Сон

Старуха постучала по нижнему венцу сруба. Где-то неподалеку задробил дятел, и «тр-рттр, трр», горохом брошенное на пол, рассыпалось, оглушая. Старуха вздрогнула, на лице появилось обида.

– Паразит! Неймется тебе?! Ох-хо! Врут все, что два раза в одну воду не войти. Это как поглядеть… – старуха смотрела, как по воде бежит золотая дорожка аж до противоположного берега. Молодая рыжая кора сосновых деревьев наполнилась теплым –оранжевым цветом. Утро накрыло дымкой, как плетеным покрывалом, лес, реку и все подворье старухиного дома, но шаловливые солнечные лучики прошивали дымку золотистыми стежками. Кружевное утро задышало.

– Опять жара будет! Лето нонче – детишкам радость! Не припомню, когда ищо такое бывало. Пожалуй, был год, когда я в замуж пошла, – старуха тяжело вздохнула, прикрыла глаза и стала вспоминать, как молодость кипела в крепком теле, ожидая одного-единственного, как играли свадьбу, как рожала сыновей Федьку и Никитку. Лицо старухи стало мрачнеть, брови сошлись к переносице. Словно вода звонкого и чистого ручейка воспоминаний стала илистым бурным потоком – ушел на войну ее муж, да так и не вернулся. Те тяжелые трудовые дни и холодные одинокие ночи, казалось, никогда не закончатся, а пролетели они, как чайка с одного берега на другой.

Кряхтя, старуха поднялась с завалинки, пошла к баньке на берегу. В предбаннике взяла два небольших ведерка, сделанных из железных банок. Припомнила, как Федька привез эти банки из города и ей в течение всего года пришлось съесть десять килограммов яблочного повидла. Вторую банку она раздала по соседям. А Никита просверлил дырки, сделал ручки из стальной проволоки, обмотал изолентой, чтобы руки не поранить. Старуха улыбнулась и направилась к реке за студеной водой. Принесла два ведерка воды, вылила в котелок и опять пошла к реке. Не торопясь, она несколько раз ходила наполнять ведра, а потом присела передохнуть на маленькие мостки, построенные для полоскания белья. Вода что-то нашептывала, тихо плещась рядом. Старуха опустила свои скрюченные тяжелой работой руки в холодный поток, манящий и зовущий к себе. Хрустальная вода обожгла кожу, и леденящий холод побежал по венам к сердцу. Сердце застучало, и полыхнул пожар где-то в ней, в самом потаенном месте. Старуха удивилась.

– Господи! Неужто нутро еще живо? – испугалась, вдруг вспыхнувшая молодость растает как утренний туман. Она задержала дыхание, сердце сильней заколотилось, и приятная тяжесть внизу живота стала расти. Тело стало чужим, так чувствует себя угорелый. Старуха закрыла глаза. Вот в памяти промелькнула студеная река, еще не прогретая июньским солнцем. Геологи! Геологи на противоположном берегу идут по самому краю обрыва. Всплеск воды. «А-а-а, – разрывает тишину. Два приятеля растерялись и от бессилия замерли, не зная, как помочь третьему, который упал с обрыва в воду. Сине–стальной водяной поток словно щепку несет парня к водопаду. Туда, где нежная белая пена облаком собирается у подножья и все, что попадает в ее объятья, остается на дне. До тех пор, пока не наступит жара и поток не ослабнет. Она срывает с себя платье и бежит к краю скалы. Оттолкнувшись от края и раскинув руки, словно огромная птица парит над водой. Мгновение! Тело как стрела входит в прозрачную воду, кожу обжигает ледяная вода. Дыхание замирает, сердце медленно бьется. В голове туман. Взмах, другой, и ее голова показывается над водой. Женщина плывет к уступу, где вода замирает, собираясь с силами, прежде чем обрушиться с высоты. Обессиленное тело парня приносит к ней. Река мчит его к уступу, чтобы потом раздавить своей тяжестью о дно. Женщина подхватывает обмякшее тело. От уступа до берега два метра, но каких! Берег! Лесная сторожка, запах трав, треск поленьев в печурке и дым от сосновой молодой смолы. За окном ночь, бушующая ураганным дождем и ветром. Скрипят старые деревья. Языки пламени скачут на стене в неистовом танце любви, освещая слившиеся в страсти тела.

…Ветер с реки обдал водяной пылью лицо старухи. Она открыла глаза и огляделась. Плескалась вода, шумел лес, переговариваясь с прибрежным тростником, только холодная вода уже не обжигала.

– Старая стала, дремлю на ходу, – старуха смахнула со щеки маленькие капельки, поднялась и, кряхтя, побрела к дому.
Солнце, набегавшись за день, устало брело к закату – на другой конец деревни, туда, где за лохматыми макушками можно найти покой. Старуха обошла свой дом, встала возле старой, с облупившейся корой березы, дожидаясь, когда оранжево-желтый шар присядет на макушки деревьев. Она устала, прошлое больше не беспокоило, да и в ней появилось что-то новое, о чем не хотелось думать. Потому что это что-то кололо больно, напоминая, что молодая душа обитает в дряблой оболочке.