О последних годах жизни художника Екатерины Пеховой (1928 — 2003)
«Голубые мечты» — натюрморт о том, что я мечтаю поесть… Я все это вижу зримо, осязаемо, слышу запах. Как в блокаду… Но в блокаду была надежда, что прогоним немца, и все это будет. Теперь же надежды нет…»
Материал на основе писем Екатерины Пеховой не случайно опубликован сегодня. В этот день 74 года назад была снята полная блокада Ленинграда, которую ребенком пережила Екатерина Пехова и вспоминала всю жизнь.
В этом году замечательному художнику исполнилось бы 90 лет.
Ко мне попали около сорока писем Пеховой, посланных ею подруге — архитектору и художнику Марине Георгиевне Старченко, проживавшей в Москве. После недавней кончины последней родственники передали мне эти письма для дальнейшей их передачи в музей или архив Карелии. Зная меня как журналиста, написавшего немало о художниках Карелии, мне предложили познакомиться с письмами для возможной их дальнейшей публикации.
Письма я прочитал и посчитал, что материал, написанный на их основе, может быть интересен широкой публике, ибо затрагивает тему вечной трагедии большого художника, переживающего невозможность творить на исходе жизни из-за болезней и нищеты. И вот что из этого вышло.
Письма разделил на четыре части: Болезни. Нищета. Гомсельга. Об искусстве и художниках.
Болезни
«Старость мне очень мешает жить…»
«Пишу, преодолевая болезнь, выкраивая 2-3 часа в день, когда немного полегче…»
«Упала в мастерской. Ползла и плакала… попросилась в больницу».
«Я чувствую, что меня раздавил асфальтовый каток».
«На лекарства уходит 800 рублей в месяц…»
«Писать одним глазом трудно… плачу от бессилия».
«Жевать нечем, нет зубов…»
«Я очень мучаюсь и хочу умереть… умерла моя Разбойница (кошка. — Д.М.)».
«Язва. Каждое утро кормлю ее овсянкой».
«Живу только благодаря лекарствам… принимаю винпоцетин (улучшает мозговое кровообращение. — Д.М.)»
«Месяца три назад обнаружилась у меня пупковая грыжа…»
Такая детализация, скорей всего способ остранения от болезней, а не желание поплакаться в жилетку. Это жесткая констатация суровой правды, откровение единственному человеку, кроме сына Игоря, того же возраста, который ее понимает и в меру сил помогает как морально, так и материально.
Нищета
«Всю свою карельскую жизнь я была нищей».
«Трудно быть бодрой, когда из пищи есть только хлеб, картофель (не всегда), макароны, крупа, маргарин и сахар».
«Работы на продажу в Кижах не пошли… не знаю, что надо обывателю… бедному человеку хоть ложись да помирай».
«Телевизора нет и никогда не было. Всегда жила в долг…»
«Прибавили пенсию, и я купила целый килограмм пельменей».
«Я все сочиняю письма Катанандову – купить у меня работы… (не купил. — Д.М.)»
«Если бы хоть немного мясца или рыбы…»
«Если пришлешь мне батончики соевые, буду совершенно счастлива…»
«Голубые мечты» — натюрморт о том, что я мечтаю поесть… Композиция не такая уж симметрическая. Вот основа – стол. На нем миски с котлетами, пельменьками, творогом, сарделями, большая сковорода с картошкой, доска с сыром, разбросаны по столу яйчики, лежит круг колбасы. Ну и разные мелочи… Да и еще стоит баклага с чипсами. Я все это вижу зримо, осязаемо, слышу запах. Как в блокаду… Но в блокаду была надежда, что прогоним немца, и все это будет. Теперь же надежды нет…»
«ХЭСЭД (благотворительный фонд. — Д.М.) приносит через день одну котлетку, но ею приходится делиться с котами».
«Овощи дороги, покупаем только лук и чеснок».
«У меня два нахлебника – Понч и Разбойница, с которыми приходится делиться…»
«Блокадное общество предупредила, чтобы они не вздумали одарить меня цветами, а принесли бы лучше бутылочку растительного масла…»
Страшные слова про свою нынешнюю жизнь в начале XXI века, сравниваемую с блокадной. Человек, переживший ленинградскую блокаду, имеет на это право.
Пехова пишет картины на волнующие ее темы: «Ленинградская блокада. 1941″. 1985, «Голубые мечты». 2002.
Гомсельга
«Гомсельга – вторая любимая родина».
«Ездила в Гомсельгу до 1995 года 3-4 дня в неделю».
«Спасибо хозяину моей избушки, он не брал с меня денег, он с уважением относился к моему труду».
«У меня ничего главнее не было: только Игорь и Гомсельга».
«Походить бы по моим любимым холмам, посмотреть на облака, там ведь небеса не такие, как здесь в городе. Походить бы на лодочке по нашему изрезанному вдоль и поперек озеру. Какие композиции за каждым поворотом…»
«Раньше любила осень. Сейчас люблю весну, когда все прет из-под земли, все говорит о жизни…»
«Мне бы в мою любимую Гомсельгу, хоть бы раз подышать таволгой, увидеть кустик незабудки или еще какой немудреный цветок…»
Многие известные картины Пеховой связаны с деревней Гомсельга в Кондопожском районе и ее окрестностями. К ним она прикипела душой, они ее вдохновляли на творчество. Серия «Лесная сюита», 1983, «Молоко в Гомсельге пахло цветами», 1989, «Осень на гомсельгских холмах», 1989, «Лес на гомсельгских холмах», 1990, «Белый туман», 1990, «Любимый холм. Квадриптих», 1991, «Последний иван-чай», 2002, и другие работы.
Об искусстве и художниках
«Теперь в Петрозаводске я никому не нужна и неинтересна».
«Петрова-Водкина люблю и считаю великим. Не люблю Сомова, Добужинского, Серебрякову».
«Умер Никита Чарушин. Училась с ним, дружила, есть его письма…»
«Глазунов и его Академия – убожество…»
«Любимые – художники Возрождения и более ранние и импрессионисты».
«Портреты не пишу с 90-х».
«Дали мне помощь в виде 1500 рублей. Купила на них два тюбика кадмия лимонного…»
«Чтобы работать, голову поддерживаю рукой…»
«Читаю Диккенса…»
«Никто не приезжает. Не с кем поговорить об искусстве».
«В Петрозаводске около 400 моих крупных работ по квартирам… Много ранних вещей продала ленинградским коллекционерам».
«Году в 1994-95 мне пришла в голову мысль — продать это звание (народного художника Карелии. — Д.М.) за 1,5 миллиона. Я написала объявление об этом и повесила в союзе…»
«Золотые нимбы у котов – это моя реакция на всеобщее увлечение религией, которую я на дух не переношу…»
«Я прочитала «Моя жизнь» Шагала и поняла, какое я ничтожество…»
«Вышла книга т. называемого искусствоведа Калинина «Художники Карелии». Я очень расстроилась – даже не упомянул мои три персональные выставки, не упомянул «Блокадный триптих», не упомянул цикл с Солнцем, а также цикл с котами…»
«Я окончательно потеряла интерес к авангарду – это грохот пустой бочки…»
«Меня влек Север – Баренцево море, Белое. Путешествие на угольщиках и тому подобное… Мы беспрерывно рисовали. Это было замечательно! Или однажды шли мы на огромном танкере 1\2 км длиной и тоже рисовали. Обедали в кают-компании, пили неразведенный спирт с капитаном в тапочках…»
Екатерина Пехова была художником до мозга костей, вся ее жизнь была отдана искусству. Ее пристрастия менялись с возрастом. Будучи натурой неординарной, бескомпромиссной, она со многим не соглашалась в искусстве официальном и поэтому была белой вороной среди коллег-современников. Они отвечали ей тем же.
Внешне ее творческая биография довольно удачна: участие в выставках, закупки Музеем ИЗО Карелии, звание «Народный художник РК», выход книги «Народный художник Екатерина Пехова» (Москва.2008). Но творческому человеку всегда хочется большего… Мне кажется, в последние годы выживать ей помогали юмор, самоирония.
Вот автошаржи из ее писем, вот эпатажное высказывание, родившееся в минуту отчаяния, когда все от нее отвернулись: «Может, голой пройти медленным шагом по проспекту Ленина?». Вот шутливые подписи под автошаржами: «Старушка Катя», «Бабуля Катюля», «Бабка Катька», «Пехова Екатерина – неизвестный художник 20 века».
