#Культурный_лидер
«Очень легко попасть в мутный поток, когда новое ради нового. Выплескивается всё: талант, мастерство, идеи, традиция… »
В этом проекте Виктория Никитина рассказывает о людях, которые сохраняют и развивают культуру Карелии. Это невозможно без тех, кто не боится брать на себя ответственность, поддерживает творцов и открыт новым идеям.
Очередной герой проекта — Александр Побережный-Береговский, директор Театра драмы РК «Творческая мастерская».
По моему мнению, Александр Побережный-Береговский — человек, который даже на жерле действующего вулкана не ослабит галстук. Пожалуй, он ещё и срежиссирует выбросы лавы, чтобы все было художественно. Все выстроит, запустит, а потом подумает о том, как это было опасно. Недолго.
Уровень ответственности, усвоенный в семье, не позволяет ему отступать от трудных задач, а раз так, то вся жизнь его наполнена условиями, где ответственность требует отказываться от собственного комфорта, стоять за своих и не ждать благодарности.
Возможно, в готовности к подвигу виноват предок, красноармеец, получивший, как и его товарищи, приписку «Побережный» к родовому имени Береговский в честь героического поведения. Тогда-то и родилась фамилия, больше похожая на звучный театральный псевдоним.
С театром, однако, отношения Александра Лазаревича в молодости складывались сложно. Неприятие профессии родными заставило отучиться точным наукам.
В «Творческую мастерскую» Побережного сосватал знаменитый Залогин. На заседании худсовета заявил при всех, что уйти может, потому что у него есть достойная кандидатура на замену. Когда назвал фамилию, у завлита театра и супруги Александра Лазаревича Марии Крауклит, которая тоже присутствовала на том заседании, был просто шок. Впрочем, как и у него. Отказаться не смог. Просили и «старики», основатели театра.
И он подхватил театр, как знамя, из рук обожаемого городом и труппой Геннадия Борисовича Залогина. Так же, как потом взялся за осиротевший актерский курс Людмилы Живых. Всюду впрягался и работал, требовал, отстаивал, бился за своих. Многое получалось: зарплаты, квартиры и награды артистам, время и внимание студентам, понимание и поддержка семье. Без благодарности и помпы. А главной целью стал — Собственный Дом для «Творческой мастерской».
И вот, когда уже бравурными заметками о принятом правительством решении о приобретении здания для театра были переполнены СМИ, мы встретились с директором Побережным-Береговским.
— Александр Лазаревич, так можно вас поздравлять?
— Я каждый день просыпаюсь и думаю, какие новости он, этот день, принесёт. За последнее время чего только не происходило… Дали — отобрали, приняли решение о выделении денег на капремонт — отменили… Я стараюсь философски относиться к этому. Мы так долго ждали, столько обещаний выслушали от сменяющихся представителей власти… Ждём. Очень надеюсь, что на сей раз не напрасно.
— Скажите, как знаменитому профессиональному театру живётся в помещении, которое подходит только для любительского «чердачного» театра?
—Так и живётся. Невыносимо трудно, иногда физически невыносимо. Все уже знают, как в нашем зале душно, вентиляцию не включить — шумно, декорации хранить негде, таскаем их по узкой лестнице с этажа на этаж, нет штанкетного хозяйства, нет полноценной кубатуры, актёры мучаются от духоты на сцене…
Совсем недавно у нас появилась вторая площадка, так называемая малая сцена. Совершенно не приспособленный зал, кажется, мы уже специалисты по устройству сценических пространств в несвойственных театрам помещениях.
— Да уж… Но на этой площадке лично я видела уже несколько блестящих постановок. И она необычная, с возможностями мультимедиа…
— Стараемся недостатки превратить в достоинства.
— Недавняя премьера «Матренин двор», которая была реализована как раз на этой площадке, прозвучала не только в Петрозаводске — в Москве! Давайте вспомним, как прошло представление?
— Не ожидали такого успеха. Даже устроители не ожидали. Для нас условия показа требовали перестройки, срочного обживания новой площадки. Большой зал, настоящая нормальная высокая сцена. Мы до этого играли спектакль в камерном пространстве, можно даже сказать интимном, в зале на 40 человек. А здесь зал на 250. Мы «на коленке», буквально с поезда, декорации на ходу дорисовывали на большой формат. Волновались, конечно. Тем более сама Наталья Солженицына пришла и актеры, играющие этот спектакль в театре Вахтангова.
Самый главный маркер – тишина. Все вслушиваются, всматриваются в происходящее. А потом стояла очередь, из молодых ребят в том числе, чтобы взять автограф у актеров, сказать спасибо. Горд за своих актеров, а они, конечно, счастливы!
Сейчас очень не хватает настоящего. И актёры слетают в шоу, и зрители. Для меня спектакль Дмитрия Крымова «Сережа» в МХТ потрясение, а женщины, которые сидели рядом, ушли. И билеты дорогие не удержали.
— Когда за актером нет ничего, кроме не то что образованности, начитанности, а ничего, кроме нахватанности, это видно на сцене? Вы это видите?
—Я не просто вижу, это боль моя. Наверное, не только моя. Изживаем это, во всяком случае пытаемся — внутри театра, на сцене, с приезжающими режиссерами, критиками. Очень легко попасть в этот мутный поток, когда новое ради нового. Выплескивается все: талант, мастерство, идеи, традиция… Страшно, когда понимаешь, что это делают или пропагандируют люди, которые просто хотят быть востребованными, из боязни оказаться на обочине.
Постмодернизм, возведенный в принцип, без бэкграунда – пустота.
Я спрашивал у известных критиков: «Вы слышите вообще друг друга?». И получал ответ: «Никто никого не слышит!». Нет системы критериев у критиков, нет общих ориентиров, которые они бы транслировали нам. Позиция такая: «Наш театр был закрыт на 70 лет от мировых тенденций. Они развивались, а мы не участвовали в развитии». Наверное, даже очевидно, что это так, но, может быть, это шанс? Наш шанс. Знаете, как заповедник – область, закрытая от внешнего воздействия, как место, куда не дошло татаро-монгольское иго, в котором сохранилось живое, настоящая традиция. Надо просто найти, нащупать, достать внутри этого то, что не было бы архаично, а захватило и держало бы сегодняшнего актера и зрителя.
– Артист должен быть голодным?
– Артист не должен быть сытым, пресыщенным. Всегда немного голодным до впечатлений, нового, того, что наполнит.
– Наверное, я с вами соглашусь. Можно ведь пройти мимо чего-то очень важного, отбросить, как бутерброд с красной икрой: «Надоело. Я это уже пробовал». Живые, неравнодушные люди, не заевшиеся, в актерской профессии успешны в большей степени. А личные трагедии актеру выгодны? Молодые актеры, имеющие какие-то травмы, глубокие переживания – лучший материал?
– Конечно, без личного опыта никуда. Или это уже гении. Но мне кажется, сами по себе проблемы не двигают, не наполняют, чаще разрушают.
Я очень плотно работал со студентами и знаю чудовищные проблемы практически почти за каждым. Неполные семьи, разрушенные отношения между родителями, родителями и детьми. Непрощение. Не прожитые обиды. Нам приходилось этим тоже заниматься.
– А разве не за счет этих человеческих переживаний возникает внутренняя наполненность? Мудрость? Понимание роли?
– Да, но если они проработаны, изжиты, побеждены. Для меня человек, у которого нет полноценных отношений с семьей, с близкими, не полон, он ущемлён, лишён полноценной картины мира.
Если ты не нашёл выход, то каша переживаний бесконечно варится внутри, и это не наполненность, а раздрай. Это не позволяет созидать своего героя, это разъедает, заставляет интерпретировать роль с точки зрения своих непроработанных проблем, получаются «монологи обиженных».
Я не психолог, но своим студентам, узнавая ситуацию в семье, советовал так: «Может быть, нужно стать старше своего взрослого родителя?». И тогда рождаются силы, преодолеваются обиды, приходят к прощению. Появляется полнота восприятия, крепнет внутренний голос.
Это выбор человека. От него зависит, получится или нет. Но если нет желания меняться, тогда получается не искусство, а очередной «Павленский», предъявляющий счёты к миру. При всем уважении и к Павленскому, и к акционизму как таковому. Когда «назло бабушке отморожу уши» становится программой в искусстве. Мне кажется, что именно в момент преодоления своей ситуации рождается высказывание. Если продолжать оставаться в логике «жизнь ко мне несправедлива», то ничего ценного не случится. А вообще, есть актерский талант. Он или есть, или его нет. Талантливые люди не обсуждаемы. Они неудобные чаще, но они талантливы!
– Да, кажется логичным учить студента актёрского факультета умению наводить порядок внутри для успеха перевоплощения…
– Мне кажется, важно будить способность к сочувствию, сопереживанию, соучастию, преодолению своих претензий к жизни. Как только научился, мир открывается, а человек становится зрелым. Это везде пригодится, даже если не идти в профессию.
– Это точно. Кстати, потом такие «правильные» актеры чаще могут достучаться до зрителя. Зрители ведь идут в театр за впечатлением, потрясением, переживанием?
– Да, это не кино, где реакция зрителей отсрочена, ну, во всяком случае, в момент показа она ничего не меняет в фильме. В театральном зале чудо состоится только в одном случае: если собралась та публика, которая отзывается на настоящее со сцены. Актерам живая реакция публики нужна как воздух! Необходимо сопереживание зала, необходим этот обмен энергиями.
– Вижу ваших актёров в кино, в сериалах. Как мой муж сказал: «Сразу видно театральных». Когда я его спросила, что он имеет в виду, он ответил: «Посмотри, они совершенно другие». Я пригляделась: и действительно они ярче, полностью проживают роли, за ними стоит огромная угадываемая история персонажа. Их замечаешь — Людмилу Баулину, Светлану Кяхярь, Наталью Мирошник, Ольгу Саханову…
– Это не все. Снимались и Александр Лисицын, и Владимир Мойковский, и Елена Бычкова, и Тамара Румянцева, и Валерий Чебурканов, и Виктория Федорова, и Дмитрий и Юрий Максимовы, и Евгения Верещагина, и Галина Пелевина. Да, они очень преданы профессии, поэтому их и берут. Их слушают, из-за них переписывают роли, расширяют, дописывают сцены. Так было с Баулиной. Очень ярко заявляют о себе все, кто снимался. Или, например, Светлана Кяхярь снималась у нашего Владимира Рудака, и вдруг там такие пронзительные секунды… Это праздник, когда так происходит.
– Героиня Вии Артмане в бенефисном фильме «Театр» в одном из эпизодов решила выдать свои настоящие человеческие чувства. Это было её сценическое фиаско.
– И правильно. Это у зрителя вызывает неловкость, ощущение подсматривания в замочную скважину. Природа сценического — это художественная правда. Единство правды и вымысла. Товстоногов добавлял ещё цель. Как один наш молодой актёр сказал мне: «Вы нереальную правду говорите…» Вот эту «нереальную правду» добыть и проявить на сцене – самое сложное, но и самое интересное.
– Вы вводите новых актёров в труппу. Как проходит?
– Репетируем. Работаем, забываем о времени. Механизмов нет, как на сцене создать живое. У каждого свой путь к этому. Главное, чтобы это случилось!
– Что вы советуете молодому актеру, если он не проживал подобной ролевой ситуации в жизни?
– Не было несчастной, утраченной, безответной любви? Какого-то острого жизненного события, ситуации нужной? Ищи схожую в своем опыте, используй её. Я уверен, что в ситуации влюблённости, острой любви, других сильных переживаний, которые мы все испытываем, особенно в юные годы, как никогда человек настроен на мир, оголён. Это и надо вспоминать. Это время, эти эмоции, эти ощущения.
Я все время их тащу: поймай на сцене живое. В любом жанре, в любой эстетике. Если же вытащить этот кирпич, все развалится. Это тонкая материя, но именно она основа творчества. Когда это поймаешь, то дальше уже сам не согласишься на другое.
– А они понимают? Благодарны вам за эти советы, уровень требования, глубины профессии?
– Надеюсь. Но самое главное ведь не благодарность мне, а состоятельность в профессии, в жизни. Это лучшая награда. Лера Ломакина, которая пришла на курс позже других, боролась со мной, с собой, хотела уйти с курса, а в конце написала мне «Ваша яростная ученица». Это радость наблюдать за её успехами. Совсем другой словарный запас вдруг у них обнаруживается, наполненность, эмоции — и в итоге сценическая правда.
После одного из спектаклей студии мы пригласили психолога, разговаривали со студентами, а родители, которых мы тоже пригласили на спектакль и на беседу, поражались тому, что их дети так умеют говорить.
– Вы о чем-то сожалеете по отношению к вашему выпуску?
– Конечно, жалею. Во время учебы я отдавал им больше, чем можно было. Время, силы, нервы, любовь. Жалею, что прервали этот путь. Жалею, что не могу им, да и не только им, а всем актёрам ТМ дать достойное, стабильное, а не от случая к случаю, поступательное движение вперед. Развивающее их, зрителя, театр. Пусть с ошибками, с не всегда удачными пробами, но не это бесконечное «выживание и латание дыр». Годами! Что столько лет мы не можем получить нормальные условия – полноценную сцену, зрительскую зону и закулисье, хотя столько раз приближались к этому, стояли на пороге… К сожалению, не все в моих силах. Но я не сдаюсь! Мы не сдаёмся!
