Культура

Что ему, больше всех надо?

Евгений Калинин. Фото Ирины Ларионовой
Евгений Калинин. Фото Ирины Ларионовой

Не так давно без всякой помпы отметил 70-летие искусствовед, педагог Евгений Семенович Калинин. Публикуем его автобиографию — точнее, попытку автобиографии, по его словам.

По словам председателя Карельского cоюза художников Анатолия Титова, Евгений Калинин – «ярко выраженный профессионал, тонкий знаток истории и теории изобразительного искусства, человек, искренне переживающий за состояние дел в карельском и российском искусстве. Кроме того,  он, как искусствовед, не боится называть вещи своими именами, не обращая внимания на звания. Я думаю, что присутствие такого человека в нашем союзе очень важно именно сейчас, когда нужно трезвое и честное осознание положения дел и определения перспектив развития союза художников».

Предлагаем вниманию читателей необычное повествование Евгения Калинина о своей жизни.

Попытка автобиографии

Не во всем был прав Лаврентий Павлович Берия, говоря, что «попытка не пытка», есть здесь исключение. Оно касается стремления подвести некоторые итоги, например к семидесятилетию: автобиография становится допросом третьей степени.

Авторецензент без всякого прижигания железом признает, что в далеких 60-х годах он добровольно покинул благословенную Грузию, где шашлыки росли на мандариновых деревьях, а любимый Сталиным коньяк и сказочный соус ткемали били ключом в подвалах частных домов. Может ли служить оправданием автобиографу то обстоятельство, что уехал он ради прекрасной карелки? Ради ее кухни и темперамента прирожденной критикессы? Ради изумительных пейзажей Заонежья, выдерживающих сравнение с черноморским берегом? Как знать…

Назвался критиком – отвечай за базар. Давайте дружно осудим человека, который всю жизнь хватался за самые разные дела одновременно, лишь бы везде наследить! Так, он работал инженером-электриком в проектном институте. Другому этого хватило бы на всю жизнь, но, читатель будет смеяться, авторецензент все бросает и берется за дизайн. Оправдывает ли его то, что он запатентовал первые в Карелии промышленные образцы и рисовал рекламные издания? Что он разработал фирменный стиль (и до сих пор этим не брезгует) многих предприятий края?

Высокий суд должен разобраться во всех обстоятельствах дела, поскольку этот пресловутый начальник бюро «Тяжбуммаша» опять все оставляет и становится главным инженером комбината «Карельские сувениры», строит его. Теперь уже Министерство местной промышленности потешалось над чудаком, который пытался пробить художественную обработку металла, камня, производство керамики, в то время как оно, министерство, согласно было только пилить и раскрашивать фанеру.

Автобиограф пытается спасти социалистическое хозяйство и, сотрудничая с Вычислительным центром Главсевзапстроя, проектирует и внедряет первую в Карелии автоматизированную систему управления деревообрабатывающим производством. И таки доводит дело до конца. Ну и радовался бы, что ЭВМ, выплевывая центнеры распечаток,  добросовестно фиксирует пожар в бардаке во время наводнения. Нет же! Оказывается, ваша честь, что подсудимый, осознав тщетность своих преступных намерений навести хоть какой-то порядок в упомянутом хозяйстве, имея тайный умысел,  все это время исподволь учился в Академии художеств! Разве можно мириться с таким двуличием?

Более того, предварительное следствие выяснило, что этот, с позволения сказать,  специалист вознамерился решить главные проблемы эстетики. Не оправдывает его и то, что он ухитрялся навязывать свои эстетские идейки межвузовским сборникам. За такие попытки не ученую степень надо давать, а применять пытки третьей (а хоть и пятой) степени. Вину авторецензента смягчает только то, что наконец-то вспомнил, что он  искусствовед. И вот тут-то решил прокладывать обходные пути к сияющим научным вершинам.

Суд должен учесть и то, что он стал систематически выступать на обсуждениях выставок, писать в газеты. Невозможно сосчитать число этих попыток – их превосходит только число шероховатостей стиля. Рецензент, не имея членского (КПСС) билета, совершенно не считался с тем, что многие обозреваемые им художники носили высокие, присвоенные партией и правительством  звания заслуженных, народных, лауреатов  и т. п., то есть были официально утверждены выдающимися мастерами. Что уж тут говорить о молодых членах союза художников! Ничего не доказывает то обстоятельство, что многие художники внимательно выслушивали его филиппики, а мазохистски настроенные авторы даже благодарили за них.

Упорствуя в своих заблуждениях, не признавая никаких приятельских отношений, юбиляр крайне скуп на похвалы, до сих пор подвергает экзекуции произведения своих коллег. А о некоторых и вовсе умалчивает!

Можно представить, идеи какого плана нес в своих лекциях обвиняемый, сумевший пробраться в аудитории вузов, училищ Петрозаводска. Особо несознательные студенты старались получить автограф преподавателя, даже если они освобождались от зачета. Можно ли им верить, когда они говорили, что этот проповедник научил их разбираться в искусстве, что они продолжали ходить на его лекции в художественную школу, где этот гастролер преподает уже 33 года?

Ну и пусть бы себе учил детей. Все у него они, видите ли, талантливые. Так нет, мало ему школы.

Высокий суд будет неприятно удивлен, если станет известно, что наш культуртрегер одновременно и активно стал снимать телепередачи, публиковаться в искусствоведческих и литературных журналах и сборниках, писать проблемные статьи. Можно ли считать, что они, посвященные советскому искусству, сегодня утратили ту агрессивность, которая в них злонамеренно была заложена?

Вряд ли есть смысл отказываться от этого пункта обвинения, потому что автор текстов ухитрялся свести ритуальные поклоны и ссылки к минимуму, но упрямо вел речь о профессионализме, вечных критериях, высоких образцах, задачах искусства, не давая таким образом никакого покоя уважаемым людям, носителям званий и медалей, получателям  премий и пр. О тревожащих его проблемах, как показывает дознание, журналист ухитрялся говорить даже в литературно-художественных журналах «Карелия» и «Север».

К чему это привело? Прямо скажем, к тому, что уровень выставок продолжает снижаться. Обвиняемый отрицает свою вину, перекладывает ее на других специалистов, которые умеют говорить комплименты. Да, конечно, художник волен выбирать, кого ему слушать. Но почему бы не пойти ему  навстречу?

Но и это не все. Перу беспокойного автора принадлежат статьи для сборников, альбомов и монографии для издательств «Художник», «Художник РСФСР», «Карелия», «Молодая гвардия». При этом он и здесь не упускал случая высказаться критически. Отдельно стоит вспомнить его огромную и погромную статью «Живописная метафора сегодня» в сборнике «Советская живопись-9», которую редакция не осмелилась иллюстрировать ни одной репродукцией.

Наш самый гуманный в мире суд может частично смягчить приговор за то, что в монографиях, посвященных московским художникам Юрию Рейнеру и Александру Морозову, подзабытым столичными коллегами, отдается заслуженная дань крупным мастерам. Каким образом обвиняемый также сумел удержаться от очерняющих выпадов в книге «Художники Карелии», остается загадкой; можно предположить, что он наконец-то вспомнил, чей хлеб ест. Хотя и здесь есть пассажи, которые, знаете ли, навевают… Он утверждает, ваша честь, что шедевр может быть явлением только национального гения. Это в наш-то постмодернистский век! Да гори она синим пламенем, эта идентичность, и да здравствуют самовыражательство и политкорректность! Да кто ему поручал? Да что ему, больше всех надо? Да пусть все, кто того хочет, именуют себя художниками, а все,  что они сделали, именуется произведением искусства!  И пусть все остальные это хвалят раньше, чем оно появилось! Вот так!

Высокий суд должен знать и другие примеры его порочной практики: таковыми являются сборники «Лица Карелии» и «Лица столицы», в которых он отредактировал на свой лад высказывания самых известных людей края, оформил обложки.

Воспользовавшись всеобщим разбродом 90-х, наш писатель приступил к тлетворной, давно вынашиваемой части своего плана. Он публикует Системный свод по теории и истории искусства Европы, где весь материал уложен всего в 40 таблиц. Затем следует книга о композиции в живописи; прикрываясь невинным статусом учебно-методического издания, наш деятель публикует-таки свою эстетическую концепцию, а затем и вовсе «Общую теорию пластических искусств». При этом он садистски отказывается от гонораров (да кто ему их предложит?) и финансирует свои издания сам. Видимо, это и подкупило Академию художеств России, которая присудила единственному на всю страну теоретику-подсудимому за все его пытки-попытки серебряную медаль.

Ваша честь, наш писака на этом не успокоился и к своему юбилею выпустил «Теоретическую историю искусств Европы» объемом в 450 страниц. Вместо того чтобы пересказать биографии художников и перечислить  их произведения, как это обычно делается, он пытается дать объяснения загадкам искусства, процессам культуры. Он лишает нас тайны, на которую так удобно ссылаться!

Какую-то часть своих зловещих деяний авторецензент успешно скрывает. Но точно известно, что он привел в негодность неисчислимое количество перьевых, шариковых ручек,  две пишущие машинки, раздолбал три компьютерные клавиатуры, два монитора потеряли из-за него здоровый цвет лица, процессоры периодически глючат и отказываются удалять файлы.  Ну чем не результат?

Казалось бы, он, воспитавший вместе с женой трех умных сыновей (они не занимаются искусством), мог бы успокоиться. Здесь терпение иссякло,  ваша честь, позвольте высказаться по существу обвинения, имея в виду тяжесть содеянного. Авторецензент явно напрашивается на жесткий приговор. Он не заслужил ни пенсионного возраста, ни  заслуженного отдыха. Его следует навечно приковать к художникам, выставкам, ученикам, клавиатуре и редакциям. С учетом поглощения меньшего срока наказания гораздо большим.

«Лицей», № 6-7 2008