Прочитала в первом номере «Урала» новую повесть Яны Жемойтелите «Смотри: прилетели ласточки». Поскольку повести петрозаводские писатели пишут не часто, то хочу сказать о первом впечатлении.
Я. Жемойтелите не впервые пишет об отношениях своих героинь со «злым мальчиком», но в прежних произведениях она не вдавалась в подробности его формирования как личности. В этой же повести Наденька (так зовут героиню), соприкоснувшись в непосредственной, в том числе и семейно-бытовой близости со «злым мальчиком» – писателем Вадимом Сопуном – стремится понять – почему мальчик стал злым и почему люди ему отвратны:
«Наденька с удивлением открывала, что Вадим – недолюбленный ребенок, который думает, что он никому не нужен…»
Да вот и собственное признание Вадима героине в конце повести:
«Я мало видел любви. Я сам ненавидел тепло и уют. Они казались мне уродливыми и лживыми, потому что в моей родной семье их почти не случалось…»
С героем более менее понятно, с героиней – не очень. Она тоже чувствует себя нелюбимой, хотя она-то в своей семье как раз любима, не случайно в повести ее зовут уменьшительно-ласкательно – «Наденька»:
«…сама продолжала оставаться маминой дочкой, редким цветком, любовно выращенным в родительской оранжерее…»
Но, кажется, любовь мамы была слишком требовательной, нравоучительной, что и заставило Наденьку «сбежать» в замужество:
«Она выходила замуж, пытаясь освободиться от детства, отравленного ложным стыдом быть самой собой, странными наставлениями вроде «будь хитрей»…»
Увы, выйдя замуж, Наденька попадает в еще большую зависимость и уже под контроль своего мужа – Вадима Сопуна. Роль жены, интересная героине поначалу, теряет для нее привлекательность, вызывает отторжение, и не только из-за грязи (грязи как в бытовом, так и в переносном смысле), в которую ее погружает Вадим. Главное, что она не находит в душе своего мужа любви, которая могла бы разбудить и ее любовь. И даже что-то страшно-мистическое мерещится ей:
«…оторвав от кофе глаза, Наденька вдруг увидела абсолютно черный пронзительный взгляд Вадима. Она и сама не могла бы объяснить, как это взгляд может быть черным, но именно так и было. Вадим не мигая смотрел на Наденьку, и из его глазниц выплескивалась чернота…» Наденька даже называет его «монстр с черным взглядом» (Выделено мной. – Г.А.).
В поисках любви Наденька идет на контакт с людьми, явно не своей среды, некими асоциальными типами. Но те только используют ее. Внутри у Наденьки постоянно звучит вопрос: «Почему меня никто не любит?» Это состояние безлюбости заставляет ее писать стихи, где героиня выражает свою боль и вспоминает о «злом мальчике», с которым она постоянно чувствует родственную связь, потому что его тоже никто не любит.
В повести зацепила фраза: «…мерзость, может быть, таится за дверью каждого дома, просто люди не выпускают ее наружу…». Можно сказать иначе: в душе каждого человека есть гной (болезнь). Одни выдавливают его в мир (в книгах, например), другие стараются очистить себя иначе (обращаясь к Богу или к антибиотикам цивилизации). Оставлять же «мерзость» дома, жить в ней – для живой души неподъемно.
Но вот что интересно: дома у Вадима Сопуна грязь, грубость, отцовская жестокость (удар топором по черепу сына не выглядит случайным)… Одним словом – гной. В быту, в непосредственном окружении он этот гной распространяет, но в его книгах все чисто: отец – благороден и чадолюбив, берет с собой сына на рыбалку, приучает любить природу и свой край… Это я уже непосредственно о повестях советского периода прототипа Вадима Сопуна – Григория Салтупа, которого невозможно не узнать в повести, слишком уж много к нему отсылок: тут и названия его произведений («Лента Мебиуса», «Карьера дворника»), фрагменты биографии и документальные высказывания:
«Северные зори» интересны добропорядочным гражданам пенсионного возраста, – подхватил Вадим. – Поэтому их тираж и падает: идет естественная убыль подписчиков. А читателям моего поколения, которым чуть за тридцать, этот журнал откровенно неинтересен. Я на днях прямо сказал на планерке, что читать его – как с тугого похмелья портянку жевать…»
«С тугого похмелья портянку жевать…» – это чисто салтуповское.
Как известно, тон произведений Г. Салтупа резко изменился с началом Перестройки: в них появился тот самый гной. И это невольно заставляет задаться вопросом: когда же была авторская правда – тогда или сейчас? И не являются ли салтуповские книги советского периода тем самым «желтым билетом» – пропуском в литературный рай-кормушку, о котором Яна Жемойтелите устами Вадима Сопуна упоминает в повести? Или «желтый билет» – новые произведения с гноем, где «гной» – пропуск в сегодняшнюю литературу? Время меняется, мы меняемся…
Впрочем, повесть не об этом. На мой взгляд она о том, как один одинокий нашел другого одинокого:
«Она приникла, притекла к нему, впервые, может быть, за все время ощутив в нем настоящего друга. Они оба хотели многого, слишком много от скудной, в общем-то, жизни. И оба совершенно не знали, что их ждет впереди – в конце этого лета, через год. Поэтому цеплялись друг за дружку…»
Но вот вопрос – прилетели ли ласточки? – для меня остался открытым.
Фото Бориса Акбулатова
