«Смело направим всё юное к знаниям верной и честной тропой…»
Ровно 120 лет назад в старинном селе Олонецкой губернии, а теперь Карелии, произошло событие, которое стало трагическим для родных и близких – умер молодой учитель местной школы. И все-таки они остались в истории – и семейная трагедия, и учитель.
Сколько-то лет назад я работала над несколькими историческими материалами для своей газеты в читальном зале Национального архива. Опекала нас всех Хельви Осиповна Инно, в Петрозаводске ее многие знали и помнят до сих пор. Как и то, что ее любимым коньком была история сельских школ Карелии. И вот однажды, когда я уже завершила работу и сдавала подшивки газет, она протянула мне два листка формата А4, на которых от руки были переписаны стихи: «Вас не заинтересует?». Это были стихи самодеятельного поэта конца ХIХ века из Ладвы Николая Вагина.
Каюсь, тогда было много другой работы, потом появились иные темы и интересы. И вот не так давно, перебирая свой архив, обнаружила два этих листка. Попыталась найти следы Николая Вагина.
В 1898 году в газете «Олонецкие губернские ведомости» №94 была опубликована небольшая заметка-некролог «Памяти одного незаметного труженика», автор которой скрылся под псевдонимом Р. Скорее всего, писал коллега Вагина, потому что текст был пронизан не только скорбью, но и знанием условий жизни сельского учителя. Привожу этот текст, оставляя орфографию оригинала:
«Умеръ Н.Н. Вагинъ, учитель Ладвинскаго 2-хъ класснаго училища. Народный учитель это такая микроскопическая величина, о которой никто и не будетъ говорить, если она изчезнетъ…».
А дальше короткая биография Николая Вагина, она и не могла быть длинной – он умер в 24 года. Окончил курсы в Вытегорской учительской семинарии в 1894 году, тогда же был назначен в Ладвинское училище помощником учителя. В 1896 году был переведен на самостоятельную должность в село Шуя, но через два года по личной просьбе его вернули в Ладвинское двухклассное училище. Видимо, приглянулась молодому педагогу Ладва. Проработал недолго, потому что еще в Шуе заболел: учительская квартира была крайне холодная, не спасали от холода даже валенки. Следствием тяжелейшей простуды стали чахотка и ранняя смерть.
Но больше, чем послужной список, дают представление о Вагине его стихи. В 1897 году он на весьма скудную зарплату выпустил свой сборник «Первые звуки».
Товарищам-учителям
Пахарь на ниву свою плодородную
Смотрит в восторге немом…
Выступим дружно на ниву народную
И осенимся крестом!
Бог да поможет благим начинаниям…
Выступим дружной толпой!
Смело направим все юное к знаниям
Верной и честной тропой.
Все мы, сплоченные общим стремлением,
Смело к народу пойдем
И что зовем мы, друзья, просвещением,
В юные души вольем.
Общими силами почву кремнистую
Вспашем могучей рукой,
Всходы согреем на ней бескорыстною
Общей любовь святой!
Твердо надейтесь на жатву обильную:
Почва могуча, сильна…
Если опустим мы лепту посильную
К счету пойдет и она.
Вот это отношение к своей работе, к делу не просто как к добросовестному выполнению служебных обязанностей, но как к служению обществу, народу (в наше прагматичное время это, скорее всего, звучит наивно) всегда отличало русскую интеллигенцию прошлых веков. Неважно, кем был человек, – известным врачом или сельским учителем во втором классе. И это уходит, без какого-либо нашего сожаления.
«Какъ тяжело становится на сердцѣ, когда узнаешь о преждевременной смерти симпатичной личности. А Вагинъ былъ безусловно свѣтлая личность. Для него, идеалиста, чуждого всякихъ матерiальныхъ расчетовъ, судьба была мачехой. Ему тяжело жилось. Но онъ не падалъ духомъ, твердо шелъ по тернистому пути, пока не сдѣлался жертвою злого недуга. Онъ любилъ свое дѣло и не въ его характерѣ было что-нибудь дѣлать противъ своего желанiя…», — сказано в некрологе (орфография оригинала сохранена).
А дальше автор некролога позволил себе даже обличения: он пишет о положении сельских учителей, о том, что у того же Вагина остались жена и сын, у которых судьба отняла кормильца. И никому нет дела до того, как они будут жить. Хорошо, если дадут вдове место (видимо, она тоже была учительнице. – В.Ч.), а иначе безвыходное положение.
Чиновник низшего ранга – коллежский регистратор, пишет Р., получающий зарплату 25 рублей, и тот имеет надежду хоть на маленькую пенсию, а народный учитель, которому вверены молодые души, который ведет их к доброму, светлому, вечному, лишен надежды хоть на какое-то пособие, не говоря уже о пенсии. При этом государственные проекты, многие из которых хорошие, по улучшению материального положения учителя все время разрабатываются. Но «проекты остаются проектами, и когда они осуществятся, Бог знает. Как видно шаг от слова к делу очень трудный…». «Интеллигентными каторжниками» назвал автор некролога учителей, в первую очередь сельских, размышляя над судьбой коллеги Николая Вагина.
Я долго думала, какие можно подобрать иллюстрации к этому материалу, пока не вспомнила о публиковавшихся в прежние годы то ли в учебнике, то в книге для чтения репродукциях картин Николая Богданова-Бельского. Их, наверное, помнят многие: это хорошо известный «Устный счет» и менее известная работа «У дверей школы». Поискала, нашла. В наше время подзабыт этот удивительный русский художник. И вот что еще обнаружили. Оказывается, Николай Богданов-Бельский — практически ровесник Николая Вагина, старше его на 6 лет. Это к тому, что они, как говорится, жили в одно время, дышали одним воздухом, впитывали одни и те же идеи.
Правда, судьба художника оказалась более счастливой, несмотря на то что был он практически безродным – внебрачным сыном деревенской батрачки. Грамоте его научил местный звонарь. А потом судьба сделала ему огромный подарок: он пошел в двухклассное сельское училище, покровителем которого и еще 30 других, в которых учились деревенские дети, был один из образованнейших людей своего времени, профессор Московского университета С. Рачинский. Он заметил талантливого мальчика, помог ему получить образование, найти свое призвание в живописи, стать академиком Академии художеств.
Николай Петрович Богданов-Бельский работал много, был известен при жизни, писал портреты представителей русской знати, путешествовал за границей. Однако, если судить по работам, его самая большая привязанность – русская деревня. Неслучайно его называли в свое время живописцем русской деревни, а если быть точнее, — деревенских детей и всего, что связано с ними, в том числе и сельской школы.
В его работах нет ни умиления, ни стремления приукрасить немного своих героев, даже приподнять их над нищетой. В них, как отмечали современники художника, только правда. Тем не менее, глядя на ребятишек, одетых в старенькую одежонку, перешитую, видимо, с родительского плеча, топающих босыми ногами по деревенской грязи или по первому снегу, нельзя не почувствовать великую любовь художника к тем, кого он пишет, к родной деревне. От них идет энергия доброты.
К месту будет здесь небольшой отрывок из другого стихотворения Николая Вагина «Север — Родина», оно было опубликовано после смерти автора, в 1914 году в газете «Олонецкая неделя»:
…Но я вижу особую прелесть
В нашей гордой и стройной сосне,
И люблю я берез тихий шелест,
Не нарадуюсь русской зиме.
И чарует вечерней порою
Блеск моих безмятежных озер,
И горжусь я твоей красотою,
На утесе разросшийся бор.
Кстати, о Вагине не забыли. О нем вспоминал в своей известной книге «Школа в дореволюционной Карелии» в 1956 году один из известнейших деятелей образования — еще один учитель из Карелии! — Николай Григорьевич Кучепатов.
