовный кодекс, который свято чтут все добропорядочные граждане! Вы совершили… ну, это неважно… в общем, никакой адвокат вам не поможет и гореть вам теперь в геенне огненной! Ну, менты прибежали, забрали их, а мне — медаль, конечно… потом… в торжественной обстановке…
ДУРОЧКА. Вот это да! Круто! Это очень круто! Да ты не волнуйся! Успокойся! Может, ты чаю хочешь?
ЗЭК. Ты мне лучше водки ещё налей… А потом можно и чай…
Дурочка, вздохнув, снова наливает водку.
ЗЭК. Ну! Со свиданьицем!
Пьёт. Дурочка сидит против него, подперев щёку рукой.
Эх! Хорошо пошла!
ДУРОЧКА. А ты выпиваешь?
ЗЭК. Я? Нет! Я ваще не пью. Никогда. То есть… по праздникам… Сегодня же праздник, я ж тебя встретил. … А так я больше морожено люблю.
ДУРОЧКА. Правда? И я! Хочешь я тебе куплю?
ЗЭК. Хочу!
ДУРОЧКА. Я сейчас!
Идёт в прихожую, достаёт из сумочки кошелёк, берёт оттуда деньги, кошелёк возвращает в сумочку, накидывает лёгкую куртку, выходит. Зэк с минуту сидит на месте, прислушивается к каблучкам Дурочки на лестничной клетке, воровато оглядывается, как будто в квартире есть кто-то ещё, кто может помешать ему, встаёт, идёт в гостиную, крадучись, подходит к платяному шкафу, изучает его содержимое, в прихожей вынимает из сумочки кошелёк, открывает его, бурчит себе под нос что-то вроде «Ух ты!», закрывает, кладёт на место, возвращается в кухню, выдвигает ящики буфета, вынимает столовое серебро, любуется им, опять как бы про себя говорит вполголоса «Ух ты!», кладёт серебро на место, возвращается к столу, усаживается, берёт хлеб, задумчиво жуёт.
ЗЭК. Овца… ой, бля, овца… (Подходит к окну, смотрит на улицу.) Бежит… Ё-пэ-рэ-сэ-тэ… морожено подгоняет…. как есть овца…
Через минуту Дурочка заходит, радостно улыбаясь. В руках у неё целофановый пакетик с мороженым.
ДУРОЧКА. Ты какое больше любишь, сливочновое или шоколадновое?
ЗЭК. Шоколадное.
ДУРОЧКА. На!
Перемещаются с мороженым из прихожей в гостиную, садятся на диван.
ЗЭК. А я люблю пломбир… Помнишь, в детстве… такие пачки большие были … за сорок восемь копеек…
ДУРОЧКА. А я — эскимо… за одиннадцать копеек… На палочке!
ЗЭК. Теперь уж не то мороженое, что раньше. Приторное какое-то. Но всё равно…
ДУРОЧКА. Мне мама всегда эскимо покупала. Идём мы с ней из детскового сада, она спрашивает: «Что вы, доча, кушали сегодня в садике?» А я «эр» не выговаривала . Я говорю: «Гррречу!» Мама как давай хохотать! А потом говорит: «Хочешь мороженое?» И покупает сразу!
ЗЭК. А мне морожено мама не покупала… и папа не покупал… У меня папы и ваще не было… У меня папа полярник был, он на Северном полюсе погиб, я тада тока родился… (Плачет.) Знаешь, как страшно без отца, тоскливо… ты же сирота… и все это понимают… тебя обидеть каждый дурак может… а ты несмышлёныш, птенец, ты не можешь ваще даже за себя постоять… И ты качаешься тада, мышцы себе качаешь… ну, чтобы сражаться, тебе нужно отпор дать врагам… а кругом враги, они все хотят погубить тя… А отца-то нету, воспитания нету. Это… я стесняюсь спросить: кто научит? Кто скажет: «Сынок так делай, так не делай!» Кто выпорет тя, если накосячил? Кто гвозди научит забивать? (Плачет.)
ДУРОЧКА (испуганно). А мама?
ЗЭК. А чё мама? Мама на работе весь день… в больничке санитаркой… Я сам управляюсь… А папа — полярник. Мама грит: «Ты гордись, сынок, у тя папа — полярник». И всё. И морожено не покупает. А я-то малой… хочу морожено… и мама хочет… Дай, думаю, маме морожено добуду. Ну, пошёл там ночью, открыл киоск… взял… много…
ДУРОЧКА (в ужасе). Как? Без спросу? Разве так можно?
ЗЭК. Да не… я взаймы взял… я там записку даже оставил: типа, заработаю — верну. Не, ты не подумай, они не против были, ничё не сказали… правда, там ночью-то и не было никого… но и утром ничё не сказали…
ДУРОЧКА (успокаиваясь). А-а, тогда ладно, нормально…
ЗЭК. И я маме такой морожено приношу, а она — в слёзы! Гладит меня так по головке и плачет… А я тоже чё-то глаза открыл, нос щипит, мне мамины слёзы на затылок капают… Знаешь, какой у меня стриженый затылок был… вот токусенький волос. (Показывает.) Короткий… и через него — мамины слёзы. А мне её жалко… чё она плачет? Так жалко… и я сам тут опять плачу. (Плачет.) То за батяню плакал… он же полярник… погиб вот на Северном полюсе… а то за маманю… (Плачет, уткнувшись Дурочке головой в плечо.)
ДУРОЧКА. А я тебя пожалею… Не плачь… (Гладит его по макушке.) Не надо плакать. Всё будет хорошо… А сейчас мама твоя где? Надеюсь, она здорова?
ЗЭК. Нет! (Плачет ещё горше.) Нет! Она померла! Я с ней даже не свиделся. Меня там люди недобрые в том доме, помнишь, не отпускали… плохой дом, плохие люди! Заставляли там работу работать… а я же не могу, я же больной… у меня сердце болит… за всех болит, кто в беде… представляешь, стока людей вокруг в беде! И у меня за всех сердце болит! Вот денег нету у человека, вот вдова, вот сирота, вот обижают девочку-подростка! А я за всех, за всех! (Снова утыкается Дурочке в плечо, плачет.)
ДУРОЧКА. Не плачь! Не надо! Мне же тоже всех жалко, у меня тоже сердце за маленьковых людей болит. Ну, не плачь! А то мне тебя тоже жалко! (Целует его в висок и тоже плачет.)
ЗЭК. Правда? (Приободрившись, осторожно пытается обнять Дурочку.)
ДУРОЧКА. Э! Ты что это? (Убирает его руки, отодвигается.) Да ты шалун!
ЗЭК. Мне тя очень жалко стало… правда… ты плачешь, а мне жалко… я не могу, када женщина плачет, у меня сразу это… ну, хочется пожалеть… это… приласкать… Может, я тя приласкаю?
ДУРОЧКА. Нет!
ЗЭК. Ладно, ладно… это я так… просто… пошутил, типа… пойду, наверное, уже… Дашь полторашку? Обещала! А то на дорогу даже нету. В сберкассу завтра зайду и сниму… А! Не сниму. Завтра ж воскресенье. Как же я сниму? В понедельник тока теперь. А щас поздно уже, тебе спать пора, завтра на работу…
ДУРОЧКА. Ты ж сам сказал — воскресенье. Поликлиника-то не работает. Завтра я дома. Выходной.
ЗЭК. Да, точно! Классно! Отдохнёшь! Может, те помочь чё? Может, там гвоздь вбить куда? Ты говори, не стесняйся. Я же умею!
ДУРОЧКА. Ну, давай! Мне картину вот надо повесить. (Вынимает из-за шкафа картину, стирает с неё пыль, передаёт Зэку. Приносит из прихожей молоток и гвозди.) Вот! Ну, куда повесим? Вот сюда давай. (Показывает.)
ЗЭК. Это мы запросто… это нам как два пальца… ой, чё я говорю… я хотел сказать: двумя пальцами берём гвоздь… вот так… другой рукой берём молоток… и… (Бьёт по гвоздю, но промахивается и попадает себе по пальцу.) Ой!! Мать тв…!! Извини, маму вспомнил! А-а-а… (Стонет, баюкая ушибленную руку.)
ДУРОЧКА. Ой, ой, бедненький, дай скорей пожалею! (Дует ему на палец, короткими поцелуями целует ушиб.)
ЗЭК. Пожалей, пожалей, пожалуйста… больно же, больно, ой, как больно…(Пытается обнять её.)
ДУРОЧКА. Э! Ты что это опять?
ЗЭК. Ну так больно же! (Делая вид, что обиделся.) Знаешь, я пойду, наверно. Дай мне полторашку наконец … И пойду я. А то мне надо… в это… как его… в сберкассу, что ли…
ДУРОЧКА. В какую тебе сберкассу? Бог с тобой! Она ж до семи работает!
ЗЭК. А щас?
ДУРОЧКА. А сейчас уже половина восьмого.
ЗЭК. А, ладно… тада в это…
ДУРОЧКА. Не дури, тебе не надо никуда… И домой ты не торопишься. Ты же один живёшь, тебя никто не ждёт… ты где живёшь?
ЗЭК. Я… да я там… на вокзале, на станции в смысле… э-э-э… я хотел сказать: возле станции, на квартире… (Неожиданно.) Это! Я всё стесняюсь спросить… а можно у тебя переночевать? А то у меня там не прибрано…
ДУРОЧКА. Можно конечно! А что там у тебя не прибрано? Хочешь, я тебе приберу?
ЗЭК. Да! Да. Тока не сейчас. Завтра там или послезавтра…
ДУРОЧКА. Ладно. Чаю попьёшь?
ЗЭК. Попью. А это кто на портрете?
ДУРОЧКА. Не узнаёшь?
ЗЭК. Кого?
ДУРОЧКА. А так? (Принимает такую же позу, как на портрете.)
ЗЭК. Ты?
ДУРОЧКА. Ну, конечно! Только это лет двадцать назад.
ЗЭК. Клёво! А кто это замастырил? То есть, я хотел сказать: кто нарисовал?
ДУРОЧКА. Не нарисовал, а написал. Это же портрет маслом!
ЗЭК. Маслом?! (Ковыряет ножом сливочное масло в маслёнке.)
ДУРОЧКА. Ну да, масляными красками… а ты думал, чем?
ЗЭК. Я думал это… в воду которые макать…
ДУРОЧКА. Ну, такие тоже есть, это акварель… а это масло, это папа мой писал… Он вообще-то инженер был, но вот рисовать очень любил, всю жизнь рисовал… осталось вот после него…
ЗЭК. А он где? Умер?
ДУРОЧКА. Да… погиб… вместе с мамой… на машине разбились… (Беззвучно плачет.) Я уже взрослая была, в институте училась. Папа всю жизнь о машине мечтал. Очень хотел машину. А тогда знаешь, как трудно было купить! Это сейчас — пожалуйста! Любую машину можно купить, даже иностранновую… а тогда иностранновых машин вообще не было… Вот он копил долго-долго… а потом купил… старенький такой «Москвич»… и мы в Крым поехали, представляешь, — в Крым! В Ялту! На своей машине! И приехали! А там — море! И виноград! А я винограда никогда в жизни не видела! Мне мама говорит: это, доча, виноград, сладкая такая ягода… И там песок! И галька! И пальмы! Ты представляешь — пальмы! Это сказка! Мы там домик снимали. Сад, виноградник, беседка. Хозяева нам — арбуз, сливы, опять же — виноград! Счастье! Столько счастья там было! Мы на закате купаться ходили. Там такой закат! Такое солнце алое… прямо в море садилось… А мы — купаемся! Вода тёплая-тёплая… и мы прямо по красной солнечной дорожке… мама, папа, я… А потом красная солнечная дорожка по всему морю разлилась… кругом красное, без края… глаза заливает, ничего не видно (Плачет.) Кровь! Везде кровь! Ничего нету вокруг, только кровь! Знаешь, сначала тёплый такой ветерок… я сзади сидела, а мамины волосы развевались от ветра… окна в машине открыты, и мы летим! Тёплый ветер, музыка из транзистора… папа подпевает… вдруг бах! Знаешь, я и не видела ничего, я же сзади сидела… Сильный такой удар и всё такое замедленное стало… и кровь… занавес как-будто перед глазами опустился… красный занавес, плотный-плотный… и потом — боль, какая-то странная такая боль… во всём организме… И всё… И нету родителей… Сирота… Одна на всём белом свете… (Плачет.)
ЗЭК. Ну, ладно, ладно… не надо плакать… (Кладёт её голову себе на грудь, гладит по волосам.) Не плачь… (Сам шмыгает носом.) Одни мы с тобой на этом свете… сиротинушки мы с тобой горемычные…
ДУРОЧКА (плачет в голос, как обиженный ребёнок). Горемычновые…. Никого-то нету у нас с тобой…. Сиротинушки-и-и…
ЗЭК. Ну, всё, всё… Зачем ты плачешь? Это же давно уже было…
ДУРОЧКА (обиженно). Да-а… а маму всё равно жалко… и папу… А мне-то голову разбило… знаешь, как больно было? Ведь я в институте училась, а потом бросить пришлось… головные боли… и понимать что-то перестала… Я на философском училась, в Москве… Знаешь, диплом уже писала… по Хайдеггеру… Знаешь?
ЗЭК. Конечно. Ну, как же!
ДУРОЧКА. А на втором курсе я очень Платоном увлекалась. Дуализм! Душа отдельно, тело отдельно! Мне с моим атеизмом нелегко было это понимать, но потом я прониклась… представляешь: душа! Она бессмертна! Тело погибает, оболочка наша внешняя погибает. А душа остаётся жить вечно! Представляешь, она вечно живёт! Платон так считал. Знаешь Платона?
ЗЭК. Да-а-а… Сидорчука? Конечно…Он чифирёк клёвый такой заваривал…
ДУРОЧКА. Мне диалог «Федон» очень нравился… четыре аргумента в пользу бессмертия души!
ЗЭК. А мы знаешь как? Я ему говорю, Платону-то: чё ты экономишь? Ежели хочешь нормальный чифирёк, надо целую пачку класть, чё ты половинишь-то? Он говорит: шустряк, а завтра чем будем чифирить?
ДУРОЧКА. Я когда ещё поступала, вообще многим увлекалась… Аристотель! Катарсис! Силлогистика! У меня такая каша в голове была! Пифагорейцы, элеаты, софисты… Мегарская школа! А римская философия! Как я любила стоиков! С Цицероном не могла расстаться, с Сенекой! А потом вообще с ума сошла! Кант, Гегель, Кьеркегор! Сартр, Фуко!
ЗЭК. Да ты успокойся…
ДУРОЧКА. Конечно, конечно… А душа-то бессмертна… И папа, и мама… они же со мной… У меня в голове тогда что-то случилось… Я долго по больницам скиталась… Мне руки-ноги собрали, а вот с головой что-то… Учиться не могла уже. Работать тоже как-то не могла… Мне инвалидность дали… Ты знаешь, я ведь инвалид… тебя это не смущает? Ты мне очень нравишься… добрый, заботливый… но я инвалид… тебе скучно будет со мной… Потом тётка, мамина сестра, опекунство надо мной оформила. И в поликлинику устроила… я уже двадцать лет в медицине… уборщицей работаю… в поликлинике… Коридоры мою… кабинеты… туалеты… У меня зарплата хорошая. Меня уважают. Мне главврач так и говорит: ты, говорит, у нас самый уважаемый работник, столько лет работаешь и ни одного замечания! Я же безотказная, всем помогаю… могу с ребёнком посидеть, денег взаймы дать… правда, не все возвращают… я и к больным хожу, ну, кто лежачий, не может там встать или что… я приду, суп сварю, хлеба принесу… Меня любят, да… Меня знаешь, как любят? Мне мужчины вообще прохода не дают. Но я пока не полюблю — ни-ни… Из-за меня подрались даже однажды… У меня такие мужчины были! Я просто нравлюсь всем. Я же хозяйственная, красивая… Правда же, я красивая?
ЗЭК. Да, да… очень красивая…
ДУРОЧКА. А фигурка у меня… смотри! (Вертится перед ним.) С такой фигуркой я могу что хочешь! Могу даже моделью работать! А что? Меня звал один. Хочешь, говорит, я тебя в модельное агентство устрою? По подиуму будешь рассекать. В глянцевых журналах фотографии твои … Даже без одежды можно… у меня есть, что показать… Он меня снимал… в голом виде, представляешь? В журналах, говорит, нужно показать… Всю меня обснимал, с ног до головы… Хорошие фотки получились… Правда, я стеснительная очень… Не знаю, как бы я там снималась… при всех… Но зато он деньги хорошие обещал. Впрочем, у меня и сейчас зарплата неплохая. Я что хочешь купить могу. Я своим мужчинам всё покупала! Знаешь, как меня любили! Но я — никому без любви! Даже целовать не давала… не то что ещё что-нибудь… Но если уж полюблю… Я быстро влюблялась… я вообще-то влюбчивая… Если мужчина ласковый, так я сразу влюбляюсь. Мне нравятся ласковые мужчины. А один очень был ласковый, очень… Лежим мы с ним, знаешь, рядышком… вот так… (Показывает.) И он гладит меня… Сначала по головке гладит, потом по плечам… потом по груди… потом…
ЗЭК (хрипло). А ты? (Кашляет.) Я это… вот стесняюсь как-то спросить: а ты что?
ДУРОЧКА. Я? Млею… Я уж если полюблю, так полюблю… И вот я его очень полюбила… очень… (Неожиданно.) Он мне ребёнка сделал!
ЗЭК (снова кашляет, как будто поперхнувшись). Как?
ДУРОЧКА. Ты что маленький? Как детей делают? Любовь! Понимаешь, это когда двое любят друг друга… как тебе объяснить? Я не знаю!
ЗЭК. Не, я-то знаю… приходилось… (Пауза.) Правда, уже давно что-то уже не приходилось… Я ж, знаешь… в том доме как-то не до того было… там и баб-то, ой, что я говорю… в смысле, женщин — не было. Тока врачиха одна… и всё… Ну, с ней там детей уж никак… Я у начальника отпрошусь… ну, чтобы к ней-то… прихожу, значит, такой… говорю: это… я как-то стесняюсь спросить… нельзя ли пирамидону? А у тебя – прям любовь! Здорово-то как!
ДУРОЧКА. Ага! Я его так любила! А он лётчик! Представляешь? И разбился! Я прихожу к нему на работу, на аэродром… а там мужики на лётновом поле… я их позвала, говорю: а где Федя? Они говорят — разбился! Он же испытатель был, самолёты испытывал… Вот они говорят — разбился… и чего-то улыбаются так в кулачки. Я говорю: вы что улыбаетесь? Это же горе… Я его так любила… ребёнок у меня от него… восемь недель, через полгода с чем-то уже родится… Это мы тебе, говорят они, улыбаемся, рады видеть тебя… А по Феде скорбим… жалко нам Федю… ну, разбился, судьба, знать такая… И тебя, говорят, жалко… ты приходи, говорят, к нам, мы тебя жалеть будем… А ребёнка усыновим! Да! Сын полка будет! Хорошие люди, добрые, отзывчивые… Я пошла домой, плакала очень… так жалко было Федю! А тётка приходит, опекунша моя, видит, я плачу, ну, и выпытала всё… Говорит — ах, деточка, ах, деточка… И тоже со мной как давай плакать! А потом к врачу повела… И всё! И нету ребёнка! (Рыдает, закрыв лицо ладонями.) Ещё больно очень было! Когда наркоз отошёл, знаешь, как больно было! (Снова рыдает.)
ЗЭК. Ну, ладно, ладно… (Желая отвлечь её, достаёт из кармана какие-то бумажки). А смотри, что у меня есть!
ДУРОЧКА. Что это?
ЗЭК (торжественно). Пальма-де-Майорка! (Раскрывает несколько помятых открыток.) Во, смотри!
ДУРОЧКА. Пальма-де-Мальорка! Грамотей! Ты где учился?
ЗЭК. Ну, Мальорка, какая разница! С детства её обожаю. Мечтаю о ней. Хочу там поселиться!
ДУРОЧКА. Да ты что! Правда?
ЗЭК. Я всё про неё прочитал! Смотри: вот это собор… это, как его… кафедральный… Прикинь, восемьсот лет ему! Церковь… смотри, вот написано (Переворачивает открытку.)… э-э-э… «готическая церковь Святого Франциска»… Смотри! (Переворачивает другую открытку.) «Часовня с украшениями в стиле ренессанс и барокко»…
ДУРОЧКА. О, ты в архитектуре разбираешься!
ЗЭК (увлечённо). Ага! Глянь, чё тут ещё! Королевский дворец Альмудена! Крепость Бельвер!
ДУРОЧКА. Ух, ты! Здорово! А я за границей ни разу не была… Я вообще нигде не была… только в Ялте (Поникшим голосом.) Один раз…
ЗЭК. Дык… мы с тобой везде побываем… а на Пальме — обязательно! Мечты должны сбываться!
ДУРОЧКА. А у тебя деньги есть? Это дорого всё…
ЗЭК. Э, у меня полно бабла, в натуре… То есть, я хотел сказать… у меня есть деньги действительно, на самом деле…
ДУРОЧКА. Правда?
ЗЭК. Конечно! Я же, это… разведчик! Я везде почти бывал. На Пальме вот тока не был… Мечта детства! Не довелось… Но побываю! Обязательно побываю! Меня туда президентом скоро назначат! Есть такое мнение (Понижает голос.)… назначить меня туда президентом… ты знаешь, я вот никому не говорю, а тебе скажу… потому что ты реальная такая… короче, есть такое мировое правительство, оно назначает президентов там, премьер-министров, канцлеров, королей разных… ну, в Ватикан, само собой… У нас вот, например, и президент, и премьер — оттуда назначены… да… те назначают, а эти им потом башляют… ну, и мнение такое там… я же очень известный… меня везде знают… я авторитетный… мнение такое, чтобы меня назначить президентом Пальмы… И мы с тобой — туда… Ты знаешь, я жениться на тебе хочу!
ДУРОЧКА. Правда?
ЗЭК. Конечно! Выйдешь за меня? Те со мной клёво будет, отвечаю! Я тя защищать буду… Если кто обидит, ты мне сразу говори, замочу, фамилию не спрошу! Прикинь, меня кум боялся! Пусть попробуют тока подойти! Я всё прошёл! Я на войне был! Я ваще на всех войнах был! Хочешь, я песню те про войну спою? (Снимает со стены гитару, поёт.)
Всего лишь час дают на артобстрел,
Всего лишь час пехоте передышка,
Всего лишь час до самых главных дел:
Кому — до ордена, ну, а кому — до вышки.
ДУРОЧКА. Ух ты… Классно! Слушай, ты так здорово поёшь! А давай потанцуем… ты, наверное, и танцуешь хорошо?
ЗЭК. Да не… Это я как раз не очень!
ДУРОЧКА. Ой, ну давай! Пожалуйста! Я так люблю танцевать. Ты же умеешь!
Включает магнитофон. Звучит романс «Колокольчик». Свет убывает. Зэк и Дурочка медленно кружатся в танце. Потом, запыхавшись, садятся.
ДУРОЧКА. Как хорошо, как хорошо…
ЗЭК. Да… здорово… Слушай, а песня тебе понравилась?
ДУРОЧКА. А то! Ещё как!
ЗЭК. А ведь это моя песня, я сам её сочинил!
ДУРОЧКА (озадаченно). Так это вроде — Высоцкого…
ЗЭК. Ну да! Всё правильно. Откуда ты знаешь?
ДУРОЧКА. Ну как? Это все знают.
ЗЭК. Да! Так это ж я!
ДУРОЧКА. Как это?
ЗЭК. Ну, смотри! (Понижает голос). Тока это государственная тайна.
ДУРОЧКА. Могила!
ЗЭК. Смотри! Вот эти песни — раз! Потом кино — два! И театр — три! И всё такое… А потом — пластическая операция. Я ж разведчик! Я — сначала песни, а потом — пластическая операция! И меня сразу, как ферзя на шахматной доске, — р-раз! (Делает энергичный жест рукой.) В сердце мирового капитализма! В Америку! И я там промышленным шпионажем… атомные секреты добывал!
ДУРОЧКА. Слушай, атомные секреты, это же давно… Это же ещё когда Курчатов…
ЗЭК. А ты думаешь, щас атомные секреты не нужны? Ой, да что тебе говорить… Я и так уже стока разболтал…
ДУРОЧКА. Да не, не… нормально… конечно, сейчас атомные секреты тоже нужны…
ЗЭК. Ну, да… И вот я в сердце мирового капитализма… (Неожиданно.) А тебе песня правда понравилась?
ДУРОЧКА. Да, очень… я даже не знала, что это ты написал…
ЗЭК. Это я с натуры написал… Я же на той войне до самого Берлина дошёл… до полковника дослужился, представляешь… И мне Героя Советского Союза прямо там, в Берлине — р-раз! Знаешь за что?
ДУРОЧКА (в изумлении). За что?
ЗЭК. Видела знамя над рейхстагом?
ДУРОЧКА. Видела…
ЗЭК. Так это я!
ДУРОЧКА (в ещё большем изумлении). Ты?! Знамя водрузил?!
ЗЭК. Я! Сквозь град пуль, осколков, уворачиваясь от пролетающих снарядов, по разбитым лестничным маршам шёл я к куполу рейхстага и бережно нёс в руках свою святыню! В самом конце пути шальной вражеский осколок попал мне в голову и у меня начал вытекать мозг… вот пощупай, какой шрам на голове (Показывает.)…Но я героическими усилиями собрал в кулак всю свою волю, всю свою любовь к отчизне и продолжил свой путь! Я дошёл и выполнил приказ командования!.. Я стоял, гордо выпрямившись, и смотрел, как реет на ветру наше красное знамя! И мне Героя — прямо там!..
ДУРОЧКА (с восхищением). Ничего себе! Поразительно! Ты же человек-легенда! Про тебя книги писать надо!
ЗЭК. Нельзя… я же засекречен!
ДУРОЧКА. А-а… жалко… Я так горжусь тобой! Ты — мой герой! (Вдруг задумавшись.) Слушай… А вроде там Егоров был и этот… как его… Кантария?
ЗЭК. Ну… правильно… Откуда ты знаешь? Они ж меня прикрывали… А я-то — засекречен! Ой, да что там! У меня и покруче подвиги были! Я в сорок третьем покушение на Гитлера готовил! Ты не поверишь! Смотрела про Штирлица? Вот я служил в этом… как его… ну, в общем, неважно, всё равно это засекречено… короче, я штурмбанфюрер и меня этот… Борман приглашает на совещание в бункер… Все высшие офицеры… прикинь… э-э-э… (Пауза.)… а, Мюллер и этот ещё…. Геринг, что ли?.. да, Геринг! Вот все высшие офицеры… и я пришёл такой с чемоданчиком… а там — что? Догадайся с третьего раза!
ДУРОЧКА. Взрывчатка?
ЗЭК. Да! Откуда ты знаешь? С первого раза догадалась! Взрывное устройство, бомба! Сам сделал! Долгими зимними вечерами. Перед камином. Пришёл и раз так его под стол! А сам ноги делать… ну, линять, значит… Тока отошёл, там ка-а-а-к ёб… ой, что я говорю… это… ка-а-а-к бабахнет! Всё засыпало, всех почти убило… Гитлера, падлу, правда, не убило, но ему руку и ногу оторвало…
ДУРОЧКА (хватаясь за щёки обеими руками). Мамочки мои! Ужас! (Внезапно задумавшись.) Так он вроде потом с руками был…
ЗЭК. Пришили! Там медицина хорошая была! У немцев и полевая хирургия классная. У них ваще много чего хорошего было! И вооружение, и стратегия. Я это… между прочим, своему командованию сообщал… а они меня затребовали в страну… приказали вернуться… и арестовали!
ДУРОЧКА (в ужасе). За что?
ЗЭК. За преклонение перед врагом! Перед его военной мощью. Ты не поверишь! Я следователю говорю: тем ценнее и весомее победы нашего народа! А они мне раз — и четвертак! И по рогам! И всё! (Перебирает струны гитары.) «По тундре, по железной доро-о-оге…» А там — блатари, воры в законе! Прикинь! Наехать хотели! Я им грю: ну, чё, люди, хорош в трусы курить! Они раз такие все сразу и завяли! И языки свои поганые сразу в жо… ой, что я говорю… это… я хотел сказать… никуда не засунули, а просто… в общем, замолчали… А потом меня так зауважали… я же справедливый… короче, я в авторитете и думаю: надо бы восстание поднять, а то кормят плохо… И всё! И поднял! Разгромили там всё на х… ой, извини… я какие-то грубые слова вспомнил… я хотел сказать: разгромили там всё на «хорошо», то есть на «четвёрку» по пятибалльной системе… почему не на «пятёрку»? Да потому что вышки не смогли уронить! А вот если б уронили… вот тогда было бы на «пятёрку»! Да это не важно! Главно дело, я восстание поднял! Всех освободил! Там же все невинные сидели! В основном правозащитники… ну, там Сахаров… этот ещё, как его… Солженицын! Александр Исаич! Мы его так и звали там все — Исаич! Хороший мужик такой! С бородой, приколись! (Пауза.) Слушай, я вот всё стесняюсь спросить… те, наверно, скучно со мной?
ДУРОЧКА. Не, ты что! Совсем не скучно… наоборот… ты, оказывается, такой крутой…
ЗЭК. Да это ерунда! Я ещё в таких передрягах был! Скока раз на волосок от смерти! Скока раз пули мимо пролетали! А скока раз попадали! Я ведь ещё и на афганской… ага! Духов там мочил… Забегаю к ним в землянку: хенде хох, моджахеды грёба… ой, что я говорю… в общем, вражеские… а они все сразу на колени да как давай в истерике биться! Ой, ой, шурави! Тока не убивай, тока не убивай! Ну, я их в плен, конечно, я ж не зверь какой… Меня там знаешь, скока раз поранили? Я однова даже на дзот грудью лёг! Мы в атаку шли, а духи из дзота поливали. Мы один раз подымаемся, они нас косят, мы другой раз подымаемся, они нас снова косят, мы третий раз подымаемся, а они опять! Я не выдержал, думаю, ну вас на х… ой!.. думаю, ну вас я на худой конец сам как-нибудь усмирю… зашёл им в тыл и сверху на дзот прямо грудью! Р-р-раз!
ДУРОЧКА. Ой!
ЗЭК. Вот так вот! Закрыл им точку! Мои ребята в атаку поднялись и всё! Сровняли их с лицом земли! А меня подобрали и на вертушку — в госпиталь! Ну, там пули вынули, зашили всё и я опять в строю! Шрамы тока остались. Хочешь, покажу?
ДУРОЧКА (ошарашена услышанным). Покажи…
Зэк снимает рубашку, показывает шрамы на спине, на груди. Его тело покрыто татуировками: купола, решётки, паутина, извивающяяся змея, обнажённая женщина, оскаленная пасть тигра, кинжал, факел и благословляющий Христос.
ЗЭК. Смотри! Вот, вот и вот! И ещё вот тут!
ДУРОЧКА. Ой! Бедненький! Мне тебя так жалко! А зачем эти картинки?
ЗЭК. Ты не поверишь!
ДУРОЧКА. Почему? Я поверю!
ЗЭК. Это послание инопланетянам.
ДУРОЧКА (в изумлении). Ка-а-ак?
ЗЭК. Да! Я участвовал в секретной программе по освоению Альфа Центавры. Меня запускали в космос. Сначала я сдавал кандидатский минимум в Институте медико-биологических проблем. В Москве. Ну, а потом уж Звёздный городок и…
ДУРОЧКА. Ты? Был? В космосе?
ЗЭК. Ну, да… а чё такого? Тут нет ничё необычайного, щас все летают. Я же засекреченный и знаниями обладаю специальными, я ведь сначала в этом учился… как его… ну, ты знаешь, институт такой самый главный…
ДУРОЧКА. В МГУ?
ЗЭК. Да не… за границей… Как же его?
ДУРОЧКА. Кембридж?
ЗЭК. Да, в Кембридже… Откуда ты знаешь? А потом ещё в этом… ну, ты тоже знаешь…
ДУРОЧКА. Гарвард?
ЗЭК. Точно! В Гарварде! Курс космических технологий… Очень долго готовили. А потом запустили!
ДУРОЧКА. А картинки?
ЗЭК. Ну, ты сама подумай, они русский язык понимают? Нет. Английский понимают? Нет. И китайский не понимают. Они наши языки вообще не понимают. Мы ж Земля! А они — Альфа Центавра! Вот мне картинки и набили… чтобы с ними в контакт вступить… Позырь: церковь — это мы сообщаем, что православные, паутина — это значит, что мир наполнен злом, но рядом… смотри: кинжал! Мы боремся со злом! А вот факел: это факел знаний, мы освещаем мир, выводим его из темноты!
ДУРОЧКА. А тигр зачем?
ЗЭК. Ну как? Мы ж должны им рассказать о нашей флоре!
ДУРОЧКА. Фауне?
ЗЭК. Да, фауне!
ДУРОЧКА. А женщина голая зачем?
ЗЭК. Ну, ты, мать, меня удивляешь! А как мы им сообщим, кто у нас воспроизводит население? Они-то там, на Альфе… ты не поверишь…
ДУРОЧКА. Что?
ЗЭК. Ты представляешь… они там размножаются… я даже сказать стесняюсь…
ДУРОЧКА. Ну, ничего, скажи.
ЗЭК. Ага… они там размножаются… ужас ваще… почкованием!
ДУРОЧКА. Как это?
ЗЭК. Да так! (Зло.) Ваще без контакта! Вот мы как? Мы подходим (Подходит.), обнимаем (Обнимает.), целуем (Целует.)… потом это… (Преодолевает себя и порывисто отходит.)… а у них просто — раз, и отпочковался сам собой… (С досадой.) Никакого кайфа!
ДУРОЧКА. Ой, бедные…
ЗЭК. Ещё бы… Ну, вот… И я с ними… Мрак у них там, короче… Эксплуатации много… Они, типа, высокоразвитые, а вот в моральном плане — очень отсталые… Вывели расу гуманоидов-уборщиков и эксплуатируют их… Мне это обидно стало, я их там быстро сагитировал, сколотил группу отрицалова и шандец! Ой! Что я говорю? Я хотел сказать — конец! Конец всему! Извини, пожалуйста… Я им, короче, – революцию р-раз! Да здравствует пролетариат гуманоидов! Захватить почту, телеграф, телефон! Блокировать вокзалы и мосты! Эксплуататоров трудового народа — на четвереньки и опустить! Ой! В смысле опустить в подземные тюрьмы! В общем, сделал революцию и — домой! Прилетаю, а тут газеты, радио, телевидение! Все меня хотят, всем интервью дай! На ток-шоу разные приглашают, Малахов пробился еле-еле, орёт на весь Байконур – пропустите программу «Пусть говорят», пропустите программу «Пусть говорят»! А тут ещё этот… как его… фамилия такая, хрен запомнишь… ой, опять я! Трудно запомнить, я хотел сказать… во! Познер! Ага, Познер! Можно, грит, у вас интервью? А потом ещё… (Щёлкает пальцами, пытаясь вспомнить.) Ваня, Ваня…
ДУРОЧКА. Ургант?
ЗЭК. Да! Ургант! Откуда ты знаешь? Можно вас, грит, на минуточку? И продюсеры со всех сторон! Толпой! Представляешь? Мы такой фильм залудим! Блок-мастер! Э-э-э… Клястер? Блястер? Ай… неважно! Орут все, как ненормальные! Восстание рабов на Альфа-Центавре! «Аэлита» отдыхает! (Неожиданно.) Чё такое «Аэлита»?
ДУРОЧКА. Это чего-то там на Марсе…
ЗЭК. А-а… Ну вот – отдыхает! У вас — главная роль! Миронов, Машков — в эпизодах! Хабенский — тоже в эпизодах! Алла Пугачёва — в ма-а-аленьком эпизоде! Меньшиков, Олежка — ваще голос за кадром! Я всех в кино знаю! Тарковский! Этот… «Броненосец «Потёмкин»! А! Михалков! И Кончаловский ещё! Всех знаю! Во всех сериалах снимался! В «Обручальном кольце»… в «Рабыне Изауре»! (Задумывается на мгновенье.) В «Санта-Барбаре»!
Дурочка смотрит на него с восхищением, подходит, обнимает, кладёт голову ему на плечо.
ДУРОЧКА. Ты такой… такой… ты самый лучший…
ЗЭК (утомлённо, по инерции). Я везде бывал… На БАМе, на целине… (Обнимает Дурочку.) Я даже на гражданской войне был… Ага… А потом ещё с Че Геварой… в Парагвае, кажется…
ДУРОЧКА. Тшшш… Тихо, мой дорогой, тихо… Успокойся…
ЗЭК (затихает). Ага… Везде был… Тока на Пальме не был… Мечта детства… Меня туда президентом — скоро… Мировое правительство… Самым главным буду… А знаешь, туда ведь холостым нельзя… (Вдруг хватается за голову.) Я же холостой! Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Чё делать-то? (Внезапно.) Выйдешь за меня замуж?
ДУРОЧКА (вздрагивает). Замуж? Но ведь это ж любить надо… чтобы замуж…
ЗЭК. А ты… разве не любишь?
ДУРОЧКА. Ты такой хороший… знаменитый такой… ты ласковый очень… Я хороших людей сразу чувствую… Но ведь я тебе не ровня… Я кто? Просто… двадцать лет в медицине… рядовой человек…
ЗЭК. Нет, нет… ты не рядовой… ты генерал, ты маршал… Ты генерал чувств, маршал любви… ты понимаешь душу… ты слышишь сердце…
ДУРОЧКА (плачет). Тебе другую жену надо… знаменитую… богатую… не то что я…
ЗЭК (горячо). Нет, нет, я тебя люблю… ты самая лучшая, самая добрая, ты же всем — всегда… Без таких, как ты, мир не стоит… на всём белом свете — ты самая хорошая… я сразу в тебя влюбился! Выходи за меня замуж!
ДУРОЧКА. Хорошо… я согласна!
ЗЭК (поспешно). Давай спать!
ДУРОЧКА. Так вроде рано ещё. Лучше расскажи что-нибудь… про Че Гевару… нет, про Малахова!
ЗЭК (вяло). Ну… Малахов… прикольный такой, улыбается всё время… Я пришёл, он грит: ну, чё, брат? Устал, небось, от славы? Я грю: да не, нормалёк… ваще как-то не устал… Может, грит, по пиву вмажем? У меня, мол, и таранька есть… Я грю: ну, что ж, отчего не вмазать… таранька тем более… Сидим… зрители там, вопросы какие-то… а мы выпиваем… свойский парень такой… Андрюха… пивасик уважает… (Неожиданно). Давай спать уже!
ДУРОЧКА. Ну, подожди, а… пожалуйста… Так интересно ты рассказываешь… А мы когда с тобой на Пальму де Мальорку? Сразу?
ЗЭК (вяло). Ну, не сразу… ещё дела есть… вот премию Нобелевскую надо получить… недавно присудили…
ДУРОЧКА. Правда?
ЗЭК. А ты разве не читала в газетах? Даже по телевизору было…Я думал, ты знаешь… Да… Так что сначала в Швейцарию поедем…
ДУРОЧКА. Вроде — в Швецию?
ЗЭК. Да? А, точно, в Швецию. Откуда ты знаешь?
ДУРОЧКА. Да слышала где-то…
ЗЭК. Ну, вот… Я тебя со шведским королём познакомлю… Потусим там у них…
ДУРОЧКА. Здорово!
ЗЭК. А потом уж на Пальму!
ДУРОЧКА. Здорово!
ЗЭК. Давай спать!
ДУРОЧКА. Ну, давай… Я вот тут, значит, на полу лягу, а ты — на моём диване.
ЗЭК. Не, ты чё… Как это ты на полу? Я — на полу, а ты — на своём диване.
ДУРОЧКА. Никак нельзя. Ты же гость.
ЗЭК. Разве я гость? Я твой любимый человек. И нельзя, чтобы девушка на полу спала. (Робко.) Может, вместе на диване ляжем?
ДУРОЧКА. Ты что? С ума сошёл? До свадьбы нельзя…
ЗЭК. Ты ж говорила вроде, если полюбишь…
ДУРОЧКА. Я полюбила, да… Но я хочу в своих чувствах удостовериться… Дай мне время… пожалуйста… дорогой мой…
ЗЭК (уныло). Да, да… конечно… Тока я всё-таки на полу… ведь ты дама… Дама не может на полу…
ДУРОЧКА. Ну, хорошо.
Стелит ему постель на полу, себе на диване, уходит в ванную комнату. Слышен звук льющейся воды. Зэк внимательно оглядывает квартиру, подходит то к шкафу, то к телевизору, снова открывает ящик серванта, снова вынимает столовое серебро, любуется им, кладёт обратно.
ЗЭК. Ой, бля… ну и овца… как есть овца… вот чё с ней теперь делать? Хоть бы дала, я бы и ушёл спокойно… А теперь чё?
ДУРОЧКА (из ванной комнаты). Что, милый? Плохо слышно…
ЗЭК (себе под нос). Да ничё… (Громче, в сторону ванной комнаты.) Ничё, дорогая. Это я сам с собой… (Снова себе под нос, напевая.) Тихо сам с собою, тихо сам с собою я веду бес-е-е-еду-у… Сам на сам… Вот овца! Включила динаму и чё теперь? Тихо сам с собою? Под одеялком?.. (Пауза.) А ложки клёвые у неё… (Пауза.) Ну, и чё? Зато сыт… тепло, светло и мухи не кусают… Всё лучше, чем на улице. А куда идти-то? Всё равно некуда. На станции ночевать, на автовокзале? Ментозавры ещё загребут… показывай им потом справку об освобождении. Возьмут на общественно-полезные работы… сортир в ментуре драить. Нафиг надо… С парашей всю ночь обниматься…
Включает телевизор, рассеянно смотрит. Дурочка выходит из ванной комнаты, проскальзывает за его спиной к дивану, быстро запрыгивает под одеяло.
ДУРОЧКА. Иди в душ! Я тебе там полотенце чистое повесила.
Зэк идёт в ванную комнату, открывает воду. Через некоторое время слышен грохот, проклятия. Дурочка испуганно садится в постели. Чертыхаясь, Зэк выходит из ванной.
ЗЭК. Тазик! Тазик, ё-пэ-рэ-сэ-тэ! На голову упал! Со стены… у тебя гвоздь в стене еле держался… Прямо по башке тазиком! Смотри, кровь пошла! Прямо фонтаном бьёт! Ой! Больно очень! Наверное, мозг опять вытекает!
Подходит к дивану, наклоняет голову.
ДУРОЧКА. Мамочки мои! Кровь! Ой!
Вскакивает с постели, бежит к аптечке, достаёт вату, йод, начинает обрабатывать рану.
ЗЭК. Ай! Больно! Не дай бог, мозг повредищь! Как я тогда на Пальму? Кто меня тогда президентом возьмёт? (Успокаивается.) Пожалей теперь…
ДУРОЧКА. Как?
ЗЭК. Ну, погладь, приласкай… ты что, маленькая?
ДУРОЧКА. Ну ты хитрюга! А ну-ка, марш в душ!
Зэк, вздохнув, уходит. Снова слышен шум льющейся воды.
ДУРОЧКА (садится в постели). Милый… как он меня нашёл? Ведь так трудно сейчас хорошему человеку с хорошим человеком встретиться. Годами люди друг друга ищут… А этот — нашёл… Прямо как принц на белом коне… Коня, правда, нет… Ну, зато у него машина наверняка… большая… белая… Джип, наверно… или как там… «тойота»… А богатый… (Прикладывает ладошку к щеке, покачивает головой.) Я представляю, сколько ему за космос отваляли… А-а… Герой Советского Союза! Он, наверное, в высоком чине, полковник, скорей всего… А может, генерал? Ай-я-яй… Ну, я даю… вчера ещё никого не было… а сегодня — такой человек! Какой замечательный человек! Телефон мой нашёл! Не прикарманил, отдал… И кошелёк! Честный… благородный… а красивый какой…
Шум воды прекращается, Зэк выходит из ванной комнаты в трусах, видно, что ноги у него тоже в татуировках. Ложится на своё место. Свет уменьшается, только в изголовье дивана горит старомодный торшер.
ДУРОЧКА. Ты знаешь, я тебя так давно ждала…
ЗЭК (энергично приподымаясь и откидывая одеяло). Чё ж сразу не сказала…
ДУРОЧКА (испуганно). Нет! Не в этом смысле!
Зэк снова ложится, вздыхает.
ЗЭК. А я думал — в этом… У меня ведь и голова ещё болит…
ДУРОЧКА. Ничего, пройдёт… На хороших людях всегда всё быстро заживает. У собачки пускай болит, у кошечки пускай болит, у… слоника пускай болит… а у моего дорогого, любимого пускай не болит… Знаешь, мне мама так всегда говорила: у собачки пусть болит, а у дочурки моей пусть ничего не болит… и на ушибленный пальчик дула… А папа учил меня ничего не бояться. Я даже с мальчишками во дворе дралась…
ЗЭК. И я тоже дрался… о, я сильно дрался… я во дворе всегда до крови … меня вся шпана окрестная боялась…
ДУРОЧКА. Папа меня многому в жизни научил… он меня научил всегда за справедливость стоять… и себя в обиду не давать… он думал, что мальчик у нашей мамы родится, а родилась я… А он мне солдатиков заранее купил, представляешь… Я когда подросла, вечерами в солдатиков играла…
ЗЭК. А у меня не было солдатиков… У меня ваще игрушек не было… У меня только медведь один… с оторванным ухом… и поролон из него… на спине вот такая дыра, прикинь… (Грустно.) У меня даже одежды нормальной не было… всё обноски какие-то… мама денег мало получала… А зимой я в тонком пальтишке ходил… и в кепарике… и обувь у меня хлюпала… я всегда замерзал зимой, мне всегда холодно было… Ты знаешь, мне и сейчас холодно… Очень холодно… (Пауза.) Давай это… вместе… те, наверное, тоже холодно… мы обнимемся и будет тепло… Те холодно щас? Те одиноко? Можно мне рядом с тобой? Я приду и обниму… крепко-крепко… Можно?
ДУРОЧКА (тихо). Можно.
Зэк поднимается, идёт к дивану, ложится рядом с Дурочкой, обнимает её. Они лежат несколько мгновений под одеялом. Тихая музыка. Затемнение.
Утро. Та же комната. В окно пробивается рассветное солнце. Дурочка в полусонном состоянии и с закрытыми глазами шарит по постели, пытаясь найти Зэка. Не находит, садится, с трудом соображая спросонья. Встаёт, идёт в направлении кухни, пересекая комнату, на ходу включает радио.
ГОЛОС ИЗ РАДИОПРИЁМНИКА. … и вот идут они по тёмному лесу, Маша песенку напевает, а Дружок через кустики перепрыгивает. Раз прыгнул, два прыгнул да и думает: «А ну как спрячусь от Маши?» Взял да и спрятался… А Маша идёт дальше как ни в чём не бывало. Дружок сидел, сидел за кустиком, глядь, а Маши-то и нету, — далеко ушла. Вот идёт она и замечает вдруг, что Дружок её потерялся. И давай она кликать по лесу: «Дружок, где ты, Дружок? Где же ты, дорогой мой Дружок?» И плачет-то она, и причитает, а найти Дружка всё не может! Села Маша на пенёк у тропинки, пригорюнилась, а ветки еловые шумят над ней да беду неминучую пророчат. Страх напал на Машу и ещё пуще стала кликать она своего Дружка: «Ой, горюшко моё, ой, лишенько моё! Где же ты, Дружок мой любезный, как же теперь жить-то мне без тебя …»
Дурочка открывает кухонную дверь, заглядывает, затем идёт в сторону ванной комнаты, также заглядывает, подходит к окну, смотрит вниз — на пустынный двор, на туманные городские дали. Хочет взять с прикроватной тумбочки мобильный телефон, ищет его. Телефона нет. Как будто догадавшись о чём-то, идёт в прихожую, достаёт из сумочки кошелёк, открывает, заглядывает в него. Кошелёк пуст. Начинает беззвучно плакать. Возвращается в комнату, подходит к буфету, выдвигает ящик. Он тоже пуст, серебра нет. Она садится на неприбранную кровать, сгребает одеяло, комкает его и, уткнувшись в мятую ткань, начинает приглушённо рыдать.
В это время открывается входная дверь, входит Тётя, опекунша Дурочки.
ТЁТЯ. Что это у тебя, деточка, дверь-то не заперта? Чай, не при коммунизме живём… Ты что плачешь с утра? Сон, что ли, плохой приснился?
ДУРОЧКА. Нет… нет… Маму просто вспомнила… и папу.. Они же меня так любили…
ТЁТЯ. Нужды нет… Время-то прошло, деточка моя… (Садится рядом, обнимает её.) Это ж когда было… Уже и зажило всё. Я сама-то по сестрёнке как убивалась… И тогда надо было дальше жить… а сейчас уж и подавно…
ДУРОЧКА. Разве есть хорошие люди на земле, тётя? Мне так одиноко на этом свете…
ТЁТЯ. Бедная, бедная деточка моя… Не плачь, не надо. Люди хорошие на земле есть. Это я тебе точно говорю.
ДУРОЧКА. А почему же мне они тогда совсем не встречаются?
ТЁТЯ. Ну, как не встречаются, как не встречаются? А ты вспомни! Вот Марья Васильевна, какой хороший человек! Сколько она помогла нам. А Пётр Севастьянович? Какой хороший человек! Сколько опекал нас… и посейчас опекает… А Зинаида Степановна? А Фанни Марковна? Как они нас поддерживают всегда…
ДУРОЧКА. А вот у меня… Я человека одного люблю… А он… а он…
Тётя с тревогой смотрит на Дурочку.
ТЁТЯ. Деточка моя… тебе ж нельзя любить никого… ты ж у меня… (Плачет.)
ДУРОЧКА. А я хочу, тётя! Я же тоже хочу! (Плачет.)
В этот миг открывается входная дверь. В квартиру заходит Зэк. В руках у него цветы, коробка конфет, бутылка шампанского и позвякивающий пакет со столовым серебром. Дурочка начинает радостно улыбаться, Тётя, остолбенев, изумлённо смотрит на гостя.
ЗЭК. Я это… пришёл вот…
ДУРОЧКА. Милый, дорогой… (Бросается ему на шею.)
ЗЭК. Это… цветы… подарки вот тебе… шампанское… отметить…
ТЁТЯ. Это что такое?
ЗЭК (преувеличенно вежливо). Здравствуйте.
ТЁТЯ. Это что такое, я спрашиваю? Это кто вообще?
ДУРОЧКА. Это… это…
ЗЭК (опережая). Это — моя невеста!
ТЁТЯ. Что-о-о? Вы в своём уме?
ДУРОЧКА. Тётя, тётя! Ты же ничего не знаешь!
ТЁТЯ. Да что мне знать!
ЗЭК (снова пытаясь опередить события). Я это… ты извини, я там деньги у тя взял… подарки хотел купить… честное слово, я взаймы взял… я те потом верну… как Нобелевку получу… Да у нас с тобой полно денег будет, мы с тобой ваще ни в чём нуждаться не будем! Прикинь, Нобелевка! А так я все деньги назад принёс…
ТЁТЯ. Что?!
ЗЭК. Я потом даже больше принесу… У меня и зарплата — ого-го! Президент Пальмы — это же не шутка… Нам с тобой все будут отмечаться… Все фирмы, все магазины, все отели… Пусть попробует кто-нибудь забыть! А министры за место будут платить! Хочешь быть министром — плати! Хочешь быть гаишником — плати! Да мы с тобой не будем знать, куда бабки всунуть! Прикинь, ты просыпаешься утром и думаешь: бриллианты, что ли, купить сегодня? А может, новую яхту? Чё-то на старой краска маленько облупилась… А если кто на приём придёт, тоже пускай платит! Ну, типа входной билет. А что? Надо с умом к бизнесу подходить… И потом ты не забывай, ведь расходы тоже будут… Мировому правительству надо же будет откатывать… (Пауза.) Слушай, я тут телефончик твой брал ненадолго… думал, вдруг позвонить придётся… ну сообщить те, если задержусь… Вот он, телефончик-то… (Кладёт телефон на прикроватную тумбочку.) Хотел позвонить, а потом думаю — зачем? Сюрприз будет!
ТЁТЯ. Что?!
ЗЭК. Да ваще — звонить плохо. Ну, что звонить? Ты тока голос слышишь, глаза человека не видишь, лицо его — не видишь. А чувства тока глаза могут передать… Ты посмотри мне в глаза…
ДУРОЧКА (подходит и смотрит ему в глаза). Да… да… вижу… я всё вижу, дорогой мой… Вижу твою любовь, вижу твой долгий, непростой жизненный путь, вижу, как трудно ты шёл ко мне… как трудно ты искал меня… Господи, какое счастье, что мы с тобой всё-таки нашлись… Знаешь, как мне было плохо одной? Ведь я ждала тебя, я знала, что ты когда-нибудь придёшь, ведь ты не мог не придти, ты не мог оставить меня в одиночестве… Сколько раз меня обижали в жизни, а тебя не было рядом, ты сражался где-то на войне, поднимал восстания, ты шёл своими тернистыми дорогами… Меня обижали, а тебя не было… и некому было защитить меня… А теперь ты рядом, дорогой мой, теперь я никого не боюсь, мне ничего не страшно в этой жизни, ведь у меня есть такой защитник, такой рыцарь…
ТЁТЯ. Что?!
ЗЭК (продолжая нелепо стоять посреди комнаты со всеми принесёнными предметами). Возьмите, тётя! (Отдаёт ей всё, кроме пакета с серебром.)
ТЁТЯ. А это что?
ЗЭК. Это… э-э-э… это — столовое серебро!
ТЁТЯ. Что?!
ЗЭК. Да я его просто почистить взял… знаете, как хорошо мелом чистят в мастерской… там ещё ножи точат… вот заодно хотел и ножи поточить… Тока я забыл, сёдни ж воскресенье! (Радостно.) Закрыто! (Звякнув пакетом, кладёт его на стол.)
ТЁТЯ. Вы что тут, совсем, что ли, с ума посходили? (Зэку.) Вы кто такой? Вы что тут делаете? Вам что здесь нужно? Ты что смотришь на меня? Я сейчас полицию вызову!
ДУРОЧКА. Тётя! Я его люблю! Мы с ним поженимся! Он в космос летал!
ТЁТЯ. Что?!
ДУРОЧКА. Да! Он раненый! Он амбразуру своим телом закрывал!
ТЁТЯ. Всё! Я вызываю полицию!
ДУРОЧКА. Тётя, не надо полицию! Я его знаю! Это мой суженый! Он будет меня защищять! Он меня любит! Он сразу меня полюбил! Я ему ребёночка рожу! Мы с ним поедем к тёплому морю! Мы будем жить на вилле! Нас все будут любить! (С отчаянием.) Тётя! Я хочу, чтобы меня все любили! Я хочу много любви!
ТЁТЯ. Немедленно дай мне телефон! Я звоню в полицию!
ЗЭК. Не надо полицию! Не надо! Зачем полицию? Мы все вопросы полюбовно решаем. Путём взаимных договорённостей. Лично я всё обговариваю на берегу. (Торжественно.) Тётя! Я хочу сделать официальное заявление! Позвольте мне… э-э-э… (Явно припоминает формулу торжественного обращения.)… позвольте мне… смиренно просить руки вашей племянницы!
ТЁТЯ. Смиренно?! Вы что, издеваетесь надо мной? (Дурочке.) Ты куда смотришь? Это же вор! Это же ворюга! Это же самый настоящий зэк! (Вдруг замечает две рядом лежащие подушки на постели.) Это что? Ой, деточка моя! Что ж ты наделала? Боже мой! Родители твои не видят! Какое счастье, что они давно умерли!
ДУРОЧКА. Тётя! Как ты можешь такое говорить! Какое же это счастье? Они же не увидят своих внучков, они никогда не потискают их, не поцелуют, не поагукают с ними! Бедные мои детки! Нету у вас бабушки и дедушки! Кто свозит вас в Москву, кто поведёт вас в зоопарк или в планетарий, кто побалует вас пироженками? Бедные вы мои сиротинушки… Как мама ваша сиротинушка, так и вы у меня сиротинушки… Дедушку и бабушку не купишь в магазине… даже если ты очень богатый человек… любимого человека тоже не купишь в магазине…. да… ни за какие деньги… ни за какие деньги не купишь любовь… Вот и будете вы без бабушки и без дедушки… бедненькие вы мои…
ЗЭК. Э-э-э… извините, мадам! Можно мне два слова сказать?
ТЁТЯ. Какая я тебе мадам? Ты что себе позволяешь? Сволочь уголовная! Ты что творишь? Ну-ка, быстро вышел из квартиры! Быстро! Тут тебе не шалман какой! Вали, откуда пришёл! (На мгновенье задумывается, вспоминая.) Твоё место у параши!
ЗЭК. Тётя, фу, какие выражения! Вы где это нахватались уголовной романтики? Ведь это ужасно! Взгляните на себя со стороны! А с виду такой приличный человек!
ТЁТЯ. Зато ты с виду уж больно неприличный! Ты что удумал? Над дурочкой хочешь поглумиться? Руки хочешь на чужом несчастье погреть? Ведь она убогая… Убогую обидеть думаешь? Тебе притулиться негде? Небось, только освободился? Квартиры нет, родственников нет? Жена, наверное, давно бросила? Где жить, что делать? А жить тебе, милый мой, только в тюряге, на роду, знать, написано… Украл, выпил, — в тюрьму? Так, кажется, у вас говорят? Ну, куда тебе? Только на гоп-стоп снова… А здесь тебе хорошо… накормят, напоят и спать уложат… Отойди от греха! Не буди во мне зверя!
ЗЭК. Ага… хомячка…
ТЁТЯ. Я тебе покажу хомячка! Вылетишь у меня, как пробка! Это же подло, подло… она же больная, она же дурочка… это Божье дитя…
ЗЭК. Тётя!
ТЁТЯ. Да что «тётя»! Что «тётя»? Иди проституток охмуряй! Тут тебе не публичный дом! (Плачет.) Я тебе не дам Божье дитя обидеть! Вали отсюда, пока хуже не стало!
ДУРОЧКА. Тётя, тётя! Ты не можешь его выгнать! Мы с ним поженимся!
ТЁТЯ. Какое поженимся! Я тебе дам — поженимся! (Плача.) Я тебе задницу-то надеру! Я не посмотрю, что тебе сорок лет! Так надеру, что мало не покажется! (Зэку.) Ну, что вылупился? Ишь, вылупил зенки свои бесстыжие! А ну, проваливай! (Истерически.) Вон, тебе сказали! Вон!
ДУРОЧКА. Нет, нет!! Только не уходи, только не уходи! Пожалуйста, милый, дорогой мой, только не уходи! Хочешь, я на колени встану, пожалуйста, не уходи! (Встаёт на колени, хватает его за ноги.)
ТЁТЯ. Встань, встань сейчас же! Ты перед кем на колени встала? Это же быдло, уголовник!
ДУРОЧКА. Нет! Я перед своим любимым встала! Мне не стыдно! Он меня любит! Он меня поймёт! Он меня простит!
ТЁТЯ. Да за что тебя прощать-то, за что? Что ты сделала плохого?
ДУРОЧКА. За тебя простит, тётя, за тебя! (Зэку.) Ты же простишь? Конечно, простишь, ведь ты великодушный, щедрый… ты самый лучший…
ТЁТЯ (решительно). Ну, всё! Надоело!
ДУРОЧКА. Нет! (Переползает на коленях к тёте.) Тётя! Пожалуйста, пожалуйста! Что ты делаешь… ведь он уйдёт, он уйдёт… не гони его, умоляю!
ТЁТЯ. Встань сейчас же! Что за дешёвая комедия? Немедленно прекрати! Мне это уже надоело!
Отталкивает её, хватает телефон, судорожно набирает номер, несколько раз сбивается, наконец набирает правильно.
Полиция! Полиция! Скорее, скорее! Тут уголовник напал… хочет…
Дурочка выхватывает телефон из рук Тёти, выключает. Зэк резко поворачивается, быстро выходит из квартиры.
ДУРОЧКА. Нет! Нет! Вернись! Немедленно вернись! (Пытается бежать за ним, Тётя удерживает её.) Я не хочу! Пусть он вернётся! Я не хочу! Я люблю его! Я же люблю его! Я так люблю его! Почему я не могу любить? (Плачет.) Он никогда больше не придёт! Тётя… тётя… что ты наделала? Как ты могла? Как у тебя рука поднялась? На мою любовь! На мою судьбу! На моих детей! Я же люблю его! Я же люблю его!
ТЁТЯ (выходит из себя). Дура! Дура! Какая тебе любовь? Какие тебе дети? Ты же дурочка! У тебя голова больная! Тебя обманывают все, обижают, а тебе — хоть бы хны! Тебе как с гуся вода! Тебе в рожу плюют, а ты — всё твердишь «божья роса, божья роса»! Все пользуются тобой, ты же безотказная… деньги не возвращают! Сколько ж подлости в людях, сколько корысти! Где совесть? Где милосердие? Почему тебе сострадают только кошки да собаки? До сорока лет Господь хранил! Куда ж я смотрела? Не уберегла!
ДУРОЧКА (неожиданно здраво). Тётя, да ты не убивайся….Что ж делать-то теперь… Судьба у меня такая… Просто я его очень-очень люблю… (С горечью.) Я так хочу любить…
ТЁТЯ. Деточка моя! (Плачет.) Бедная моя деточка… он уголовник, преступник… он же обокрал тебя… он и убить ведь мог…
ДУРОЧКА. Тётя, что ты говоришь? Зачем ему меня убивать? Он же любит меня! Что ж он, за ложки, что ли, станет убивать? Что ты глупости говоришь? Он хороший, добрый человек, он даже инопланетян спасал! (Рыдает.) Мы с ним на Пальму хотели!
ТЁТЯ. Что ты несёшь? На какую пальму? Вы что, обезьяны?
ДУРОЧКА (рыдает ещё горше). На Пальму-де-Мальорку! Остров такой! Его президентом туда… там так хорошо… там тепло… там море… Уютный белый домик на берегу… Белоснежная яхта… Везде миллионеры… Все туда ездят… только я там не была… Тётя… тётя… что ты наделала… (Пауза.) Ты не тётя мне! Ты старая злобная старуха! Ведьма! Будь ты проклята! Ты разрушила мою жизнь! Ненавижу тебя! Господи, за что? За что, Господи, ты наказываешь меня? Ведь я никому никогда не сделала ничего плохого… Чем я провинилась перед тобой? За что мне эти муки? Почему ты отбираешь у меня всё? Не отбирай, пожалуйста, не отбирай… не отбирай его у меня… Ведь я так его люблю… так люблю… Господи…
ТЁТЯ (обнимает её, прижимает к груди, гладит по головке). Не плачь, деточка моя… пожалуйста, не надо плакать… бедное моё дитя…пожалуйста… я не дам тебя в обиду, я защищу тебя… от всего злого, опасного, страшного… прижмись ко мне покрепче… У кого это носик мокрый? У кого глазки заплаканные? Не плачь, пожалуйста, не плачь… Деточка моя… не надо плакать… Я буду любить тебя… крепко-крепко… вместо мамы … вместо папы… Только не плачь… не плачь, не плачь… (Пауза.) Всё будет хорошо… всё будет хорошо… всё будет хорошо…
Свет медленно убывает, в темноте начинает звучать романс «Колокольчик». Через несколько мгновений света становится больше; Зэк в смокинге с элегантной бабочкой и Дурочка медленно-медленно танцуют вальс, влюблённо глядя друг на друга.
Затемнение.
Занавес.
