О «Чёрных тетрадях» Зинаиды Гиппиус
Сто лет назад, в 1917-м, российское самодержавие завершило историческое существование. Николай Второй отрекся от престола. Великий князь Михаил Александрович не принял предложения стать преемником на троне. Что дальше? Как поведут себя лидеры партий и что определит дальнейший ход событий? Эти вопросы постоянно возникают на страницах дневника одной из самых ярких женщин российской интеллектуальной и творческой элиты. Зинаида Николаевна Гиппиус пишет их с 1914 года. Она и её муж Сергей Мережковский притягивают в свой кружок, в дискуссии по злободневным темам людей мыслящих, талантливых, влиятельных.
Долгие десятилетия, весь советский период, читателям были недоступны книги Зинаиды Гиппиус. Если упоминалось её имя в курсе литературы, то кратко и с приговором: не поддержала революцию, не смогла понять роль большевиков, эмигрировала с мужем и вела антисоветскую деятельность…
Только в 1991 году вышли в свет на русском языке её дневники за 1914 – 1917 годы. Поразительно, что женский взгляд на революцию оказался не просто обостренным, эмоциональным, но – история это подтвердила – провидческим. Как такое возможно? Моя собеседница – Светлана Никульченкова, кандидат философских наук, доцент кафедры гуманитарных дисциплин Карельского филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы.
– Светлана Анатольевна, удивительно, насколько трезвы, жестки у Зинаиды Гиппиус оценки и восприятие революций 17-го года в отличие от не менее одаренных поэтов – Блока, Маяковского, Есенина. Она пишет не по-женски, а наотмашь: «Блевотина войны – октябрьское веселье!/ От этого зловонного вина /как было омерзительно твое похмелье, /о бедная, о грешная страна!»
– Это стихотворение датировано 29 октября 1917 года. Ни в одной строке ни намека на стиль эстетствующей «декадентской мадонны», как называли Зинаиду Николаевну. Сравним. Александр Блок напишет поэму «Двенадцать», в которой его высокие ожидания, образ Христа «в белом венчике из роз» и боевые матросы. Владимир Маяковский отчеканит от имени народа: «…Дрожи, капиталова дворня! Тряситесь, короны на лбах!». Можно сказать, сами события переформатировали и поэтическую речь, и публицистические размышления Зинаиды Гиппиус.
– Она ведь не только разделяла мнение о том, что монархия в России прогнила, вся система управления коррумпирована. Зинаида Гиппиус не позволила себе никаких иллюзий по поводу грядущих политических и социальных изменений…
– По прошествии времени это не перестает удивлять. Дневники Зинаиды Гиппиус пишутся на основании личных впечатлений, ощущений, общения с конкретными людьми. Хотя в их квартире бывали представители самой активной части петербургского общества, все же документальных свидетельств у неё было мало. Газеты в Петрограде 17-го года – особая тема разговора. На что, на какую информацию, на какие источники можно было опираться? Не газетам же верить, в самом деле?!
Гиппиус так описывает ситуацию революционного года: «Не входя ни в одну из политических партий, мы, однако, имели касание почти ко всем… Не надо русскому человеку быть профессиональным политиком, чтоб понимать, что происходит. Довольно иметь открытые глаза. У нас были только открытые глаза. И мой дневник естественно сделался записью общественно-политической».
– С весны 17-го года тиражи изданий партии большевиков начали расти и стали самыми массовыми. С того времени идет отсчет истории советской партийной печати. Оставалось сарафанное радио, личное общение. Невелик фундамент для осмысления и выводов…
– Конечно, люди делились новостями. Что не появлялось на страницах партийных изданий, люди всё равно бурно обсуждали, активно интересовались подробностями. Газет выходило много, они быстро рождались и ещё быстрее исчезали.
Интересно, что своеобразная цензура неожиданно для Зинаиды Николаевны возникла в её же кругу общения. Она пишет, что «мы звука не могли издать не военного благодаря царской цензуре. На мой доклад в Религиозно-философском обществе, самый осторожный, нападали в течение двух заседаний. Я до сих пор утверждаю, что здравый смысл был на моей стороне. А после мне приходилось выслушивать вот такие вопросы: «…Вы всегда были против войны, значит, вы за большевиков?». За большевиков! Как будто мы их не знали, как будто мы не знали до всякой революции, что большевики – это перманентная война, безысходная война… и внешняя, и внутренняя. И последняя в самой омерзительной форме террора, то есть убийства вооруженными – безоружных и беззащитных».
Запись от 11 марта 1917 года: «И к чему кипим мы во всём этом с такой глупой самоотверженностью? Самим нам негде своего слова сказать, партийность газетная теперь особенно расцветает, а туда «свободных» граждан не пускают. Внепартийная же наша печать вся такова, что в неё, особенно в данное время, мы и сами не пойдем…»
– Революция вывела на политическую арену самых разных людей. Многих Гиппиус и Мережковский знали лично, общались. Но, похоже, личное знакомство не диктует автору дневников более мягкий взгляд на поступки людей…
– Даже наоборот. Многие строки – как припечатано. В отношении к Керенскому нарастающая волна раздражения и сарказм: «Керенский в своем дохлом окружении…». «Луначарский из Городской Думы просто взял и пошел в Смольный. Прямым путем». «Умер Плеханов. Его съела родина. … Его убила Россия, его убили те, кому он, по мере своего разумения, служил сорок лет… Оттого, что он умер, — я не буду здесь петь ему дифирамбов. Я должна сказать, что в нем была большая узость…»
– В том, что большевистский переворот стал возможен благодаря поддержке извне, говорили и писали многие. Зинаида Гиппиус не одинока в этом мнении. Но как она его обосновывала?
– На эту тему лучше всего одна из цитат: «…положение хрустально ясно: все до одного интересы Германии расходятся с интересами России… Германии нужна Россия: 1) разделенная; 2) откинутая на Восток; 3) не имеющая выходов к морю на юге на западе; 4) умеренно-просвещенная (с азиатской окраской) с твердым и консервативным правительством, твердым и беспощадным внутри… При этом страна не должна быть богатой ни капиталами, ни промышленностью. Меру установит Германия и будет зорко следить за этим».
– Символично название дневников – «Черные тетради». Они в прямом смысле были в черных обложках. Но важнее, наверное, что внутри, на их страницах, – о черных днях России…
– В Петербурге многие из окружения Гиппиус — Мережковского знали о дневниках Зинаиды Николаевны. В какой-то момент она поняла, что её тетради могут заинтересовать новую власть. Но записи не прекращала.
Мучительное свое состояние описывает так: «Вторую «черную» кончаю – «они» всё сидят! Думала ещё вшить листы – не хочу! Это значит надеяться и ждать – а ждать не надо, это бессмысленно. Когда ждешь – не бывает».
Дневники свои она доверила на сохранение верному человеку. Они были сохранены и вывезены из России. Уже в Варшаве, в 1920 году, покинув родину, она напишет о том, что «за эти месяцы, в могиле Петербурга, ничего не изменилось. Только процесс разложения идет дальше, определенным, естественным, известным всем путем». За подобные оценки и мысли новая власть в России не пощадила бы.
«Черные тетради» уникальны вне всякой гендерной составляющей. Дневники – это личное, субъективное, неподцензурное письмо. Зинаида Гиппиус искренне любила свою Родину, переживала о её судьбе, многое видела и понимала в происходящих событиях. В год 100-летия двух российских революций нам интересно и важно обращаться к различным оценкам. Но, полагаю, в первую очередь, оценкам думающих, совестливых людей, которые держали свои глаза открытыми.
