Первая публикация нового рассказа.
Вечер. Город пустеет. Пару медленно везёт автомобиль. Мужчина и женщина едут ужинать в кафе.
Мужчина за рулём. Щурясь, улыбается. Отдыхает от кабинета. Ему сорок пять, бывший спортсмен и бывший бандит, теперь бизнесмен. Всё было. Риск и тюрьма, измены и предательства, месть и удача. Не было только возможности никого прощать. Роскоши такой позволить себе не мог. Сейчас дело поставлено, бизнес растёт. Дом. Семья. Здоровье. Даже коротко стричься перестал. А из старых привычек почти ничего не осталось, лишь шансон по радио.
Женщина – его жена. Умна и красива. Фитнес и макияж. Свой магазин цветов. Выглядит моложе мужа, но рядом с ним давно. Когда ему было туго, шла на всё, чтобы помочь. Улыбаясь терпеливо и спокойно, делает для него даже больше, чем он ожидает. И так всегда. У неё хорошая улыбка. Мягкая и чёткая. Как прищур его глаз. Но вот стрижётся, в отличие от него, всё короче, устаёт с волосами возиться. А так всё в порядке.
Шансон по радио прерывается на рекламу, мужчина переключает волну. «И лампа не горит… И врут календари… И если ты давно хотела что-то мне сказать… то … говори…» – это голос совсем не шансонье, ни хрипа, ни металла в нём, надрыва даже нет. Мужчина собирается вернуть волну обратно, но женщина тихо просит:
– Пожалуйста, Павлуша… Минутку послушаю?
– …
На заднем диване она молча смотрит в стекло.
«Любой обманчив звук. Страшнее тишина, когда в самый разгар веселья падает из рук бокал вина». Что это? О чём он? Не понятно… страшно, и не о веселье.… Какое тут веселье, когда страшно! Балаган с фальшивыми клоунами? Откуда в двух фразах столько всего?
Усталость навалилась резко, и в горле запершило, как будто покурила этих чёрных Павлушиных сигарет. Мучительна она, тишина, он прав. Пусть лучше все вокруг говорят что-нибудь, не важно что. Пусть будет лживый звук реклам, и свет неона, и жест актёрский тоже, подсмотренный и повторённый, лишь бы не нырять, как в воду, в эту тишину.
«И чёрный кабинет, и ждёт в стволе патрон … так тихо, что я слышу, как идёт на глубине …вагон метро». Нет, это не просто тихо, это патрон тихо ждёт в стволе. Ужасно тихо ждёт. Зачем пугает её чёрным кабинетом? Он, кабинет, не страшный, он просто противен, в нём пахнет деньгами и властью, и она устала. Не хочет вспоминать.
«На площади полки…» Не декабрист Павлуша. «…Темно в конце строки…» И она не жена декабриста, пусть и носила передачи, ездила на свидания, ждала. «…И в телефонной трубке, как и много лет назад, одни гудки…» Романтика? Её нет. А была? Очень хотелось, но… Может быть, вера? Во что? В то, что всё не зря, что не предадут? «И где-то хлопнет дверь…» Холод. Ветер в пустом доме… нет, вьюга. «…И дрогнут провода…» Зачем они дрогнут? Чтобы после больно сжаться от того, что никогда не будет сказано. «…Привет! Мы будем счастливы теперь …и навсегда». Доказательство от противного. Точное подтверждение её тоски.
Голос поэта умолкает, звенит пауза, а когда на коде вступает оркестр, она ещё больше отворачивается к стеклу и опускает лицо, чтобы слёзы не текли по щекам, а капали на рукав прямо из глаз. Это не выход, всё равно они текут. Или по переносице, или по виску, как ни старайся.
Стихи Александра Васильева
