«Спектакль каждый раз новый, ведь и зритель в зале разный, и ты сам другой! Спектакль может случиться, а может не случиться, это зависит от многих нюансов».
Список спектаклей, в которых принимал участие заслуженный артист Карелии Алексей Белов, впечатляет — он сыграл более 60 ролей! Начинал с Серого мышонка и Скомороха в сказках, а сейчас в его репертуаре Григорий в «Голомяном пламени», Фамусов в «Горе от ума» в спектаклях Национального театра и, конечно, Гаев в оригинальной постановке Театра кукол «Сад».
Мой диктофон барахлил, я волновалась, и поэтому разговор начался с вопроса на засыпку: а бывает ли в театре такое, когда вдруг что-то отказало и все пошло не так?
— Конечно, бывает, — сразу же вступает в разговор Алексей, — театр — дело живое, в этом его прелесть и отличие от кино, за что я и люблю театр.
— Кстати, насчет кино… Сейчас все наши артисты снимаются в кино. У вас был такой опыт?
— Снимался… Тут главная проблема в том, чтобы нашлось свободное от работы в театре время, особенно если создается сериал. Если же ты плотно занят в репертуаре театра, то это просто невозможно. В принципе я снимался в кино с удовольствием, но это совсем другая профессия. Она требует специфических, других профессиональных навыков: внимания и сильной концентрации, я называю это вскакиванием: обычно тебя долго готовят и ты ждешь, ждешь, а потом тебя снимают от силы минут десять — и всё.
— Я давно наблюдаю за вашим творчеством. В своем списке я насчитала порядка 20 спектаклей с вашим участием. Я не заядлая театралка, но вижу, как выросло ваше мастерство, насколько вы интересны как актер. Меня, например, поразила одна из ваших последних ролей в пьесе «Голомяное пламя» по роману Дмитрия Новикова. Главный герой там человек сложный, нужно было найти адекватные его душе состояния, чтобы зритель их прочувствовал, и вам это вполне удалось…
— Можно сказать, что, действительно, это самая значительная роль за всю мою карьеру. И она оказалась самой тяжелой. Сложность в том, что вначале нужно настроить себя на состояние глубокой депрессии, в которой находится герой. Григорий уезжает на север с тем, чтобы принять какое-то отчаянное решение. Он на краю, между жизнью и смертью. Накануне спектакля, когда идет прогон, мне становится буквально плохо физически. Только от вида декораций начинает сводить желудок. А в сцене бани меня по голому телу хлещут со всей силы, и это никакая не имитация. Это очень важный момент в спектакле, после которого у героя начинается новое состояние, происходит преображение. В спектакле есть моменты, когда я вроде бы ничего не делаю, но для того, чтобы зритель почувствовал боль переживаний и состояние души, приходится усиленно прогонять через себя все эти детские воспоминания, счастливые моменты, страхи.
— Вы обычно чувствуете публику и ее реакцию на спектакль? Как это бывает?
— Конечно, когда есть контакт с залом, это чувствуется. Спектакль возможен лишь тогда, когда есть зритель. И происходит этот контакт не в зале и не на сцене, а где-то посредине, между. Именно поэтому спектакль каждый раз новый, ведь и зритель в зале разный, и ты сам другой! Спектакль может случиться, а может не случиться, это зависит от многих нюансов.
-У вас в театре достаточно много запоминающихся детских спектаклей. Это и сказки режиссера Вячеслава Полякова, Олега Липовецкого в соавторстве с художником Егором Кукушкиным. Вам нравится играть в сказках?
— В детских спектаклях играть гораздо сложнее, чем в спектаклях для взрослой публики, ведь ребенка обмануть невозможно. Дети очень тонко чувствуют фальшь. Кто-то из работавших с нами режиссеров напомнил слова Станиславского: «Детей нужно играть так же, как для взрослых, только лучше». Нам повезло, что у нас есть потрясающие спектакли. Один из них «Сын-Медведь», поставленный актером и режиссером Вячеславом Поляковым в соавторстве с художником Егором Кукушкиным. Он собрал немыслимое количество главных наград на самых разных фестивалях. Где мы с ним только не побывали!
— Меня поразило, что в этом спектакле так много живой музыки! И практически все артисты играют на каком-нибудь инструменте. Вы тоже владеете музыкальными инструментами?
— Владею гитарой, блок-флейту осваивал уже в театре. Использую еще такой инструмент, как мянкэри, — пастуший «кларнет».
— Вообще, у вас в театре, на мой взгляд, сложилась прекрасная труппа: коллектив слаженный, все прекрасно двигаются, владеют элементами борьбы, акробатики, великолепно танцуют, мастерски исполняют разнообразные трюки. Это потрясающе! Кто научил вас этому? Чья это школа? Зеланда?
— Вы знаете, этот курс, созданный Арвидом Зеландом 20 лет назад, и в самом деле был уникальным, а он сам оказался потрясающим руководителем, способным объединить и научить, сделать нас артистами, преданными театру. Зеланд — замечательный педагог, огромный талант. Столько сил было вложено в этот курс! Зеланд приглашал из Санкт-Петербурга лучших педагогов по сценическому движению, актерскому мастерству, танцу, даже по акробатике. Это был уровень, прямо скажем, не провинциальный.
Мы про себя думали, что мы — обычные ребята, работаем так, как должно, но сравнить нам было себя не с кем, параллельно других курсов просто не было. Когда спустя время мы приехали в Москву и в шаляпинском зале увидели, как работают другие, послушали критиков, тогда поняли про себя, что мы в отличной форме.
Вспомните, что это было за время: когда Зеланд стал директором, шла реконструкция театра, не было ни большой сцены, ни малой. Труппа составляла тогда человек десять от силы. Многие актеры эмигрировали. Это была своего рода реанимация, потому что за годы нашей учебы открылась малая сцена, а когда мы ее закончили, открылась большая. И за это время Арвид Михайлович уже ввел нас во многие спектакли!
— Как вы оказались на этом курсе?
— Это интересная история, ведь я не карел, не финн и учился я на факультете иностранных языков, изучая английский и немецкий языки. В то время в пединституте была театральная студия, которую создал режиссер Георгий Всеволодович Цветков из Русского театра драмы. Помню, однажды, прямо из физкультурного зала я заглянул в актовый зал напротив, где шли репетиции студенческого театра. Я когда-то играл в театре в школьной самодеятельности, но никогда к этому серьезно не относился. С Георгием Всеволодовичем, который чем-то походил на известного режиссера с Таганки — Любимова, мы выпустили несколько спектаклей. Во мне что-то проснулось, я почувствовал, что мне это нравится, что заразился театром. В результате я покинул институт на четвертом курсе и попал первоначально в Русский театр драмы, а оттуда на курс Зеланда.
В срочном порядке начал изучать финский язык. Выучил стихотворение и попал в группу добора, то есть вскочил в последний вагон, как и Ольга Портретова, между прочим. Первым выпускным на малой сцене был спектакль «Нискавуори». Позже этот же режиссер, педагог Зеланда, Андрей Дмитриевич Андреев поставил у нас не один удачный спектакль. Помните «Опасные связи», «Турандот», «Тартюф», «Лекарь поневоле», «Творение мира»?
А если вернуться к сегодняшним дням, недавно мы нашим спектаклем «Кадриль» открывали общероссийский театральный фестиваль в Грозном. Московские критики восприняли нас очень хорошо. Между прочим, многие отмечают, что наш театр европейского уровня, у нас несколько отличные от средней полосы и Зауралья менталитет и культура восприятия мира. Ну, не зря же наша граница с Финляндией, то есть с Европой, самая протяженная. Это чувствуется во всем: в атмосфере, во взаимоотношениях с людьми, в их поведении, в речи. Это не плохо и не хорошо, но это так и есть! Мы это поняли, когда стали больше ездить, больше видеть и общаться.
Спасибо тем, кто запустил федеральный проект «Большие гастроли», потому что было очень грустно вариться в собственном соку. Такой обмен опытом помогает расти профессионально. Это другие эмоции, другой зритель, другое общение! Кстати, мы и по Карелии немало ездим: в Костомукшу, Олонец, Калевалу, Медвежьегорск, где хорошая театральная публика.
Кстати, из Олонца в нашем театре артисты Андрей Горшков и Людмила Исакова, из Медвежьегорска Галина Филюшкина, Дарья Карпова, Анастасия Айтман, настоящая вепсянка у нас Александра Анискина.
— Любопытно, как вы попали в спектакль Театра кукол «Сад»?
— О, это занимательная история! Именно «Сад» стал для меня своего рода триггером, после чего в моем репертуаре появились новые, более серьезные роли. Я уже думал, что моя карьера закончится вполне интересной для меня ролью Царя в спектакле «Сын-Медведь».
Дело в том, что Гаева в спектакле «Сад» должен был играть Александр Довбня. Но вы же помните, что там все актеры во время спектакля работают в специальных (не медицинских — И.Л.)масках, но во время репетиций стало ясно, что Александр не в состоянии находиться весь спектакль в маске. Стали искать ему замену. Объявили конкурс. На пробу меня пригласила директор театра Любовь Николаевна Васильева, мой педагог по речи. Режиссеру показывались несколько артистов. Первоначально я чувствовал себя неуверенно, но потом, когда предложили надеть маски, я вдруг расслабился. За маской-то играть проще! И пошел дурить по-хорошему. И это выстрелило! Оказалось, это то, что нужно режиссеру.
Благодаря этой работе я целый год ездил по всей стране по фестивалям. Это помогло мне выйти на новый уровень в профессии, за что я очень благодарен Любови Николаевне. Это была потрясающая школа и тренировка. К сожалению, спектакль не получил «Золотую маску», но мы участвовали в конкурсе в Москве в театральном центре имени Мейерхольда.
— Есть ли для вас авторитеты в театре?
— Среди старшего поколения хочется назвать Пекку Микшиева и Леонида Владимирова, уже ушедших из жизни. Ветеранов в нашей труппе не осталось. Но все же нашему курсу повезло: мы застали и таких мастеров сцены, как Лидия Сюккияйнен, Эйла Хидман, Виено Кеттунен. А Леонида Михайловича Владимирова я видел еще школьником и помню этот момент! На большой сцене они играли спектакль «Владимирская площадь», я даже название запомнил, так поразил меня Владимиров. На этот спектакль и многие другие я ходил с моей бабушкой. Мы жили рядом с театрами и филармонией на улице Куйбышева. С ней мы посещали и симфонические концерты. Она была очень образованным человеком, кандидатом геологических наук.
А позже, во время работы в театре, мы вместе с Владимировым работали в спектаклях «Кавказский меловой круг», «Король Лир», «Иллюзионисты». Первый мой ввод был в сказку «Федот стрелец — удалой молодец», им поставленной. Владимиров был непростым человеком, никому не давал спуску, его все уважали. Рядом с ним надо было быть уверенным в себе, работать смело. Я очень благодарен ему за его профессиональные уроки.
— Как у вас на сегодняшний день с финским языком?
— Разговорным я владею, хотя английский и немецкий знаю лучше, чем финский. Сейчас у нас «Кадриль» на карельском идет, поэтому пришлось изучать его заново. Северный карельский — это не финский, совсем другой язык: и артикуляция, и звучание. Изучаем его с педагогом по речи, и это довольно сложно, ведь надо усвоить его мелодику, почувствовать его природу.
— От какой роли вы бы не отказались ни в коем случае?
— Когда-то в молодости я мечтал сыграть Сирано де Бержерака. У меня была поэтическая душа, я даже стихи писал и публиковался в «Молодежной газете», — Алексей улыбается. — Сейчас уже вряд ли. Когда вышел спектакль в Театре кукол, я смотрел и тихо завидовал: «Как же это классно!»
— Если бы вы могли начать жить заново, вы бы снова выбрали театр?
— Наверное, да! Только пришел бы туда раньше…
Фото из спектаклей Ирины Ларионовой