День, когда по радио объявили войну, мой папа не помнил, ему было тогда всего четыре года. Зато он запомнил сильные бомбёжки, и то, как они с мамой и младшей сестрой прятались в оврагах за селом. Слушали тревожные вести от прибывающих в укрытие односельчан:
— Немцы в Мерефе…
— Немцы в Беспаловке…
Вскоре немцы заняли Тарановку. Любопытные мальчишки глазели из-за плетней своих хат на мотоциклистов в чужой форме с пулемётами на колясках, на пленных красноармейцев, собирающих на улицах села, под резкие гортанные крики иноземных солдат, трупы своих товарищей…
Моя бабушка с маленькими Геной и Ларисой пряталась тогда по хатам у своих родственников.
— «Вот скажу, Наця, шо твiй чоловiк радяньскiй охвицер, тебе зараз вздёрнут з усiм твоiм выводком.» Уж больно соседке дом наш понравился, — рассказывал мне отец, — Вот и прятались мы по чужим хатам месяца два, пока эсэсовци проводили зачистки. Хорошо, что не выдала, а ведь могла. Наверное, нас, маленьких пожалела, а может, бомба немецкая спасла, что в наш дом угодила. Соседка вообще была на хорошем счету у немецкой комендатуры, на её огород постоянно наших пленных солдат на работы водили.
Отец рассказывал, как однажды ночью немцы переполошили всё село. С рёвом пронеслась полная нацистов бронетехника по пыльным улицам за край села в лес. А потом на рассвете вели наш связанный десант. Впереди колонны из пленных и конвоиров на подводе везли оружие и рацию. Особенно моему папе запомнились две женщины. Одна, с растрёпанными волосами в изодранной гимнастёрке (скорее всего радистка), её поддерживали наши солдаты. Другая — разодетая «дамочка» ехала вместе с немецким офицером в коляске-двуколке, запряженной лошадью (наверное, переводчица из города).
Накануне войны, перед своим назначением на границу, его отец, а мой дед, лейтенант авиации Николай Софиенко перевез свою семью из Харькова в село Тарановка, что в шестидесяти километрах от города. Он знал, что вот-вот наступит война, которую, как он считал, легче пережить в деревне, подальше от индустриальных центров.
— Война долгой не будет, Настя – говорил он, — в городе могут быть перебои с продуктами, а здесь земля прокормит. Береги наших деток, — сказал он ей на прощание. Тогда он не знал, что война эта растянется на долгие четыре года, что будет она самой кровавой в истории, что за норовистый характер какой-то НКВДист упечет его в лагеря ГУЛАГа, а самые ожесточенные бои за город Харьков будут проходить в этом ничем не примечательном селе…
Из воспоминаний генерал-лейтенанта в отставке П.М. Шафаренко:
«28 февраля 1943 года после форсированного 80-километрового марша 25-я гвардейская стрелковая дивизия сходу заняла оборону. В Тарановке сосредоточился 78-й полк К.В. Билютина…»
Из воспоминаний полковника в отставке Войта Эрбана:
«… На берегу реки Мжи, Южнее села Соколово, чехословатские и советские солдаты строят противотанковый узел обороны. Узкая дорога ведёт в Тарановку… Длинное село с церковью посредине лежит на главном направлении удара фашистов… Перед нами гвардейский полковник. Мелкие морщины покрывают широкое русское лицо. На груди скромный гвардейский значок и больше ничего. Чувствуем себя хорошо перед этим простым гвардии полковником. Знаем: гвардейская часть – это такая, которая при всех условиях выполнит задачу. Здесь она в обороне. Если не получит приказа – не отступит.
— Против нас, — говорит Билютин, — стоят две танковые дивизии. И необыкновенные. Это эсэсовцы. Хотят у нас вырвать шоссе. Им надо взять Тарановку. У меня есть сведения, что у Соколово ваши (чехи и словаки) строят хорошую оборону… Ничего, выдержим!»
Одно из самых сильных и ярких воспоминаний моего отца связано с мартом 1943 года. Тогда в освобожденный советской армией Харьков снова рвались фашисты. За время тех ожесточенных боёв село не раз переходило из рук в руки. Папа рассказывал, как их землянку завалило после очередной бомбёжки.
— Мою бабушку, твою прабабушку, завалило насмерть. Помню, как не хватало воздуха, все задыхались. Дядя Гриша смог прорыть узкий лаз, и я успел позвать на помощь. Твоя бабушка испачкала лицо сажей, взяла нас за руки и, пользуясь затишьем, мы пошли искать новое убежище. Помню, в какой-то из хат притаились наши солдаты – ждали контрнаступления. На чердаке у окна красноармеец наблюдал за передвижением гитлеровцев. Рядом лежала длинная винтовка с большим набалдашником (позже я узнал, что это ПТР – противотанковое ружьё).
— Держи, гвардеец, — улыбнулся он, и протянул мне гвардейский значок.
Из окна хорошо просматривалась улица. В конце ее, у церкви, стояла наша 34-ка. Башня танка валялась метров в тридцати в стороне. Неожиданно из-за хат выехал немецкий броневик. Фашисты зачищали село. Оставаться в одной хате с нашими солдатами было не безопасно. Бабушка схватила меня и сестру и выбежала на улицу.
— Хальт! – крикнули нам в спину – Матка, ком! – немецкий офицер подозвал нас к машине.
— Матка, русишь зольдатен?
— Нету пан, нету, — испуганно ответила бабушка.
Где-то на окраине села застрочил пулемёт.
— Вэк, матка! – машина резко дёрнулась и покатила в сторону нарастающего боя.
Из воспоминаний полковника запаса Ф.Я. Коврижко:
«Наш танк имел выгодную позицию: имел возможность простреливать улицу и подступы к центру села… Особенно ожесточённый бой разгорелся на третий день. Фашисты напирали со всех сторон. Однажды они почти вплотную подошли к танку, но подорвать машину им так и не удалось. Выручила находчивость младшего сержанта. Выбравшись из танка с пулемётом и установив его в окне церкви, он открыл огонь по противнику. Атака вновь захлебнулась. На рассвете немцы открыли по танку сосредоточенный огонь артиллерии. Вскоре вражеский снаряд угодил в машину… Так закончилось наше участие в бою за Тарановку. Около четырёх суток провели мы в осаждённой машине».
— О подвиге широненцев мы, конечно, узнали позже, – рассказывал мне отец, — долго ещё ржавела искорёженная немецкая техника у переезда за селом. Немцы так и не смогли её всю собрать. Думали, что весь взвод погиб в том бою. Даже присвоили звание Героя Советского Союза всем 25-ти гвардейцам посмертно. Когда их единственную пушку раздавил танк, широненцы с гранатами бросались под машины… В 1969 году на открытие памятника на братской могиле приехали оставшиеся в живых широненцы. Вся Тарановка собралась посмотреть на героев. Многие односельчане ещё помнили те страшные бои. Был среди них и сам Широнин.
Из воспоминаний Героя Советского Союза П.Н. Широнина:
«В этой обстановке взводу, которым я командовал, было приказано оборонять железнодорожный переезд южнее Тарановки. Воины поклялись умереть, но не пропустить врага».
Из воспоминаний Героя Советского Союза И.Г. Вернигоренко:
«Вражеские танки всё напирали. Вышел из строя расчёт нашего орудия. Ранен в руку был командир взвода Широнин. Лишились гвардейцы и единственного орудия. Вскоре фашисты ринулись снова к переезду. Он был им нужен, чтобы овладеть Тарановкой. И опять завязался неравный бой. Совсем близко от наших окопов стоял подбитый танк. Его пулемет непрерывно строчил. Я не удержался, выскочил из своего окопа, в один миг оказался у танка и, схватив кусок разбитой гусеницы, сильно ударил им по стволу пулемета. Огонь прекратился. Вторая атака фашистов также была отбита».
Из воспоминаний полковника в отставке Н.В. Пахомова:
«… Я видел, как несколько человек бросали гранаты в надвигавшиеся в них танки, видел два загоревшихся танка и два бронетраспортера, видел, как немецкая машина гусеницами давила противотанковое орудие широнинцев. В этот момент позвонил полковник Билютин и спросил, что делается на переезде. Я ответил, что этот взвод повторяет подвиг панфиловцев, и добавил, что, видимо, они погибнут».
Около четырёх часов двадцать пять гвардейцев сдерживали натиск гитлеровцев. В этом бою ими было подбито 30 танков и бронемашин противника, уничтожено около ста немецких солдат. В честь их подвига названы улицы и площади, а станция названа «Станцией имени 25 героев-широнинцев».
