#МолодойТеатрКарелии
В нашем проекте мы представляем молодых актеров профессиональных театров республики. Глеб Германов за короткое время стал одним из ведущих актеров Национального театра Карелии. С ним беседует Наталья Жемгулене.
«Со школьными друзьями собирались у меня дома и делали свои спектакли. Усаживали моих родственников, и они всё это смотрели. Ни о какой другой профессии, кроме как быть актером, я и не думал».
– 2019-й был сумасшедшим в творческом плане и для театра и, наверное, для тебя. Но попробуй выделить 5 самых-самых событий твоего Года театра.
– Так случилось, что это был еще и мой год – год Свиньи и как-то все навалилось, хорошее и плохое.
Если объединить проект «Театральный перекресток» и лабораторию театра Наций, то это три крутейшие лаборатории, в которых мне посчастливилось участвовать: Демидовская с Андреем Александровичем Малаевым-Бабелем у нас в театре, в Финляндии с Тиией-Мари Мякинен и в Пушкинских Горах с Кириллом Сбитневым. И здорово, что все эти лаборатории были абсолютно разными – можно было пощупать профессию с разных сторон.
Дальше был наш спектакль, о котором я очень мечтал. Отчасти это было и наше актерское предложение – пошли к директору с предложением поставить пьесу на финском языке с молодым режиссером. И уже через два дня Ирина Павловна Шумская нам говорит: «Вот, мы нашли вам режиссера». «Ничего себе!» – подумал я. Случился спектакль «В сапоге у бабки играл фокстрот». Я давно ждал подобного спектакля, чтобы был молодой режиссер, интересная пьеса и крутая команда людей, с которыми всегда приятно и хорошо работать…
– Ты упомянул про молодость режиссера – может быть, сместим акцент с возраста на разнообразие? Наверное, речь все-таки не о молодости как таковой, а об ином взгляде на театр?
– Да, верно. Мне хочется развиваться, пробовать новое, черпать вдохновение от новых людей.
– В чем еще ты черпаешь вдохновение? Насколько я успела заметить, ты один из самых смотрящих актеров, которых я знаю в Петрозаводске, – тебя можно увидеть практически на всех премьерах…
– Я все смотрю, стараюсь много ездить в Москву, Петербург на достойные спектакли. Для меня вдохновение – это театр. Я кино не особо люблю. Мне гораздо интереснее сходить в театр. Между кино и очередным «Гранатовым браслетом» я выберу второе.
Можно сказать, что именно с «Творческой мастерской» начался мой взрослый театр. Но первый спектакль был не у них, а в Национальном – «Старосветские помещики». Я не помню сути, но помню то дерево и общее ощущение от спектакля. А как я начал ходить в «ТМ», могу рассказать. К нам в школу на Новый год пришла Снегурочка – Оля Саханова, потом она поздравляла меня с днем рождения как аниматор и пригласила в театр. И я пошел на… «Неспектакль»! И так меня этот неспектакль засосал, что мы с мамой его 10 раз посмотрели. И потом мы пересмотрели весь репертуар.
– Ведь ты, насколько я понимаю, еще и основатель ВК-группы «Творческой мастерской»…
– Я ее создал для себя и своих друзей. Контакт еще не был таким популярным. Потом стало все больше и больше людей. А когда у «ТМ» перестал работать сайт, я увидел объявление в сети «Приходите на официальную страницу театра», и как-то так и стало.
– Когда же ты полюбил Национальный театр Карелии?
–Для меня долгое время было непонятно, как они там работают на финском, с наушниками… Меня это, как и многих других, наверное, пугало. В уже сознательном возрасте я посмотрел «Короля Лира». Много раз на него ходил. Потом постепенно все пересмотрел. А когда в консерваторию поступил к главному режиссёру этого театра, всё само собой сложилось.
– Но возвращаясь к первому вопросу про 5 самых-самых событий твоего Года театра…
– Третье – это гастроли. Очень много ездили в прошлом году: Белгород, Сыктывкар, Санкт-Петербург. По ощущениям было больше. Я считаю, что это необходимо для театра – новые площадки, новый зритель, новое ощущение себя.
Четвертое – это «Горе от ума». У меня сложные отношения с этим спектаклем, но мне нравится там существовать. Мне есть, что сказать, даже в этой небольшой роли. В работе с Андреем Анатольевичем (Дежоновым. — Ред.) есть какая-то свобода.
– Для молодого актера это благо – со-сочинять?
– Да. Нужно и так и сяк уметь. В абсолютной свободе есть свои плюсы. Ты можешь в рамках пьесы этюдным способом что-то накопать для своей роли. Но и когда режиссер ставит вне твоих приносов, нужно уметь это все оправдывать.
– Ты обязан как актер, не ожидая милости от режиссера, найти, за что оправдать своего героя?
– Думаю, да. Но надо сказать, что у меня такого пока не было, чтобы без помощи режиссёра приходилось бороться с ролью.
В пятом будет два пункта – мои «режиссерские дебюты». Мы в мае с ребятами сделали перформанс по «Калевале» в новом для театра пространстве – в эркере, а зритель был на улице. Мне кажется, что для театра это что-то новое. Я всегда за то, чтобы в театр приходило больше молодежи. Кажется, было интересно не только нам. А еще мы сделали новогоднюю программу «2020 концерт-диалог у новогодней елки». Но это все благодаря Ксюше Ширякиной – это ее идея, она отбирала песни, а мне предложила стать режиссером. И тут уж я подбирал локации, мизансцены, декорации. Мне интересно и в этой стороне побывать – в режиссерской.
– Развитие твоей профессии в сторону режиссуры закономерно?
– Не знаю, но я всегда об этом думал. Ведь в нашей профессии как раз думать особо и не надо. Я на курсе был самый младший, и когда ты самый младший, то мозгов нет, а есть желание все пробовать и как бы не думать.
– «В нашей профессии» – это в актерской?
– Актерской, да.
– «Актеру думать не надо» – говорит Глеб Германов. Я понимаю, что ты говоришь о другом. Где та самая граница актерского думания?
– Когда я выхожу на площадку, то очень часто непонятно, зачем мне это нужно, мне очень страшно: «Зачем эти люди пришли на меня смотреть?». Но нужно нырять и ни о чем не думать… Думать надо в процессе. Мы с режиссером вместе же создаем – вот тут и нужна актерская рефлексия. Нужно уметь подстраиваться под режиссера.
– Не под зрителя?
– Нет, никогда.
– Есть определенный тип актера, который на сцене позволяет себе жить за рамками режиссерского рисунка и легко следует за реакцией зала…
– Для меня это неприемлемо. Я знаю, что всегда нужно слушать режиссера, но есть еще и я, который в какой-то момент, когда спектакль сыгран уже много раз, знает больше, чем может дать режиссер. И тут нужно слушать себя. Но не зрителя.
– Получается, что твои режиссерские опыты – это творческая инициатива. Она идет от страха остаться без работы или прёт? На данный момент?
– Мы третий год работаем в театре, и я благодарен судьбе, что у меня много работы. Я не исключаю того факта, что мы с однокурсником Андреем Шошкиным – юноши и потому оказались востребованы, но надеюсь, что не только в этом дело. Нам всегда во время учебы говорили: «Если вы сами как-то не будете продвигаться, что-то пробовать, то это всё бессмысленно». (Глеб учился в Петрозаводской государственной консерватории им. А.К. Глазунова, мастер курса – Андрей Дежонов, главный режиссер Национального театра Карелии. — Ред.). И я не представляю, как бы я сидел без работы, ничем другим, кроме театра, я заниматься не умею…
Но потому что прёт всё-таки в первую очередь. Есть много идей, есть много чего сказать. Перформанс возник как раз в тот момент, когда у нас ничего не было в плане новой работы. Мы собрались и сделали.
– «Калевала» – это наше всё, карельский тренд. Ты знал, что это всегда актуально и потому взялся за нее, или это твое внутреннее желание – работа именно с этим материалом?
– В первую очередь оттолкнулся от пространства, от нашего театра. Я придумал что-то сделать в эркере. В эркере есть Илмаринен… А еще этот перформанс состоял из учебных этюдов. В 2016 году в Национальном театре Карелии проходила лаборатория «Калевала» без границ», в которой мы, будучи студентами, приняли участие. Всё как-то благополучно и удачно у нас получилось. Нам нравилось это все придумывать.
Я считаю, что «Калевала» рассчитана на огромный полет фантазии, и темы там очень крутые и их очень много – можно выбирать и выбирать. Три готовых этюда из той лабораторной работы мы взяли целиком и еще два сочиняли на месте. «Калевала» современна и сейчас, и это не народные костюмы и береста, а что-то космическое. Это же сотворение мира. Космос. Мне очень интересен этот материал.
– Ты упомянул, что кроме театра ничего не умеешь. Был ли у тебя когда-нибудь шанс свернуть в другую сторону и стать «нормальным» человеком?
– Для меня вообще тема про нормального человека – это страшная тема. Так случилось, что каждые выходные меня папа водил в театр кукол. Он приводил меня, я сидел и смотрел спектакль, один, папа в это время занимался своими делами. Мне это все безумно нравилось. После мы купили перчаточных кукол – я стал придумывать дома спектакли сам. Потом со школьными друзьями собирались у меня дома и делали свои спектакли. Усаживали моих родственников, и они всё это смотрели. Ни о какой другой профессии, кроме как быть актером, я и не думал.
– На тот момент ты знал, что есть разные школы, мастера в Москве, Петербурге?
– После школы я поехал только в Питер, про Москву почему-то даже не думал. Я почти поступил на факультет театра кукол, и одновременно здесь были туры у нас в консерватории. Я думал: «Там Питер и куклы, здесь драматическое и дома» – и остался тут.
– Если бы ты мог вернуться или посоветовать тем, кто сейчас поступает, то попросил бы изучить вопрос, подготовиться и подумать, куда и к кому поступать?
– Да, именно так. Я просто поступал. Потом я понял, что нужно хотеть к кому-то и этой целью руководствоваться, а не просто абы куда.
– Ты уже сказал себе: «Да, я артист!» с гордостью, с осознанием?
– Мне немного неловко говорить, что я артист. У меня есть понимание, что мы все еще студенты, в чем-то дети. Что мы делаем на сцене? Играем. Что делают дети? Играют. Мне кажется, что в нашей профессии нельзя взрослеть. Все становится неинтересно, когда ты «взрослеешь» и приходишь в театр «на работу».
– Есть уже в твоей практике тот театральный опыт, к которому ты не хотел бы возвращаться?
– Сейчас уже нет, этот спектакль не идет.
– Ты не смог оправдать для себя те роли?
– Я просто не смог с собой справиться. Но я считаю ужасно, когда не хочешь идти на репетицию, когда не хочешь идти в театр.
– Актер не может подойти к режиссеру, независимо от его маститости, и сказать: «Извините, Такой-то Такойтович, вы надо мной издеваетесь?». Вообще актерская профессиональная этика позволяет спорить с режиссером, но не «по-хорошему говоря», а всерьез, потому что не можешь больше терпеть?
– Я считаю, актеру так делать нельзя. Но если это совсем ужасно, то тут я не знаю, как быть… Я пока в такой острой ситуации не был. У меня в голове вообще идеальные отношения и представления обо всем этом.
– По разговору с тобой можно сделать вывод, что актерские будни – это праздник каждый день. Так ли это на самом деле?
– У меня бывало такое, что внутри пустота и ничего не хочу, а надо играть сказку. Надо выходить и по-честному это все делать. Идеальный вариант, когда ты можешь сублимировать свое состояние и переработать себя в спектакль. Я этим часто занимаюсь, и мне это очень помогает в профессии. (пауза) Нет, это не праздник.
– Тебе приходилось отказываться от чего-то ради театра? Я имею в виду от театра как конкретного места работы.
– Нет, такого пока не было.
– Когда тебе предложат уйти в другой театр, как долго ты будешь думать?
– Смотря какой.
– Гоголь-центр!
– Ну, так нельзя – такой пример! Для меня на данный момент ужасно сказать в будущем фразу: «Я проработал здесь 40 лет…». Я считаю, что нормально пробовать одно, другое.
– А если мы будем кормить тебя новыми режиссерами, ты останешься?
– Да.
У меня есть жадность к профессии – выйти, сказать, донести, поделиться. В жизни я могу и промолчать и ничего никому не рассказывать, но мне очень повезло – есть возможность говорить по-честному такому большому количеству людей. И если ты честен, то у кого-то это отзовется. Со мной так произошло после «Доброго человека из Сезуана» Юрия Бутусова. Я заболел этим спектаклем – недавно посмотрел его в пятый раз. Это к тому, если говорить по-настоящему честно, то это отзовется, как было у меня.
– Но актеры люди особенные, более восприимчивые…
– Я думаю, да. Грубо говоря, сейчас тебе нужно смеяться и тут же через минуту заплакать. Но я действительно восприимчивый – могу заплакать от песни, над фильмом…
– Удивительно, как инициатива влияет – вы обратились к творческому совету театра про ввод в репертуар вашего студенческого спектакля «Машина едет к морю», и всё закрутилось – несколько спектаклей подряд, востребованность. К новому 2019 году твоя загруженность была очень велика – успеваешь ли ты развиваться в текущей работе?
– Конечно. Это же каждый раз новое. «Машина» – яркий тому пример: каждый спектакль проходит по-новому по разным причинам. То же самое с «Эликсиром любви». Мы его сделали пять лет назад как курсовой спектакль, и очень интересно в себе наблюдать перемены – рисунок один и тот же, но я-то другой через пять лет, и каждый спектакль появляются новые фишечки, новые завязки с партнером. Но загона пока нет.
– Есть у тебя мечта в профессии?
– У меня есть два автора – это Брехт и Чехов – в каждой их пьесе есть персонаж, которого я хотел бы сыграть. Чехов моя любовь давно. Пьют чай и рушатся жизни – я стал замечать, что у меня в жизни такое часто бывает: внутри меня вулкан и треш, а снаружи я очень спокоен и просто «пью чай». А Брехт – это, наверное, от Бутусова. Мне даже, когда мы учились еще, Андрей Анатольевич Дежонов подарил книжку пьес Брехта с подписью. Приятно.
О! Вспоминая этот год, я забыл сказать про «Онежскую маску»!
– Да, действительно, ты стал лауреатом в номинации «Лучшая роль в детском спектакле». Возвращаясь к наградам – в Сыктывкаре на III Северном фестивале вас и конкретно тебя хвалили очень. Это был вполне триумфальный год для спектакля «Машина едет к морю». Тебя это радовало или смущало?
– Смущало. Для меня это «ладно-ладно, ок – едем дальше». Безусловно, приятно, но важно не зазвездить. Боюсь стать звездой, надеюсь, меня это не коснется.
– Ты не хочешь славы?
– Хочу! Вот, например, Ксения Рапопорт – она великая актриса, но, на мой взгляд, лишена той самой дурной звездности. У каждого свой путь.
– Вернемся к 2019 году. Одновременно с театральной феерией всероссийского масштаба год был тяжелый для многих в социальном, общественном плане. Насколько актер должен быть гражданином или своего кокона ему достаточно?
– Конечно, я все читал и, с одной стороны, как будто бы хочется закрыться – мы тут тихонечко занимаемся своим делом, с другой стороны, это не может меня не касаться – мы все живем в этом мире. Люди, которые приходят на спектакль все это тоже видят и знают, и играть и делать вид, что ничего этого нет – так тоже нельзя. Я не социально активный элемент, но про Павла Устинова я топил в инстаграме, писал. Мы даже обсуждали выступление на поклоне в его поддержку, но когда случился тот спектакль, Устинова уже выпустили. Мне нравилась эта тема, что куча народу выступили в его поддержку, объединились.
– Ты выходишь за рамки театра в своей жизни? Есть что-то, кроме него?
– Семья… Но я каждый день думаю о театре, что надо сделать то-то и то-то, сделать-переделать.
– Есть планы на 2020 год?
– Нет… Точнее… кое-что теплится внутри, но об этом говорить пока рано.
