Марк Полыковский продолжает рассказ об артефактах своего детства, которое прошло в Петрозаводске.
На этот раз он вспоминает об учебных принадлежностях советского школьника на рубеже 50-х — 60-х годов прошлого века.
Итак, первоклассник впервые попадает в школу. Что там его ждёт? В нашей 8-й школе было два подъезда, два входа для школьников: один для учащихся младших классов, второй – для старшеклассников. За входом открывался большой холл с раздевалкой, но, прежде чем в него попасть, необходимо было преодолеть осмотр дежурными, дежурившими на входе, которые проверяли стрижку, чистоту воротничка, рук, наличие сменной (второй) обуви и, если что-то было не так, отправляли исправлять нарушение.
В холле сидела неизменная старушка (так нам тогда казалось), которая исполняла множество функций. Она была уборщицей, наводя чистоту в холлах и коридорах школы (классы убирали сами ученики), она же была гардеробщицей и, самое главное, подавала звонки с уроков и на уроки в строгом соответствии с их расписанием. Сначала звонки подавались при помощи ручного колокольчика, с которым наша «старушка», звоня во все колокола, проходила по коридорам, но неизбежно и в эту область вторгся технический прогресс, и на смену медному колокольчику пришёл электрический звонок, который был слышен не только по всей школе, но и у нас дома – через дорогу.
Из холла первоклашки поднимались по лестнице на второй этаж, расходились по классам и рассаживались за партами – по двое.
Так было и в нашем классе: парты в три ряда, перед ними – стол учителя (почему-то его нет на картинке) и чёрная или коричневая доска, на которой писали мелом.
А парта тех дней! Это же целая поэма. Она имела откидную крышку, чтобы было удобно садиться и вставать. Сбоку имелся крюк для портфеля, а на горизонтальной части парты были выполнены углубления для ручек и карандашей, а также одно или два сквозных отверстия для установки чернильницы-непроливайки.
Стол учителя не представлял собой ничего необычного, разве что в некоторых классах он мог стоять на небольшом возвышении.
Стол мог быть побольше и поменьше, иметь или не иметь тумбу с полками, выдвижные ящики и прочие атрибуты удобства. На нём должны были уместиться классный журнал, стопка тетрадей, чернильный прибор и всё прочее, необходимое для проведения урока.
С чем же ученик должен был прийти в школу, что должно было уместиться в его портфеле? Об упоминавшейся выше второй обуви я не говорю, её приносили в сшитом мамой или бабушкой тряпочном мешочке.
Итак, вот оно, содержимое портфеля примерного ученика. Оболтус мог прийти и вообще без портфеля или забыть что-то из необходимого. Особенно, если портфель складывался не загодя, а поутру в спешке.
Разумеется, букварь. Вот он перед нами. Именно такой букварь был и у меня – издания 1954 года с чёрно-белыми иллюстрациями.
Теперь-то я знаю, что это было последнее такое издание. Уже в следующем 1955 году Учпедгиз выпустил красочное издание букваря – с цветными иллюстрациями. Я помню, что у моей соседки и одноклассницы Маринки Кашиной всем нам на удивление был именно такой цветной букварь. Как он к ней попал, не ведомо. Впрочем, её отец был кем-то по торговой части…
На смену букварю, когда с ним было покончено, приходила «Родная речь». Были, разумеется, и учебник арифметики, и упомянутая выше «Родная речь», и учебник русского языка, и прописи, и учебник рисования, и учебник пения. Не все из них я помню, не все из них надо было таскать в школу каждый день.
Но вот тетрадки и дневник – обязательно. Вот он перед нами, дневник первоклашки, каждый день по четыре урока: чтение, математика, русский язык и четвёртым пение, труд, рисование…
Тетрадки в клеточку для арифметики, на обратной стороне обложки напечатана таблица умножения в привычном нам виде либо в виде таблицы Пифагора, а ещё приведены единицы длины, площади, объёма и массы. Ох, как не хватает этого нашим ученикам, по любому поводу тянущимся к калькулятору. Не могу в связи с этим не упомянуть курьёзного случая, участником которого довелось мне быть в пору моего преподавания математики в колледже, стало быть, студентам, уже освоившим школьные знания.
Итак, я дал группе какое-то самостоятельное задание, и студенты мои что-то там вычисляли, его выполняя. Тут я заметил, что сидевшая прямо передо мной студентка находится в каком-то напряжённом смятении, совершает какие-то манипуляции со своим калькулятором, но у неё что-то не получается. Я спросил, в чём дело, и студентка мне объяснила, что, видимо, у неё сломался калькулятор, потому что она вот уже несколько раз выполняет умножение, но на дисплее ничего не меняется. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что студентка при помощи калькулятора умножает некое число на 1!
А вот тетрадка в линейку для выполнения работ по русскому языку. Обратите внимание на заляпанный чернилами листок бумаги. Это промокашка, предназначавшаяся для того, чтобы просушить только что сделанную запись – дабы по неосторожности не смазать её. Промокашка – ещё один артефакт, практически вышедший из употребления и оставшийся разве что в нашей памяти – да в музее ненужных вещей.
А пока вернёмся к нашему портфелю. Чтобы тетрадки не потрепались, их складывали в специальные папки, а ещё обёртывали в бумажные обёртки или специальные обложки.
Чего же ещё не хватает в нашем портфеле первоклассника? Конечно же, кассы букв и слогов. Вот она – заводского изготовления. У меня такой не было. Моим одноклассникам, и мне в том числе, подобные кассы шили мамы своими руками.
Всё ли мы собрали в наш безразмерный портфель первоклашки? Конечно, нет! Не хватает самого главного. При помощи чего наш ученик будет заполнять свои тетрадки и дневник? Всё это лежит в его новеньком пенале – деревянном ящичке с выдвижной крышкой, которая иногда имела сантиметровые риски и служила линейкой, и отделениями для ручек, карандашей и многого прочего.
В ту пору, когда я учился, мы ещё не знали о существовании шариковых ручек, авторучки пришли в широкие народные массы тоже с великим опозданием. Писали мы обыкновенными перьевыми ручками.
Вот они перед нами, разноцветные, хотя, насколько я помню, у нас они всегда были красными. Обкусанные, обсосанные, обтрёпанные, обмусоленные в их непростых жизненных передрягах. Единственный тип пера, который нам, первоклашкам, дозволялось использовать, – это перо №11. Эти перья были сделаны из мягкого, но упругого сплава и предназначались для выработки аккуратного каллиграфического почерка. Они позволяли выводить тонкие волосяные линии и писать с нажимом. Эти премудрости мы должны были усвоить, заполняя прописи рядами выписываемых нами букв, слогов и слов.
Поверьте, если я помню это до сих пор, это имело некоторый смысл, но было настолько нудно и утомительно, что однажды я не выдержал и заляпал всю тетрадь по чистописанию жирными кляксами и в таком виде сдал учительнице. Учительница была мудрее меня, ничего мне не сказала, лишь заставила к следующему дню аккуратно переписать всю тетрадку. Больше я таких фокусов не выделывал.
Чтобы писать перьевой ручкой, нужны чернила. В школе мы писали только фиолетовыми чернилами, хотя они, эти самые чернила, и существовали самых разных цветов, в частности, учителя использовали красные чернила для выставления отметок в тетрадях и дневниках.
Рядом с пузырьком с чернилами стоят чернильницы. Это чернильницы-непроливайки, и мало кто их уже помнит. Я проверил на своих детях и внуках, и они не знали, что это такое.
Вот она, классическая непроливайка, а ниже схема нехитрого её устройства, показывающая, что как ни наклоняй чернилку, чернила из неё никуда не денутся.
Чернильница, что вверху, школьная, такие мы таскали с собой в класс, укладывая в специальный мешочек, и для неё тоже должно найтись место в портфеле. Хотя иногда, как и мешочек со второй обувью, его носили вне портфеля, отдельно. Помните сквозные дырки в парте, выше я о них писал. Так вот, предназначались они именно для таких чернильниц. Те, что рядом с ней, можно было использовать дома, но никак не в классе. При любой заварушке они непременно оказались бы на полу с соответствующими для чернильницы, пола и ученика последствиями.
На учительском столе, как правило, стоял простой чернильный прибор, как и школьная непроливайка, сделанный из бакелита или его отечественного родственника карболита. Письменный прибор мог дополняться пресс-папье для промакивания, просушивания только что выставленных в журнал отметок.
Разумеется, вы уже догадались, для чего в учительском чернильном приборе две чернильницы. Правильно. Для разных чернил – фиолетовых и красных. По той же причине на нём покоятся две ручки разного цвета.
Кстати, о ручках, а заодно и о чернильных приборах. В классе было не до разнообразия, но дома мы давали ему волю и использовали те ручки, которые предлагала отечественная промышленность или привозили из разных мест родственники и знакомые. У меня была такая прозрачная пластмассовая ручка, и я её очень любил.
На моём письменном столе стоял фарфоровый чернильный прибор в виде медвежат-сладкоежек, а на папином – массивный чугунный каслинского литья прибор, изображавший сцену собачьей охоты.
Каких только чернильниц и чернильных приборов ни знала мировая история! Подчас это скромные деревянные поделки, но чаще настоящие произведения искусства, выполненные из различных материалов – стекла, хрусталя, фарфора, мрамора, бронзы. Вот передо мной походная английская видавшая виды чернильница XIX века. А прибор рядом с ней – прообраз будущего ластика, специальный нож для выскабливания ошибочной надписи или срезания слоя материала с этой надписью.
А как вы думаете, что это такое?
Это тоже чернильница. А сектор с дырочками сверху – не что иное как прообраз промокашки – песочница, в которую засыпался специальный очень мелкий песок, которым можно было присыпать только что написанное.
Но вернёмся к нашему пеналу. В него уже уложены карандаш, ручка и запасные перья. Чего там не хватает? А вот чего. Конечно же, резинки. Мягкой для карандаша и жёсткой для чернил.
Выше жёсткая, ниже – карандашная мягкая. Скажу вам честно, они мало отличались одна от другой, и та и другая безжалостно раздирали бумагу вместо того, чтобы осторожно удалять текст с поверхности бумажного листа. В старших классах мы научились управлять этим процессом, но об этом речь впереди.
Конечно же, необходимо взять с собой точилку. Отечественная промышленность в те годы успела освоить только один тип точилок для карандашей – так называемую точилку «Рыбка», но зато брала реванш разнообразием цветов.
Точилки эти были крайне неудобными, быстро тупились, а потому школьники переходили на иные подручные средства – ножи, бритвы, скальпели.
И тут я не могу не вспомнить маленького и простенького стихотворения Самуила Яковлевича Маршака:
Стыд и позор!
Стыд и позор Пустякову Василию:
Он нацарапал на парте фамилию,
Чтобы ребята во веки веков
Знали, что в классе сидел Пустяков!
А вспомнил я это стихотворение потому, что ножички, которые мы приносили с собой из дому, применялись не только для того, чтобы наточить карандаш, но и для того, чтобы вырезать на парте своё имя или закрепить на века имя понравившейся одноклассницы. Эти – не наскальные, но настольные – надписи украшали многие парты, и бороться с этим явлением было бесполезно.
И вот мы доходим до предмета, крайне необходимого в эпоху перьевых ручек, но, видимо, окончательно вышедшего из употребления.
Как ни удивительно, никто из опрошенных мною, если возраст его был меньше 70 лет, не смог угадать назначения этого предмета. А ведь это всего-навсего перочистка. Нижняя картинка воспроизводит её устройство: несколько взятых стопкой листков ткани скреплены посередине в одно целое. Листочки могут быть цветными, фигурными, крепление может быть при помощи кнопки или пуговицы, сверху и снизу могут быть пластиковые или иные накладки, – суть остаётся одна. Засорившееся пёрышко вставлялось между листками ткани и протиралось о них. Простая, но очень нужная вещь.
А знаете ли вы, как чистили перья до того, как придумали описанные выше перочистки? Оказывается, вот так:
Что-то вроде щётки. Пучок щетины, закреплённый в каком-либо держателе. И вот тут начинается торжество эстетики. Посмотрите на эти произведения перочистного искусства, каждое из которых мне хочется иметь в моём музее ненужных, а точнее – вышедших из употребления вещей.
Осталось уложить в портфель самую малость. Нарукавники. Их надо было обязательно приносить на уроки труда и рисования, но бывали периоды, когда требовалось постоянное их ношение. Для уроков рисования требовались альбом, а также цветные карандаши или краски. Для уроков труда – тоже что-нибудь в зависимости от того, какому именно виду труда нас обучали.
А ещё в портфеле всегда находилось место для любимой книжки, чтобы читать на переменах, я читал с 4-5 лет и никогда с книгой не расставался, а также для какой-нибудь игрушки или игры, например, минибильярда или минишахмат.
Вот теперь, кажется, портфель полностью собран.
Нет, не полностью. Я чуть не забыл едва ли не самое важное.
Но в который уж раз начнём с маленького, но такого ёмкого стихотворения Самуила Маршака:
Таблица
Умножения
Достойна
Уважения.
Она всегда во всём права:
Чтоб ни случилось в мире, –
А всё же будет дважды два
По-прежнему четыре.
Безусловно, таблица умножения достойна уважения. Как и Самуил Яковлевич Маршак, написавший эти строки. Конечно, мы учили таблицу умножения, вспомните её на обратной стороне обложки тетрадей в клеточку. Учили – и знали назубок. А как же иначе!
Но прежде надо было просто научиться считать. Сначала от одного до десяти, потом – до ста. Усвоить, что такое в счёте единицы, десятки, сотни… Сколько и какие цифры мы используем, и чем отличаются цифры от чисел. Видимо, неладно что-то в системе просвещения, если всё чаще мы – даже от дикторов! – мы можем слышать абсолютно лишённую всякого смысла фразу: «В классе 40 учеников. Это огромная цифра!» О какой цифре здесь речь? Сорок (40) число, но никак не цифра! Цифры, присутствующие здесь, это 4 и 0, и в наше время даже первоклассник не путал эти понятия.
А помогали нам в этом на уроках арифметики счётные палочки. Вот они – всех сортов, всех размеров и цветов.
Когда мы в счёте несколько освоились, на смену счётным палочкам пришли счёты, обычные бухгалтерские счёты, давно отжившие свой век.
А кто помнит арифмометр «Феликс»? Он позволял складывать и вычитать любые числа, а при известном навыке – и перемножать.
Конечно, в школе этим чудом вычислительной техники мы не пользовались, но, забегая далеко вперёд, скажу, что на последних курсах университета у меня был такой арифмометр, и на нём я проводил расчёты спектров рентгеновского излучения для своего диплома, хотя частично их рассчитали на вычислительной машине университетского вычислительного центра – спасибо Наталье Сократовне Рузановой.
Но вернёмся в школу. Сложные вычисления в старших классах, особенно при изучении тригонометрии было просто немыслимо выполнить без логарифмической линейки. Вот они, мои линейки, большая, вмещавшаяся только в портфель, и маленькая, которую можно было при желании носить в кармане пиджака.
Была у меня и ещё одна модификация логарифмической линейки – круглая. Она выполняла те же функции, главное — была более компактной. Тем не менее у меня она не прижилась, я предпочитал пользоваться старой, с движком.
Даже мои дети, не говоря о внуках, не помнят и не знают об этих вычислительных средствах, не умеют ими пользоваться. Да им и ни к чему.
