Пять женщин. Пять разных судеб. Но одно детство на всех и похожие о нем воспоминания: голод, холод и страх. Их семьи во время Великой Отечественной войны оказались на оккупированной финскими войсками территории Заонежья, в одной деревне – Фоймогубе.
В 41-м зима в Фоймогубу пришла рано, почти разом покрыла Путкозеро крепким льдом, утихомирив свинцовые волны, припорошив снегом скалы. Низкие серые тучи заволокли весь небосвод. Даже днем казалось, что стоят сумерки. Старики качали головами и по каким-то только им известным приметам обещали суровую зиму. Одним жителям не удалось эвакуироваться, а другие сами остались дома: не верили, что война доберется до их глухих мест. Казалось, она где-то там, далеко, но все чаще приходили известия о наступлении врага. Деревня словно замерла и жила в страшном ожидании оккупантов. На фоймогубском погосте в Патрово финны появились внезапно.
Оккупанты пришли в Заонежье осенью 1941 года, но полностью оно было оккупировано к 5 декабря. Всего в районе осталось около пятнадцати тысяч человек. В начале 1942 года население Заонежья сократилось примерно на 3360 человек. Именно такое количество людей из Заонежья было заключено в концлагеря, в основном в петрозаводские.
Фоймогуба располагается в центре Заонежского полуострова, и вскоре сюда стали свозить целые семьи из прибрежных деревень и расселять по домам. Было среди них немало и тех, кого еще перед наступлением финнов вывезли из Петрозаводска в Великую Губу, чтобы потом эвакуировать в Пудож, но не успели. Окрестные деревни – Тявзия и Ботвинщина, Шильтя и Спировка, Андреевка и Кярзино, Харлово, Северная и другие, входящие в состав Фоймогубы, стали числиться лагерем № 55. В Патрово находились комендатура, земельный штаб и финский магазин.
Валентина Петровна Павленина (Савинова), 1932 года рождения:
Мою старшую сестру Дусю, которой был 21 год, Марию Силкину, Марию Панфилову и других девушек, угнали в концлагерь под Медгору, где они всю войну работали на лесоповале, строили дорогу на Шайдому.
Через некоторое время в комендатуре собрали молодых ребят из семей Падариных, Панфиловых, Федотовых и Пономаревых, которым было лет 15-17, и угнали разгружать баржи в Толвую или в Великую Губу – никто толком и не знал куда, домой никто из них не вернулся. Ходили слухи, что их использовали на строительстве финских оборонительных укреплений, которые были расположены по берегу вокруг всего Заонежского полуострова.
В деревнях появились старосты. Они были обязаны следить за порядком в деревне, передавать распоряжения властей, а также следить за передвижениями. У них было право разрешить или запретить жителям выходить в другую деревню. Никто уже не помнит, как звали фоймогубского старосту, он был белорусом, видимо приехавшим в Заонежье еще перед войной на лесозаготовки. Все звали его Елки-палочки – такие слова он любил приговаривать. По воспоминаниям, он хоть и служил финнам и строго выполнял все их указания, но не слышали, чтобы обижал местных.
Бани жителям было приказано прочно заколотить. Солдаты могли ворваться в дом и ночью, разбудив и переполошив малых детей и древних стариков – им везде чудились партизаны. Появились первые заболевания тифом. Финны доставили на погост две машины, все их прозвали душегубками: в одной машине была баня, в другой дезинфицировали одежду. Тех, у кого находили вшей, обривали наголо. Запускали в баню всех вместе – детей, стариков, женщин, молодежь. Баня была такой жаркой, что изможденные люди угорали, некоторые падали в обморок, и их обливали холодной водой.
Тамара Михайловна Хоршунова (Балехова), 1938 года рождения:
– Мы жили с мамой и сестрой в доме Спящих в Кярзино. Нас там четыре переселенных семьи жили. Спали на полу у лавки на сенных матрасах. Маму поставили работать конюхом, и на работу она уходила в четыре утра. Мы голодные все время были. Иногда мама с поля в сапогах колоски тайком приносила, это было опасно: если финны находили, били плетьми. Она иногда зернышки отдавала нашим соседям, у которых было пятеро детей и двое стариков. Мама всю свою одежду – платки и полушалки, юбки тканые своей ручной работы и домотканое белье – выменивала у жен финнов на соль спички, еду. Финские солдаты все время патрулировали с собаками и на лошадях. А когда они в дом заходил, мы, ребята, все сразу на печь лезли. С нами в доме жила семья Куваниных, у них был 10-летний мальчик Сережа. Его маме определили такую работу: летом возить сено с полей, а зимой – навоз из силосной ямы. А ее сын Сережа, лет десять ему было, забрался на лошадь верхом. Заметил это полицай и мальчишку избили сильно плетьми в комендатуре. Из Кярзино на погост в Патрово, ходить без пропуска было нельзя, хотя до него было близко, метров пятьсот.
Вера Леонидовна Лузина (Солнышкова), 1932 г.рождения:
А с нового года в Фоймогубу под конвоем финнов стали прибывать семьи из Падмозера, Шуньги, Толвуи, Загорья, Белохино и других деревень. За нашей деревней была мертвая зона, никто не имел права выходить за околицу. Там проволока была протянута в сторону Батвинщины (тоже фоймогубская деревня в четырех километрах от нашей). В нашем доме жило 10 семей, 19 детей. Спали все в повалку на матрасах набитых сеном. Финны делали обыски и днем, и ночью.
Ой, голодали мы! Муку – по 100 грамм на человека — выдавали только тем, кто работал на финнов в лесу. Мама наша работала на лесоповале. Мы, когда уже стало разрешено по деревне ходить, очистки картофельные после финнов на помойке собирали. Весной только земля оттает, крапиву ели, летом щавель и еще какую-то траву, которую дудками называли. Они были съедобные, а один мальчик из нашего дома, не помню его имя, перепутал и других наелся, сразу и умер. Мы все время хотели есть! Однажды кто-то в старом погребе нашел остатки картошки насквозь промороженой, раскисшей уже. Но эта еда для нас была праздником.
Скот у местных сразу отобрали. И все время искали зерно. А у нас ничего и не было, мы ведь приезжие. Весной все население сеяло хлеб, а осенью жали. И потом финны нас детей заставляли колоски собирать. Финны всегда на лошадях ездили, смотрели, кто как работает. Вечером этих лошадей пасли наши ребята-подростки. Мой двоюродный брат Юра Денисов как-то не досмотрел и потерялась одна лошадь. Его на глазах у матери так жестоко избили плетьми, что он потом два дня лежал, думали помрет. А его дядю Андрея, который с ними тоже коней пас (был он психически больным человеком), тоже избили, да так, что он к утру умер. А у Юры следы от финской плетки по всей спине так на всю жизнь и остались. Он и на суде несколько лет назад, куда заявление подавал о восстановлении удостоверения узника, когда ему не верили, что финны издевались, спину свою показал. Все это увидели, но судью это не тронуло.
Однажды пришли в деревню финны с овчаркой. Я увидела их, испугалась и побежала домой. Собака – за мной: накинулась и повалила меня, стала рвать пальто. А они стояли и смеялись. Потом свистом отозвали собаку. Дали мне пинка под зад в сторону дома, мол, убирайся. Я не знаю, что тогда со мной случилось: собака не успела поранить меня, но я на два дня лишилась речи.
У нас около дома жила приблудившаяся овчарка, мама ее подкармливала все время. И парень один Леня Федотов все время с ней возился. Когда ребят наших забрали в Толвую, овчарка следом за ними убежала. Вдруг, прошло уж немало времени, прибегает она, Мы дети ее окружили, радуемся, а на ошейнике у нее что-то белеет. А это Леня отправил с собакой записку, просил, чтобы вот также к ошейнику привязали советские облигации. Уж не знаю, что он с ними хотел делать, выменивать или продавать. Уже позже узнали, что собака до них дошла. Леня и два брата-близнеца Падарины пытались убежать за Онего, но их поймали и отправили в концлагерь в Петрозаводск. Когда город освободили, Леню отправили в штрафбат и он погиб.
Финны считали, что пришли в Карелию надолго. А потому, чтобы усилить свое влияние, через два года оккупации для русских детей было организовано 15 школ, одна из них в Фоймогубе. Учителями работали финны, специально обученные и приехавшие из Финляндии. Обучение шло на финском языке. В любую погоду на переменах детей выгоняли на улицу. Вроде и полезно, но одежда у них была такая изношенная и холодная, что дети страдали. Наказания были и в школе за то, что дети не понимали, что от них требуется, за то, что изголодавшийся ребенок своровал съестное. В школе давали кашу, а потому многие родители отправляли детей туда только из-за этого. Но школа просуществовала недолго, меньше учебного года.
Людмила Леонидовна Альшакова (Солнышкова), 1931 года рождения:
Мы, все семьи, что жили в этом доме, дружили, выручали друг друга, делились едой. В самом начале войны сюда привезли эвакуированных с детьми жен пограничников из Суоярви. Когда пришли финны, никто из деревенских не сказал, что они – жены советских офицеров. Мне запомнилась особенно одна – Шура, кажется, по фамилии Политова, очень красивая была. У нее было двое ребятишек – мальчик лет четырех и двухгодовалая девочка. Она продала все, что могла, чтобы кормить детей, а сама умерла от голода. Финны забрали детишек, а куда увезли – неизвестно. Всю жизнь я думаю о судьбе этих детишек.
Есть такое местечко за Путкозером в лесу – пещера. Там когда-то в петровские времена были медные ямы, руду добывали. Она находится на Гижезере. Наверное, почти все фоймогубские знали, что еще в самом начале войны в пещере была организована база, куда свозили продукты для будущего партизанского отряда. Но никто финнам об этом не обмолвился. Был в деревне такой человек Николай Крюков. Он хорошо знал все места, так как рыбачил много. Как-то зимой он увидел на Гижезере прорубь и проследил, куда от нее тропинка ведет. Когда его зятя Константина Федорова финны забрали, он рассказал им об этом, и его зятя выпустили.
Ну вот, как-то смотрим в окно, а по озеру к нашей деревне идет пустой санный обоз – саней 20 было. Зашли финские солдаты в избу, самовар приказали поставить. Федоров с ними был.
Бабушка спрашивает:
– Далёко ли собрались, Костя?
– Да сам не знаю, – ответил тот.
А возвращался обоз уже в сумерках. Впереди под конвоем шли двое партизан: девушка, вроде она была радисткой, и мужчина, учитель из Толвуи. Партизанский отряд был в походе, а их двоих схватили, все продукты забрали. Потом учителя казнили в Толвуе: у всех на глазах повесили. А о судьбе девушки не знаю ничего. Партизаны все равно воевали, но продуктов у них не было, многие жители под страхом смерти подкармливали их, отрывая от своих детей. Сразу после прихода наших, Крюкова и Федорова судили: первому дали 10 лет, а второго расстреляли. Когда еще мы собирались в эвакуацию, а я тогда окончила второй класс, нам говорили много вещей не брать. Но я взяла с собой два учебника: по арифметике и русскому языку. В войну я эти учебники почти наизусть выучила. И книга у меня была Теодора Драйзера «Гений», я ее так много раз читала (других книг не было), что могла наизусть рассказывать. После войны мои ровесники в третий класс пошли, а меня сразу в пятый взяли. Войну старалась не вспоминать, но разве можно забыть?
Лидия Петровна Шатова (Котова), 1936 года рождения:
Осталась в памяти картинка: финны в самом начале войны это было, нашли в нашем доме спрятанных кур, да разве их спрячешь, все равно они себя выдавали. Стали их тут же на огороде жарить и есть. А мы голодными глазами смотрели на них: нам запах еды почувствовать и то за радость было. Они смотрели на нас и хохотали, кидали нам куриные кости, а мы, ребятишки бросались с земли их подбирать. Еды в доме не было никакой, мы все время страшно хотели есть. Однажды колоски без разрешения пошли собирать, а финны нас увидели и стали гнать. Один бросил в меня твердым комом земли и попал в левый глаз. Мама просила у финнов, чтобы они оказали медицинскую помощь, но те отказали. Глаз долго болел. Потом у меня образовалось бельмо на глазу, он уменьшился.
В лес за ягодами или грибами и на озера никого не пускали, хотя деревня была прямо у леса. Зимой даже на улицу было не в чем выйти, если к соседям бегали, то босиком. Помню, что у меня была юбка из наволочки, мама сшила, а моя сводная сестра Клава, однажды прищемила ее в дверях, я рванула и юбка порвалась. Как я горько плакала – единственная ведь была! Играли мы черепками от битой посуды, даже мяч из бересты был сплетен, мы им иногда в лапту играли. Летом из глины мы «пекли» калитки и рыбники. А потом из обломков посуды их как будто с удовольствием ели. Из нашей деревни в соседние Харлово и Андреевку, хоть они и были в километре, выходить не разрешалось.
У партизан были свои люди в деревне. Федор Григорьевич Захаров им помогал. Люди это знали, но никто не выдал его. Каждую ночь покоя нам не было: проверяли нет ли партизан в домах.
Один раз ночью почувствовали, что что-то не так, встали. Смотрим, в сенях стоит полмешка муки. Потом оказалось, что мама с женщинами ходили в Патрово: там все население магазин растаскивали после ухода финнов.
***
Большинству из них сегодня под 80 лет. Удостоверения малолетних узников они получили только в год 60-летия Победы – 2005-м. Прошли через суды, где вновь приходилось вспоминать о тех страшных годах, искать свидетелей: тогда на их запросы военный архив Финляндии чаще всего отвечал, что документы не сохранились. Или вообще оставлял их мольбы без ответа. А через год – новые суды, на которых их жестоко и цинично лишили статуса бвших малолетних узников и той мизерной добавки, что полагалась к пенсии. Голод, холод, страх – воспоминания бывших малолетних узников просто утонули в ворохах судейских бумаг.
Сегодня даже в военном архиве Финляндии настаивают: на территории всего Заонежья существовал концлагерь. Льготы возвращаются, но статус узников не узаконен: ведь официально Заонежье так и не признано лагерем. Не означает ли это, что пройдет год, и вновь над узниками будут чинить расправу, отнимая удостоверения и лишая их последней надежды на справедливость?
По решению Министерства здравоохранения и социального развития РК после вмешательства Прокуратуры Карелии удостоверения бывшим малолетним узникам возвращают.
- Пока последнему заонежскому узнику, лишенному этого статуса, не вернут удостоверение, — говорит старший помощник Прокурора РК Сергей Миронов, — Прокуратура Карелии будет держать это на контроле.
Их осталось совсем немного – тех, чье детство называют опаленным войной, тех, чья уставшая память еще хранит невыдуманные истории о годах лишений – голоде, холоде страхе, тех, кто сегодня в последнем эшелоне живых свидетелей войны.
Хельге Сеппеля «Финляндия как оккупант в 1941-1944 годах»
«Массовое переселение жителей из Заонежья в начале 1942 года было вызвано небеспочвенными опасениями, что местное население может давать Красной армии информацию о финнах».
Хельге Сеппеля «Финляндия как оккупант в 1941-1944 годах».
«Если переселение в деревни было относительно мягкой мерой наказания, то лагеря для перемещенных лиц по условиям содержания в них людей были такими же, как и концентрационные лагеря… Одной из главных целей оккупантов был грабеж Советской Карелии. Землю, леса и все предприятия объявили государственной Собственностью Финляндии. Сельхозмашины, недвижимость, скот и прочую другую колхозную собственность объявили военной добычей, а в колхозах стали работать военнопленные и ставшие подневольными местные жители».
Хельге Сеппяля «Финляндия как оккупант в 1941-1944 годах»
«Условия там были гораздо хуже, чем в официальных концлагерях Карелии. К тому же, в этих лагерях находились только русские, а к ним оккупанты относились хуже, чем к карелам, вепсам и финнам».
Пекка Кауппала, сотрудник Главного военного архива Хельсинки( из сюжета 1 канала Российского телевидения 11.11. 2009 г.)
«Преследуя свои политические интересы, Военное управление с 1941 года организовало школы для вепсских и карельских детей, а с 1943 года для русских… Это диктовалось создавшейся обстановкой».
Хельге Сеппяля «Финляндия как оккупант в 1941-1944 годах»
«У населения отбирали домашний скот под расписку или без нее, обещая, что возместят позднее… В Заонежье было обещано возместить или вернуть корову тем, кто по спискам местного управителя проходит как карел, но не рюссям. Трофейные команды отобрали у местного населения нательное и постельное белье, лишив его права собственности даже на это».
Хельге Сеппеля «Финляндия как оккупант в 1941-1944 годах»
«Эти лагеря можно рассматривать как зону геноцида – здесь были этнические чистки, русских в итоге планировали перевести за Урал. Строгая карательная система, а раз большинство узников дети, женщины и старики, смертность была очень высокой».
Йохан Бекманн, историк и правозащитник (из сюжета 1 канала Российского телевидения 11.11. 2009 г.)
«На Ваше обращение по проблеме присвоения статуса бывшего несовершеннолетнего узника фашизма информирую о следующем.
Возникла ситуация, когда граждане, находившиеся в период Великой Отечественной войны в одних и тех же условиях, без правовых к тому оснований оказались разделенными на группы тех, кто признан узником, и тех, кто данного статуса был лишен.
Это письмо было издано во исполнение п. 3 Указа, имело силу нормативного правового акта и было зарегистрировано Министерством юстиции РФ 02.02.1994 № 482.
Письмо давало разъяснения по применению Указа, в том числе распространяя его действие на граждан, насильно вывезенных в годы войны с родных мест в несовершеннолетнем возрасте (до 18 лет) на другую территорию бывшего СССР, в Германию — в концлагеря, гетто, другие места принудительного содержания нацистов, а также для работы в промышленности, на транспорте, на строительстве, в сельском хозяйстве у хозяина.
Изданное позже и действующее в настоящее время Разъяснение о порядке и условиях предоставления льгот бывшим несовершеннолетним узникам концлагерей, гетто и других мест принудительного содержания, созданных фашистами и их союзниками в период второй мировой войны, утверждённое постановлением Министерства труда и социального развития Российской Федерации от 07.07.1999 № 20, в редакции Приказа Минздравсоцразвития РФ от 25.06.2009 N 372н, в части, по мнению прокуратуры республики, необоснованно сужает круг лиц, имеющих право на льготы в соответствии с Указом по сравнению с ранее применяемым нормативным правовым актом Минсоцзащиты России.
Так, подпункт «в» пункта 2 Разъяснения к «другим местам принудительного содержания» относит, в том числе места, специально созданные фашистами и их союзниками в период второй мировой войны с целью принудительного содержания в них людей, аналогичные по тяжести условиям содержания в концлагерях, гетто, тюрьмах.
Вместе с тем, такое условие, как соответствие условий содержания в других местах принудительного содержания по тяжести условиям содержания в концлагерях, гетто, тюрьмах, не установлено ни Указом Президента РФ, ни ранее действовавшим разъяснением Минсоцзащиты от 01.09.1993 г. № 1-2479-18. Критерии определения тяжести условий содержания в других местах, специально созданных фашистами и их союзниками в период второй мировой войны с целью принудительного содержания в них людей, сравнения с аналогичными по тяжести условиями содержания в концлагерях, гетто, тюрьмах, а также перечень условий содержания, определяющих, что объект является концлагерем, международным правом, федеральным законодательством и указанным распоряжением не определены.
Приведенное положение Разъяснения, не соответствует правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации (постановление от 16.12.1997 № 20-П, определения от 04.12.2003 № 415-0, от 05.07.2005 № 246-0 и др.), согласно которой изменение законодателем ранее установленных правил должно осуществляться таким образом, чтобы соблюдался принцип поддержания доверия граждан к закону и действиям государства, который предполагает правовую определенность, сохранение разумной стабильности правового регулирования, недопустимость внесения произвольных изменений в действующую систему норм и предсказуемость законодательной политики в социальной сфере.
В Российской Федерации не должны издаваться правовые акты, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина.
Согласно общеизвестной информации о злодеяниях фашистов в годы 2-й мировой войны, понятно, что условия содержания в концлагерях, гетто, расположенных на территориях разных государств, а также в разных местах на территории Советского Союза, были различны. Например, исходя из имеющихся общедоступных сведений, несопоставимы условия содержания в концлагере Освенцим с условиями содержания в концлагерях, располагавшихся в г. Петрозаводске, Олонецком районе.
Вышеуказанное подтверждается частично имеющимися архивными данными, показаниями ряда бывших несовершеннолетних узников, которым установлен статус несовершеннолетнего узника, ввиду нахождения их в местах принудительного содержания в период Великой Отечественной войны в Заонежье, в т.ч. согласно состоявшимся решениям судов.
Например, согласно оперативной сводке разведывательного отдела штаба Карельского фронта об оккупационном режиме на занятой финнами территории Карелии от 04.06.1942 № 173 «Для обеспечения более строгого контроля над населением Военное управление (Восточной Карелии) практикует переселение жителей из одного населённого пункта в другой. … В Заонежском районе побережье Повенецкого и Заонежского заливов объявлено запретной зоной. Гражданское население туда не допускается, нарушители приказа подвергаются расстрелу. Население из дер. Толвуя, Кузаранда, Типиницы, Сенная Губа, Кижи эвакуировано в глубь района. В Яндомозеро прибыли эвакуированные из Типиницы, Толвуи и Великой Губы. Это население, переселяемое с места на место, влачит полуголодное существование, так как получает только 200 г ржи в день, а местами вместо ржи выдаётся овёс».
С целью разрешения возникшей ситуации социальной напряженности прокуратурой республики 6 ноября 2009 года был проведен круглый стол. В работе круглого стола приняли участие начальник управления ФСБ России по Республике Карелия, министр внутренних дел по Республике Карелия, министр здравоохранения и социального развития Республики Карелия, управляющий отделением Пенсионного фонда РФ по Республике Карелия, председатель комитета по социальной политике Законодательного Собрания Республики Карелия, член комитета по законности и правопорядку Законодательного Собрания Республики Карелия, директор государственного учреждения «Национальный архив Республики Карелия», члены Карельской региональной общественной организации «Общество «Земля Заонежская», которые единодушно согласились поддержать резолюцию круглого стола.
В связи с непринятием органами государственной власти республики конкретных и последовательных мер по разрешению конфликта, отсутствием какого-либо диалога, разъяснительной работы среди населения прокурором республики 27 февраля 2010 года было внесено представление в адрес Главы Республики Карелия.
После принятых прокуратурой республики мер Министерством здравоохранения и социального развития Республики Карелия стали проводиться заседания комиссии, по результатам которых выдаются удостоверения бывшего несовершеннолетнего узника фашизма гражданам. Проводится работа над рассмотрением личного дела каждого гражданина, лишенного статуса узника.
25 марта 2010 года в прокуратуре республики организована и проведена встреча с инициативной группой граждан, на которой изложена позиция прокуратуры республики по вопросу применения Указа Президента РФ, разъяснены положения законодательства о порядке предоставления льгот.
В настоящее время лишение статуса возможно только путем отмены распоряжений министра здравоохранения и социального развития республики в судебном порядке. До настоящего момента ни органами Пенсионного фонда, ни иными лицами не предъявлено каких-либо заявлений в Петрозаводский городской суд об оспаривании действий органа исполнительной власти республики или прокуратуры. Органами Пенсионного фонда документы органов социальной защиты принимаются и по ним гражданам назначаются соответствующие выплаты.
Старший помощник прокурора республики по обеспечению участия прокуроров в гражданском процессе
советник юстиции
СЮ. Миронов»
