Великая Отечественная. 1941 - 1945, История

Выбор Зиновия Давидовича

В Карховском лесу недалеко от Новозыбкова 23 сентября 2016 года открыли памятник жертвам холокоста, погибшим во время Великой Отечественной войны. Фото www.bryansk.kp.ru
В Карховском лесу недалеко от Новозыбкова 23 сентября 2016 года открыли памятник жертвам Холокоста, погибшим во время Великой Отечественной войны. Фото www.bryansk.kp.ru

Старое письмо напоминает мне о чудовищной истории времен Великой Отечественной войны. Страшный выбор вынужден был сделать мой дядя: погибнуть со всей семьей или попытаться спасти хотя бы кого-то из детей… 

 

Старые письма сохраняют наши тайны. Мы часто не желаем, чтобы они стали достоянием других. Письма не отпускают нас, беспокоят. Мы возвращаемся к ним и пытаемся найти оправдание нашим поступкам или поступкам близких, понять, что послужило их причиной. Хочу поднять тему выбора в чрезвычайных обстоятельствах, когда стоит вопрос о жизни и смерти. Этот вопрос каждый для себя решает индивидуально, но его тоже можно обсуждать.

Это письмо ранее прошло мимо меня. Вернее, затронуло просто по-человечески, но не проникло глубоко в сердце, не оставило в нём занозы. И вот теперь я вновь вернулся к письму. Прошло более 70 лет, целая человеческая жизнь. Подавляющего большинства участников той трагедии уже нет в живых.

Письмо Евдокии Давидович датировано 7 января 1944 года, написано символически красными чернилами. Автор окончила до войны всего четыре класса, а во время войны ей было не до учёбы — она была в партизанах.

Письмо касается непосредственно нашей семьи. Различна оценка тех событий членами нашей семьи. Это одна из причин, побудивших меня взяться за перо.

image001

 

Из письма: «…начну свою повесть. Мы эвакуировались 16 июля, было уже очень поздно, т.к. немец был уже в Гомеле. Мы успели уехать на 60 км от Новозыбкова, были возле Новгроцевучска, но немец не пустил нас переправиться через Десну, он взрывал мосты и бомбил кругом, что не видно было ничего, всё объято огнём. Тогда мы решили вернуться назад. На обратном пути мы заехали в Городню, где видели дедушку и бабушку. Тёти Ривы, Евы, деток и бабушки не было, они эвакуировались. 26 августа мы вернулись в Новозыбков. Я, потом Мишуня связались с партизанами и доставляли им сведения».

 

image002

Из письма: «…и (мы) отправились искать по лесу партизан, но в эту ночь мы их не нашли, так как их не знавши трудно найти… мы вернулись опять в деревню и там мы прожили, пока нас папка не нашёл … Он сумел удрать от гестапо. Это было вот как: когда их всех собрали в клуб, он был с мамкой и (с детьми).

Мамка его очень просила, чтобы он как-нибудь удрал от них. Он, конечно, не струсил и когда их выводили из клуба, ему удалось спрятаться за фанеру и так он уцелел…»

 

Евдокия вспоминает события 1941 года, когда немецкие войска уже захватили Украину и часть Брянщины, вошли в город Новозыбков. 16 июля, до прихода немецких войск, семья моего дяди — он, его жена и трое детей, один из них  грудной, — попыталась  эвакуироваться, но было поздно. 26 августа семья возвращается в Новозыбков. С первых дней оккупации начинается уничтожение коммунистов, комсомольцев и евреев. В городе поголовные облавы, людей сгоняют в пункты сбора для уничтожения. Забирают и семью дяди. Их собирают всех в клуб, где они проводят ночь, а наутро их гонят на уничтожение.

Жена дяди умоляла его спрятаться, так как на улице во время облавы остались ещё двое детей 13 и 16 лет. Дядя спрятался за стоящую фанеру, а ночью смог незаметно выбраться из клуба. Ему удалось найти детей, и они все ушли к партизанам.

Позднее от видевших эту трагедию жителей они узнали, как копали траншеи, сбрасывали туда живых людей и забрасывали землёй. В течение какого-то времени земля в этом месте продолжала шевелиться.

Дядя  выжил, вместе с двумя детьми-подростками он сражался в партизанском отряде Попудренко. Все события описаны в книге дважды Героя Советского Союза А.Ф. Фёдорова «Подпольный обком действует».

Мы не знаем, какие терзания испытывал дядя, он никому об этом не рассказывал. Его давно нет в живых. Тогда, после Великой Отечественной войны, мы его об этом не расспрашивали, да и пережившие ужасы и тяготы войны не любили о них вспоминать. Однако известно, что старшая дочь, учившаяся в это время в Москве, не простила отца и всю жизнь с болью об этом говорила.

Попробую через призму времени, когда уже в живых не осталось ни одного участника той трагедии, ещё раз к ней вернуться и попытаться ее осмыслить. Одно из подобных тяжких решений вынуждена принять  героиня романа Уильяма Стайрона Софи  («Выбор Софи»).  Трагичность этой истории блестяще передана выдающейся актрисой Мерил Стрип в киноверсии романа.

Софи Завистовскую, полячку с двумя детьми, в числе других привезли в Освенцим. По прибытии каждого нового эшелона немцы проводили чудовищную селекцию: детей и стариков отправляли на уничтожение в газовые камеры, а молодых и трудоспособных оставляли в живых для работы в лагере. Софи, которая прижимала к себе детей, гестаповец, цинично улыбаясь, предложил оставить на выбор одного ребёнка, а другого отдать. Невозможно представить, что чувствует мать, которой предстоит сделать такой выбор. Но она всё-таки решилась на это: спасла одного, иначе убили бы обоих.

Есть и другое решение: в рассказе Э. Севела «Продай твою мать» на подобное предложение спасти только одного из детей, мать ответила отказом — она не смогла сделать жуткий выбор.

Софи сделала его во имя жизни одного ребёнка, принеся в жертву жизнь другого, и за это ненавидела себя до конца дней. В концлагере она переболела всеми инфекционными болезнями, страшно истощилась, ее насиловали, унижали, но самой страшной и жестокой пыткой для нее стало чувство безмерной вины, с которым она была вынуждена жить. Софи выжила, но страшная память осталась. Как жить после всего случившегося? Возможно ли быть счастливой? Для Софи война не закончилась с окончанием войны. Для нее пережитый ужас и трагическая вина могут уйти только со смертью.

У одного из литературных критиков романа «Выбор Софи» в детстве была глупая, но очень действенная «проверялка»: «Кого выбрать?  Я представляла себе край пропасти, за который одной рукой держатся двое важных для меня людей и вот-вот сорвутся. Времени у меня 1 секунда и без вариантов спасти можно только одного. Кого ты выберешь? Маму или папу, брата или маму, любимого человека или папу? Сейчас я понимаю, что такой выбор невозможен, асоциален, негуманен и т.д. Но, когда я подошла к маме и загадала ей свою «проверялку», где на краю держались я и мой родной брат, она сказала мне, что не выбрала бы никого. Потому что либо прыгнула бы за нами, либо сошла с ума». А вот комментарий критика: «Я, как мама, вряд ли смогла бы. Знаете, я не люблю безвольных, слабых, вялых людей, но я их совсем не обвиняю».

В нашей семейной истории выбор особого рода: мог ли один из членов семьи покинуть ее, чтобы выжить? Не есть ли это предательство? Возникает душераздирающий вопрос: а было бы легче всем остальным, если бы закопали живьём ещё одного члена семьи? Могло ли быть в этот момент присутствие отца психологической помощью для семьи? Ведь другой помощи, кроме этой, оказать он бы не мог.

Вспоминаются события из художественно-документального фильма «Список Киселёва».  В 1943 году по заданию командира белорусского партизанского отряда несколько  офицеров и солдат выводят с оккупированной территории большую группу евреев, среди которых много маленьких  детей. В одной семье маленькая девочка всё время плачет, тем самым нарушает конспирацию, так как вокруг были немцы и группу могли обнаружить. В группе требуют, чтобы родители  успокоили девочку… Родители решились на нечеловеческий выбор: утопить  ребёнка. Они спустились к реке, но ни у одного из них не хватило на это сил. Руководитель группы лейтенант Киселёв, который случайно оказался свидетелем этой страшной сцены, услышав крик ребёнка: «Я хочу жить…», забирает девочку, берет на руки, ребёнок постепенно перестает плакать, и дальше много сотен километров он идет с ней на руках. Эта трагическая история рассказана людьми, пережившими её.

В наши дни мнения в моей семье разделились. Есть две противоположные точки зрения. Моя сестра считает, что дядя не должен был бросать семью, нужно было эту горькую чашу испить всем вместе. Я же считаю, что если хоть один член семьи мог спастись, то надо было этот шанс использовать. Нет в этом предательства. И можно ли в этом случае вообще говорить о предательстве?

Действующие лица этого рассказа награждены боевыми наградами при жизни и посмертно:

Зиновий Львович Давидович – мой дядя, партизан Великой Отечественной войны, отец 6 детей, четверо из которых погибли в годы войны.

Евдокия Давидович – его дочь, автор этого письма, партизан Великой Отечественной войны, фельдшер.

Михаил Давидович – его сын 14 лет, партизан Великой Отечественной войны, героически погиб во время боевого задания.

Его любили в партизанском отряде не только как храброго связного. Любил его командир соединения дважды Герой Советского Союза А.Ф. Федоров за веселый нрав, за умение в любой момент пропеть частушку или сплясать. В 1943 году Миша во время боевого задания вместе с партизанами попал в засаду. Все погибли, а Мишу тяжело ранило в ногу. Понимая безвыходность ситуации, он крикнул фашистам: «Сдаюсь!». Когда четверо подошли к нему вплотную, он вытащил кольцо из гранаты… Так Миша не дожил до 15 лет. О его партизанской жизни и судьбе написано в книге А.Ф. Фёдорова «Подпольный обком действует». Упомянут он  и в  книге Я. Давидсона «Уходили в поход партизаны … Страницы партизанской фотолетописи».

Миша Давидович
Миша Давидович

И вновь вопросы… В партизанский отряд вместе с дядей пришли и его двое детей: дочка 15 лет,  автор письма, и сын 13 лет. Можно ли было посылать его на опасные задания? Что делать отцу, как защитить ребёнка от гибели? А зачем иначе он нужен в партизанском отряде? Обуза в виде человеческого балласта здесь неприемлема. Мог ли отец оберегать сына от опасных заданий?  Я задаю вопрос и не отвечаю на него, так как ответ почти однозначен.

…Завершение этой публикации оказалось намного сложнее её начала. Попытка завершить приводила ещё к одному витку размышлений. Чем же её закончить, я не знаю, так как, поставив вопросы, я не сумел дать ни одного твёрдого ответа, который бы устроил всех с точки зрения общепринятых права и морали.

Можно ли сказать, что мы имеем моральное  право судить людей, когда это касается их жизни и смерти? Маленькая девочка из «Списка Киселёва», когда её вели к реке, кричала, что она хочет жить. После принятия решения с нами на всю жизнь остаётся наша совесть. Здесь тоже два аспекта: знает ли об этом ещё кто-то или это мы носим в себе?  Последнее может быть самым трудным.

Я дядю оправдываю, но каждый раз, когда вспоминаю те события, у меня текут слёзы…