Так получилось, что первое лицо, которое я увидел в своей жизни, было черное, белозубое и с широчайшей улыбкой. Сам я свидетельствовать об этом не могу, поскольку первого человека, встреченного в жизни, никто не помнит – так уж заведено.
И потому это скорее пересказ увиденного моей мамой в роддоме на улице Кирова много лет назад. Меня принимал практикант-африканец. Не знаю, ни из какой он страны и где он сейчас, и жив ли. Но я благодарен этому африканцу – во-первых, конечно, за то, что благодаря ему стал самостоятельным живым существом, а во-вторых – может быть, поэтому с первых секунд я был начисто лишен расовых предрассудков.
Любовь к джазу мне привил папа. У папы на стене висел огромный портрет Джона Колтрейна – с тех самых пор и поныне любимого моего музыканта. Африканцы вызывали у меня симпатию и интерес, и это тоже осталось навсегда.
Сейчас передо мной два портрета. На одном симпатичное и смешливое африканское лицо. Через год, 13 сентября, изображенному на фото легкоатлету Джесси Оуэнсу исполнилось бы сто лет…
На второй фотографии тот, кого можно было бы назвать образцом немецкой мужской стати, да еще и с умным, интеллигентным лицом. Карл Людвиг (Лутц) Лонг. Этих людей объединил спорт и прекрасная, по-настоящему мужская, бесстрашная дружба.
А еще они стали героями первой в мире телевизионной трансляции олимпийских игр. И вот там-то, в прямом эфире, они сумели довести до бешенства и истерики самого Адольфа Гитлера.
Август 1936 года. Олимпийский стадион в Берлине. В собственной ложе Адольф напряженно наблюдает за сектором для прыжков в длину. Сейчас его любимец, образец арийца Лонг должен принести Рейху еще одну золотую медаль. Тем более, что у главного соперника, «презренного негра» из Огайо, никак не хватает сил выполнить квалификацию. Раз – переступил, два – переступил… Фюрер нетерпеливо ждет праздника.
Но тут к чернокожему Оуэнсу подходит надежда германской расы и нации, и говорит, да еще и по-английски: «Джесси! Да оттолкнись ты на полметра ближе! Что тебе квалификация! Пустяк! Потом соберешься, и все пойдет как надо!»
Фюрер морщится, но это он еще способен вынести. Похлопать по плечу «недочеловека», продемонстрировав ему спокойствие и уверенность в собственной победе – это «по-нашему, по-фашистски». Пускай. Кто их, спортсменов, разберет. Может наш Лутц хочет обыграть этого… ну словом, в финале. Так нагляднее, и больше пользы для пропаганды. Хотя, конечно, неприятно…
Джесси следует совету Лутца и выполняет этот каверзный квалификационный прыжок. Он в основной части программы. Фюрер морщится.
А в финале последняя попытка Лонга действительно великолепна – 7м 87 см. Фюрер довольно складывает руки на любимом месте – мм… внизу живота.
Черная тень разбега – и Джесси Оуэнс улетает за 8 метров. 8 метров 7 сантиметров. Это даже не его личный рекорд – за год до этого он прыгнул на 8-13, и этот рекорд продержится до 1960 года… Гитлер в ярости.
Но то, что происходит дальше, переходит, по мнению фюрера все границы приличий. Обнявшись, и не с нацистскими «четырьмя топорами», а с флагом Олимпийского движения на плечах, спортсмены делают по стадиону круг почета. Гитлер демонстративно уходит с трибуны. Радиокомментаторы молчат, телекамеры, как всегда «вовремя», «забарахлили» и ничего не показывают. Так что собравшиеся в «хозяйственных уголках» (изобретение Магды Геббельс) общественных прачечных у мутноватых еще «телефункенов» немецкие фрау ничего этого не видят. Газеты сухо сообщают о результатах в таблицах. Немецкие газеты, конечно.
Говорят, что какой-то журналист пару лет назад «разоблачил» историю – мол, не подходил к Оуэнсу Лонг, ничего не советовал и не говорил. Может быть… Хотя легенда красивая, и, кстати, то, что Гитлер в бешенстве сбежал со стадиона – чистая правда.
А не подлежит сомнению то, что Лонг невзирая на режим, не прекращал с Оуэносм переписки! Дружил с ним, радовался встрече на чемпионате мира через два года. Немудрено, что окончив юридический факультет Лейпцигского университета, Лонг недолго работал адвокатом – его быстро призвали в армию в чине ефрейтора и погнали воевать в Африку. Оттуда, из Египта он умудрился переправить Оуэнсу последнее письмо, сохранившееся и ставшее реликвией семьи Оуэнсов. Его не перехватила нацистская цензура. Лонг писал, что у него родился сын Кай, которого он, скорее всего никогда не увидит. И просил – найди его после войны, друг! Расскажи ему, что его отец никогда не был наци! Расскажи ему о нашей дружбе. И о том, что человек – сначала человек, а уж потом – немец, американец, чернокожий и что угодно еще…
10 июля 1943 года во время вторжения в Сицилию союзнических войск Лонг был смертельно ранен и 13 июля 1943 года он умер в Британском военном госпитале.
На свадьбе Кая Лонга шафером был Джесси Оуэнс. «Можно переплавить на золото все мои кубки и медали, — писал потом великий спортсмен, — но и этого будет мало, чтобы перевесить ту дружбу, которая связывает меня с Лутцем Лонгом».
Недавно я услышал диалог двух ребятишек школьного возраста: «Что ты там слушаешь? Рэп? Негритосовская музыка! Нигер, что ли? Обезьяна нерусская!».
Вряд ли они читают «Лицей». Жаль. Собственно, я написал это для них. А может быть, вы их знаете?
