Почему не был взят Ленинград? На этот вопрос в советские годы отвечали однозначно: «Как можно было сдать город Ленина!». Дальше добавляли, что все ленинградцы, ведомые Коммунистической партией во главе со Сталиным, как один встали на защиту города. После того, как культ Сталина был развенчан, осталась одна сила, ведущая к победе, – Коммунистическая партия.
Так продолжалось до развала Советского Союза, пока не рухнул железный занавес, пока не стало ясно, что в основе все-таки человек, защищающий родную землю, а не идеология. И еще появилась возможность встретиться тем, кто когда-то воевал под Ленинградом по разные стороны фронта.
Мне, как военному переводчику, довелось участвовать во встречах российских и немецких ветеранов. Помню, как они шутили, что остались живы, потому что промахнулись, стреляя друг в друга. С собой бывшие немецкие солдаты привозили истории дивизий, воспоминания, дневники, которые оседали в моей библиотеке. Постепенно их набралось немало. Вот тогда и появились сомнения: а всё ли однозначно в вопросе, почему устоял Ленинград? Почему немецкое наступление, начавшееся летом 1941 года, закончилось 24 сентября на подступах к Ленинграду, превратившись в 900-дневную блокаду?
В поисках ответов на эти вопросы я кое-что перевёл из немецких источников и показал ведущим питерским историкам. Кто-то выразил заинтересованность в новых материалах, кто-то стал резко защищать советскую точку зрения. А она была такой: «Мы не позволили врагу штурмом захватить Ленинград». В доказательство мне приводили дневники начальника генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковника Франца Гальдера. Действительно, в них неоднократно повторялась мысль о необходимости захвата Ленинграда. Гальдеру при всём желании никто не смог бы возразить. Его хроника Второй мировой войны считается ценнейшим архивным источником. Я уже не знал, что делать. Сомнения не оставляли меня, а ответа на них не было. На помощь пришёл мудрый питерский историк, доктор исторических наук Валентин Михайлович Ковальчук. Он порекомендовал мне, как специалисту немецкого языка, ознакомиться с гальдеровскими дневниками в оригинале.
После этого всё встало на место. Оказалось, что термин «захват» был в советское время искусственно вставлен в русскую редакцию дневника Гальдера. На самом деле тот ни разу это слово не употребляет, притом делает это сознательно. Напротив, Гальдер, видя постоянно возраставшее сопротивление советских войск, стал внушать Гитлеру мысль о блокировании Ленинграда. Это ему удалось, и 5 сентября Ленинград был объявлен второстепенным театром военных действий. Предстояло окружить его тесным кольцом и ждать, когда советские власти вывесят белый флаг.
Оказывается, в своих сомнениях я был не одинок. На международной конференции «Блокада Ленинграда: спорное и бесспорное» в сентябре 2007 года в Санкт-Петербурге писатель Даниил Гранин озадачил присутствовавших необычным заявлением. Он сказал: «Мне непонятно, почему немцы не вошли в город осенью 1941 года, когда, казалось бы, всё было готово для этого? Во второй декаде сентября город был совершенно открыт для вторжения немцев. 17 сентября, будучи солдатом-ополченцем, я был послан в город, прошёл от передовой у Шушар рядом с Пушкином почти до центра Ленинграда, не встречая никаких кордонов и патрулей. Проснувшись на следующий день, был в полной уверенности, что немцы уже вошли в город».
На той же конференции я постарался ответить на вопрос писателя. Мой ответ звучал так: «Не было приказа брать Ленинград. Был другой приказ: «Блокировать город и ждать капитуляции». Однако не убедил я тогда Гранина и других участников конференции. Больно уж просто все это выглядело.
Правда, мы договорились вместе продолжить изучение этой темы. Выступали, писали статьи, появились и книги. У Гранина в новой редакции вышла «Блокадная книга», с большим интересом читатели восприняли его новые повести и романы «Заговор», «Всё было не совсем так», «Мой лейтенант». У меня тоже появилось несколько работ. Вышла книга «Ленинградский «блицкриг», где я привожу полный дневник Лееба и даю корректный перевод текста дневника Гальдера, касающийся действий немецких войск под Ленинградом. Затем появились другие мои книги: «Блокадный пасьянс» и «Уходящие в вечность».
Я получал новые немецкие источники, отсылал переводы Гранину, потом мы всё это обсуждали и всё больше приходили в недоумение. Когда находились ответы на одни вопросы, возникали следующие. Рамки исследования всё больше расширялись, открывались новые лакуны. Но по-прежнему не укладывалось в голове, что в 41-м немцы упустили единственный шанс взять город, который оборонялся слабыми силами.
Вторая попытка взять Ленинград в августе – сентябре 1942 года была уже обречена на провал. Немцы имели дело с другим противником, гораздо более сильным, научившимся воевать против них. Судьба Ленинграда, по меткому наблюдению Гранина, отличается от всех других в истории войн. Подобной выстраданной победы никогда и нигде не было.
К исследованиям подключились и другие люди, в том числе и с немецкой стороны. Например, сын командующего группой армий «Север» фельдмаршала фон Лееба прислал в 2007 году Гранину письмо, где приводит слова своего отца о том, что ему непонятно, почему не последовало приказа захватить Ленинград, который почти нечем было оборонять.
Георгию Жукову, возглавлявшему Ленинградский фронт, тоже было непонятно, почему немцы прекратили свое наступление. Он не поверил своему начальнику разведки полковнику Евстигнееву, доложившему, что танковые дивизии отходят от Ленинграда. Недоверие Жукова можно объяснить. Как военный стратег он прекрасно отдавал себе отчёт, что огромная ударная группировка противника, сконцентрированная под Ленинградом, просто обязана была штурмовать город. И лишь убедившись, что танковые и моторизованные соединения действительно отошли от Ленинграда, Жуков признал, что штурма не будет.
Подвел итог такого рода размышлениям адъютант фельдмаршала фон Лееба барон фон Грисенбек. Уже после войны он записал в своем дневнике: «Захвату города, который охранялся лишь слабыми силами, препятствовал приказ свыше, согласно которому были отведены семь дивизий с целью их дальнейшей переброски на Москву. Предостережение Лееба, высказанное им в личной беседе с Гитлером, что таким образом не будут взяты ни Москва, ни Санкт-Петербург, подтвердились».
Как же всё происходило в начальный период войны под Ленинградом? Вначале несколько слов о группе армий «Север». Это была огромная группировка войск, численностью свыше 500 тысяч человек. В её состав входили 18-я и 16-я армия, а также 4-я танковая группа. Поддержку им оказывал 1-й воздушный флот в составе 1-го и 8-го авиакорпусов.
В первый же день войны 22 июня 1941 года командующий группой армий «Север», наступавшей на Ленинград, фельдмаршал Риттер фон Лееб столкнулся с тем, чего не было до этого в покорённой немцами Европе. Два определения Лееба: «сопротивление противника» и «плохие дороги» – будут сопровождать его дневниковые записи вплоть до самой отставки. Это оказалось серьёзным русским контраргументом против немецких войск.
Через шесть суток после начала войны группу армий «Север» посетил главнокомандующий сухопутными войсками фельдмаршал фон Браухич. В полосе ответственности группы армий «Север» успех немецких дивизий на начальном этапе оказался даже лучше ожидаемого. Темп продвижения некоторых танковых подразделений доходил до 70 км в сутки. Однако на центральном и южном направлениях на отдельных участках немецкие войска столкнулись с серьёзным противодействием противника.
В штабе главного командования сухопутных войск (ОКХ) начали понимать, насколько далёк от реализации план «Барбаросса», согласно которому удары по СССР наносились одновременно по трём расходящимся направлениям. Немецкое военное командование задумалось о необходимости внесения корректив в план «Барбаросса». ОКХ начало анализировать ситуацию на предмет приоритета одного из трёх наступательных направлений, которым могло стать северо-западное. Исходя из успехов группы армий «Север» менялась и цель наступления применительно к крупным советским городам. Захват Ленинграда с его военно-морской базой, портом и развитой промышленностью становился первостепенной задачей на всём Восточном фронте. Этому способствовало уверенное и стремительное продвижение группы армии «Север» к Ленинграду.
Вот что отметил адъютант командующего группой армий «Север» барон фон Грисенбек 28 июня в состоянии эйфории: «Настроение у Лееба просто великолепное. Он полагает, что противник, противостоящий нам, уже разбит, что наши следующие штаб-квартиры – это Каунас, затем Даугавпилс, потом Псков, затем Петербург! Многие среди нас полагают, что мы продвинемся вплоть до Урала». К наступлению группы армий «Север» решительным образом подключились и финны. План наступления финнов отвечал германским требованиям. Он предусматривал продвижение на Карельском перешейке непосредственно к Ленинграду.
Но Лееб тогда ещё не знал, что у начальника генерального штаба сухопутных войск Гальдера возникли другие мысли относительно судьбы города. Накануне, 2 июля, Гальдер выразился совершенно недвусмысленно о предстоящей блокадной судьбе города на Неве: «4-я танковая группа должна оцепить Ленинград». Видя растущее сопротивление Красной армии на Восточном фронте, Гальдер посчитал необходимым пожертвовать ленинградским направлением. Он решил ограничиться лишь оцеплением Ленинграда в надежде на то, что город, в конце концов, сдастся сам. Тем самым, по его мнению, можно было бы сохранить силы и средства для действий на центральном и южном направлениях. Там уже серьёзно ощущалось снижение темпа наступления. Эти мысли он начал внушать Гитлеру. По существу это был отход от плана «Барбаросса».
Узнав об этом, Лееб отказался от захвата Ленинграда сходу, решив вначале окружить его. Он отдавал себе отчёт, что город по мере продвижения к нему немецких войск всё больше превращался в мощную крепость. Но захват Ленинграда после его окружения всё равно оставался первостепенной задачей командующего группой армий «Север». Лееб понимал, что перед ним был огромный город, бывшая столица со своей историей европейского масштаба, который давил своими размерами. К тому же чувствовалось все возрастающее сопротивление русских войск. По существу, стены Ленинграда помогали его защитникам. Своим величием город защищал себя от вторжения.
В конце первой декады июля, после того как немцы овладели Псковом, Лееб делает примечательную запись: «Русские обороняют каждую пядь своей земли». Ему стало ясно, почему так отличались бои на первом этапе и к концу первой недели июля. Прибалтика и Карельский перешеек являлись чуждыми землями для советских солдат. Это стало одной из причин стремительного отступления Красной армии на данных направлениях. Захваченную территорию всегда труднее оборонять с психологической точки зрения. Зато, когда речь зашла об исконно русских землях, сопротивление начало резко возрастать.
10 июля считается официальной датой начала битвы за Ленинград. В этот день немецкие войска нанесли удары на лужском, новгородском и старорусском направлениях. Финны перешли в наступление на Карельском перешейке и в Восточной Карелии. Непосредственно на Ленинград начали надвигаться немецкая 4-я танковая группа вместе с 18-й армией с юга и финская Юго-Восточная армия с севера. Темп наступления немецких войск неуклонно снижался, чем глубже они вторгались на русскую территорию. У финнов, напротив, успех следовал за успехом: они отвоёвывали свою землю.
Лееб пишет 12 июля: «Большие потери. Если наступление и дальше так пойдёт, то войска вскоре будут измотаны. Фюрер уже больше не придаёт особого значения Петербургу». Этому имелось объяснение. Менее, чем через месяц после начала войны, импульсивный Гитлер изменил мнение относительно Ленинграда. Город на Неве перестал быть для него объектом, имеющим первостепенное значение. Гитлер не раз принимал скоропалительные решения, что приводило к несогласованности действий между верховным командованием вермахта (ОКВ) и главным командованием сухопутных войск (ОКХ).
Это подтвердил Гальдер еще задолго до наступления немцев на Ленинград. При взятии Варшавы в 1939 году он записал 10 сентября 1939 года в своем дневнике: «Отделение военной политики (ОКВ) от вопросов руководства войсками (ОКХ) никоим образом себя не оправдывает. ОКХ должно точно знать политическую линию и её возможные колебания. Иначе немыслима никакая ответственность за планомерные действия с нашей стороны. Недопустимо, чтобы политическое руководство дёргало нас то туда, то сюда. В этом случае армия потеряет доверие к своему руководству».
Под Ленинградом в сентябре 1941 года так и происходило. В результате командование группы войск «Север» так и не смогло взять в толк, почему Гитлер решил отказаться от штурма города, подвергнув его голодной блокаде.
21 июля в штаб группы армий «Север» прибыл Гитлер. После встречи с Леебом, который привёл убедительные аргументы в пользу овладения Ленинградом, он вновь изменил мнение относительно города на Неве. Приказал его захватить и распорядился перебросить 39-й моторизованный корпус из состава 3-й танковой группы с московского направления на Ленинград. Вместе с Гитлером в группу армий «Север» прибыл спецкурьер с задачей немедленно доложить фюреру о падении Ленинграда. Но решение о захвате Ленинграда продержалось лишь пару дней, после чего Гитлер окончательно определился с судьбой города, приказав его блокировать. Курьер возвратился в Берлин.
25 июля решение Гитлера о блокировании Ленинграда подтвердил начальник штаба Верховного командования вермахта (ОКВ) В. Кейтель, заявивший: «Ленинград необходимо быстро отрезать и взять измором. Это имеет важное политическое, военное и экономическое значение». На следующий день это признал записью в дневнике и сам Лееб: «Ленинград не следует брать, его необходимо лишь окружить».
Главенствующая роль в этом судьбоносном решении принадлежит Гальдеру, которому удалось переспорить руководство ОКВ и окончательно убедить Гитлера отказаться от захвата Ленинграда. Несогласованность планов ОКВ и ОКХ существенно затрудняла взаимодействие высших штабов вермахта и сказывалась на действиях войск. На корпусном и дивизионном уровне в самой группе армий «Север» об этих разногласиях не знали.
1 августа Леебу поступило распоряжение: первоочередная цель – Москва. Ленинград следует только окружить. В очередной раз были изменены акценты в постановке задач. По существу Ленинграду теперь была отведена второстепенная роль во всей Восточной кампании.
Писатель Даниил Гранин пишет в книге «Заговор», что «советскому командованию тогда в голову не приходило, какая неразбериха может быть у немцев. Вся их слаженная машина заскрежетала, забуксовала, стала сбиваться с курса».
Основной причиной этого было всё более возраставшее сопротивление советских войск. Леебу приходилось вновь и вновь подчиняться приказам из Берлина, которые расходились с его планами. 2 августа состоялось совещание в штабе командования сухопутных войск. Там была в очередной уже раз озвучена главная цель группы армий «Север»: блокирование Ленинграда.
Интересное событие произошло на следующий день, о чём свидетельствует запись в дневнике Лееба: «3 августа на обед прибыл генерал-адмирал Карлс с четырьмя сопровождающими его офицерами». Разговор Лееба с Карлсом касался интереса ВМС Германии к советской военно-морской базе в Кронштадте и морским портам Ленинграда. В случае захвата Ленинграда их планировалось использовать для базирования немецких кораблей. Но, как известно, обстоятельства затем изменились. После ухода Балтийского флота из Таллинна 27 августа 1941 года вопрос о Ленинграде в плане стратегического объекта ВМС Германии стал неактуальным. Немецкое военно-морское командование посчитало, что задача изоляции советского флота в пределах Финского залива и недопущения его выхода в Балтику может быть выполнена и без захвата Ленинграда. Запланировано было перегородить выход из Финского залива противолодочными сетями и создать несколько минных полей. Это, несомненно, повлияло на решение Гитлера объявить Ленинград второстепенным театром военных действий и отказаться от овладения им силовым методом, рассчитывая на его добровольную капитуляцию.
После войны стали известны высказывания представителей ближайшего окружения Гитлера относительно судьбы Ленинграда. Вот что, к примеру, было записано в дневнике Геббельса 16 августа 1941 года: «Фюрер хочет по возможности сберечь солдат. Так, он намерен Петербург и Киев не брать штурмом, а заморить их голодом». Одной из причин, по мнению Геббельса, было то, что Гитлер внимательно изучил фотоплан города, на котором изображались даже противотанковые ежи, и пришёл к выводу, что танковые соединения вводить в город бессмысленно.
18 августа в ставке Гитлера это было объявлено официально. Гитлер распорядился начать с Киева, который пожелал превратить в пепел и развалины. Такая же судьба ожидала и Ленинград. Однако требование Гитлера не было подкреплено реальными техническими возможностями по уничтожению мегаполисов. Кроме того, большинство немецких военачальников не поддерживали подобных замыслов. Для них уничтожение захваченных городов попросту не имело смысла. Ведь помимо расхода огромного количества боеприпасов войскам, которые в это время уже блокировали данный город, после его падения нужно было размещаться в тёплых квартирах. А это можно было сделать только в самом городе. С приближением зимы такие мысли всё чаще одолевали немецкий генералитет. Представители высшей военной власти отчётливо сознавали, что идея блицкрига потерпела крах. Поэтому немецкие генералы обоснованно надеялись на то, что Гитлер разрешит всё-таки овладевать крупными городами. С Киевом так и произошло в сентябре после того, как советское командование оставило город. Разрушать город гитлеровцы не стали.
21 августа вышла новая директива фюрера, которая должна была иметь решающее значение для всей Восточной кампании. Применительно к Ленинграду в ней предписывалась «плотная блокада Ленинграда и соединение с финскими войсками».
Здесь имеет смысл добавить следующее. Ещё в Первую мировую войну германским Генеральным штабом была подготовлена докладная записка на предмет военных действий в отношении Петербурга. Гитлер, прочитавший большое количество военной литературы о Первой мировой войне, был знаком с этой докладной запиской. Из неё он сделал вывод, что «окружение по наименьшему радиусу» является самым оптимальным решением судьбы этого города. Данный факт приводит Бернхард фон Лосберг в своей книге «В штабе Верховного командования вермахта. Записки офицера Генерального штаба». Издана книга была в Германии в 1949 году. На русский язык пока не переводилась. В новой директиве Гитлер распорядился добиться плотного окружения Ленинграда именно «по наименьшему радиусу».
Между тем наступление 4-й танковой группы застопорилось. Лееб это, правда, объяснил её растянутым левым флангом. Причина оказалась не только в этом. Главным было то, что Ленинград не бездействовал, а оказывал всё большее сопротивление. 23 августа Лееб выступает с предложением сделать кольцо окружения ещё более узким и планирует направить подвижные силы вокруг Ладожского озера на соединение с финнами. Кроме того, предлагается форсировать Неву, чтобы блокировать город с востока. Линия фронта должна была протянуться от Шлиссельбурга по Неве к рубежу Ивановское – Красногвардейск – Петергоф. Предполагалось внезапным ударом форсировать Неву и войти в соприкосновение с финнами на Карельском перешейке. Таким местом мог быть участок у истока Невы в районе Шлиссельбурга или далее по течению у железнодорожного моста у Островков.
Однако полностью выполнить этот замысел Лееб был уже не в состоянии. Примечательна его фраза в дневнике о том, что «войска уже не те, что были в начале войны». Она говорит о физической и моральной усталости немецких солдат за два месяца непрерывных боёв. В России война оказалась совсем не такой, как на Западе. Изменилась даже роль немецких пропагандистских рот. Первоначальной их задачей было отслеживать победоносный путь гитлеровских войск. Теперь для них, как пишет Лееб, наступил этап «вдохновения». Речь шла о «мучительной борьбе с противником». Если темп наступления немцев в первые дни войны действительно соответствовал планам, то на завершающем этапе похода на Ленинград он снизился до двух километров за день, а затем и вовсе до нескольких сотен метров. Немцы буквально прогрызали оборону на подходе к городу-крепости.
На армейском, корпусном и дивизионном уровнях у немцев первостепенной задачей оставалось овладение Ленинградом путём его штурма. О том, что город по планам Гитлера должен был подвергнуться измору, в подчинённых Леебу войсках даже и не подозревали, уповая на вожделенную победу. Поэтому информацию о блокировании Ленинграда Лееб держал в секрете от своих подчинённых. Таким способом он надеялся как можно дольше сохранить победный, наступательный дух войск.
Командующий группой армий «Север» всё больше утверждался во мнении о возможности окружения Ленинграда не только с южного, но и с северо-восточного направления для последующего соединения с финнами на Карельском перешейке. Для этого он планировал задействовать переданные ему соединения 3-й танковой группы: 39-й моторизованный и 28-й армейский корпуса. Он намеревался оснастить их мостовым имуществом с целью наведения переправы после преодоления Невы на штурмовых лодках. При этом его всё больше беспокоило положение с резервами. Он называл его катастрофическим.
29 августа последовал долгожданный приказ по группе армий «Север» № 1. В нём речь шла о начале блокирования Ленинграда. Приказ был подготовлен на основе распоряжения командования сухопутных войск. Звучал он так: «Блокировать Ленинград вдоль акватории Невы от Шлиссельбурга к рубежу Ивановское – Красногвардейск – Петергоф. Преодолев цепь оборонительных сооружений второго эшелона, окружить город по наименьшему радиусу и войти в соприкосновение с финнами на Карельском перешейке». То есть подразумевалось форсирование Невы. Из-за недостатка немецких сил и своевременного выхода советских войск на правый берег Невы этого так и не произошло.
По мнению Лееба, точкой отсчёта начала блокадного периода следует считать 30 августа. Именно в этот день 20-я моторизованная дивизия вышла к левому берегу Невы в районе Ивановского. Как пишет Лееб в своём дневнике, «тем самым пресечена возможность ухода военно-морского флота русских из Ленинграда в Архангельск через Ладожское озеро. Также осуществлен выход у станции Мга к железнодорожной ветке, ведущей в Ленинград с юго-востока. Таким образом, Ленинград оказался реально окружённым». В этом есть логика. Но Лееб не принимал тогда в расчёт возможностей советской военно-транспортной авиации и жизненно важное значение Ладожского озера как уникальной дополнительной транспортной артерии. Поэтому полного окружения не произошло. Позднее Лееб осознал судьбоносную роль Ладоги и как места для переброски сухопутных войск, военных грузов и продовольствия, а также эвакуации гражданского населения осенью по воде, а зимой – по ледовой дороге. Специфика русской зимы была ему абсолютно незнакома. Об этом он впоследствии жалел.
Итак, Ленинград был почти полностью окружен. Но его дальнейшая судьба немцам не была ясной даже на уровне ОКХ. Все ждали решения Гитлера на этот счёт. А пока город с Большой землёй связывала судоходная трасса по штормящему Ладожскому озеру и ниточка узкой грунтовой дороги, проходившей вдоль берега в районе Шлиссельбурга. По ним доставлялись лишь крохи того, что необходимо было огромному мегаполису. Но даже это количество было важно для его существования в военных условиях.
31 августа главнокомандующий финскими войсками маршал К. Маннергейм предложил командованию вермахта для ускорения падения Ленинграда перебросить на Карельский перешеек 163-ю немецкую пехотную дивизию, которая в данный момент совместно с финнами вела боевые действия северо-восточнее Ладожского озера. Он хотел таким образом замкнуть кольцо окружения Ленинграда исключительно немецкими силами. Об этом сообщается в книге «Битва за Ленинград. Дискуссионные проблемы». Финские авторы статьи «Ленинградская блокада: цели Германии и Финляндии» М. Ёкипи и О. Маннинен пишут, что эта идея была актуальной лишь один день, после чего Маннергейм сообщил немецкому представителю генералу Эрфурту об отмене своего предложения. Он мотивировал это тем, что переброска 163-й пехотной дивизии на дорогу Выборг – Ленинград займёт много времени, её артиллерия завязла в ожесточённых боях с упорным противником, к тому же возникнут дополнительные сложности с её снабжением. По обоюдному согласию финны и немцы отказались от этой идеи. Вполне вероятно, что переброска немецкой дивизии на Карельский перешеек могла бы кардинально изменить ход боевых действий к северу от Ленинграда. Ленинград оказался бы и с юга, и с севера окружённым немецкими войсками. Притом наступление немецких войск на Ленинград с севера стало бы первоочередной задачей. Но этого не произошло. 163-я немецкая дивизия продвинулась до юго-восточного побережья Ладожского озера и оставалась на левом берегу реки Свирь в районе Лодейного Поля до мая 1942 года.
Судьбоносным днём для Лееба стало 4 сентября. К нему приехали главные лица ОКХ: фельдмаршал Браухич и генерал-полковник Гальдер. От них Лееб узнал о планируемом решении Гитлера объявить Ленинград «второстепенным театром военных действий». Это решение было объявлено 5 сентября.
8 сентября считается официальным днём начала блокады Ленинграда. Радости это у Лееба не вызвало. Именно в этот день он делает примечательную запись о том, что на данном участке группы армий «Север» придётся вести «войну несчастного человека». Лееб был удручён тем, что рушились его планы: финны остановились на Карельском перешейке и восточнее Ладожского озера, ленинградский фронт был объявлен «второстепенным направлением», сопротивление противника повсеместно нарастало. Под участком, который Лееб объявил «войной несчастного человека», немецкий командующий имел в виду Шлиссельбургско-Синявинский выступ. Он оказался прав: всю блокаду там продолжались наиболее ожесточённые бои. По утверждению Даниила Гранина, участника тех событий, «не только враг держал город в блокаде, но и голодные, малочисленные армии Ленинградского фронта лютой хваткой держали гитлеровские армии у стен Ленинграда».
С 9 сентября начался самый тяжёлый этап боёв за Ленинград. Несмотря на приказ Гитлера не брать город, командование группы армий «Север» всё делало для того, чтобы создать благоприятную ситуацию для изменения этого решения. Если бы не кардинальные, даже жестокие меры, принятые Г.К. Жуковым, исход мог бы быть другим.
Лееб пытался тем не менее продвинуться вперёд, преодолевая ожесточённое сопротивление советских войск. Времени на это у него оставалось совсем мало, так как главное командование сухопутных войск требовало передать ему с 15 сентября семь танковых и моторизованных дивизий для переброски на Москву. Как пишет Лееб в своем дневнике, «если не удастся своевременно овладеть Красногвардейском (Гатчиной) и выдвинуть вперёд 50-й армейский корпус с его двумя дивизиями, то к тому времени совсем не будет сил, чтобы заменить хорошо продвинувшийся 41-й моторизованный корпус пехотой. Это равнозначно проигранному сражению». Выражение «проигранное сражение», по мнению Лееба, означало остановку войск перед городом и переход от наступления к обороне. Так оно и случилось.
Огорчение Леебу доставило сообщение командующего 1-м воздушным флотом генерала Келлера о том, что 15 сентября 8-й авиакорпус и основная часть 1-го авиакорпуса переводятся на другой участок Восточного фронта. Их тоже перенацелили на Москву. Это было крайне неприятное известие. Лееба лишили не только ударного кулака в виде танковых соединений, но и мощной авиационной поддержки.
Тем не менее Лееб старался сохранять наступательный дух подчинённых ему войск. Независимо от решения Гитлера, объявившего Ленинград «второстепенным театром военных действий», подчинённое Леебу командование 18-й армии ещё летом 1941 года разработало свой план захвата города. И от этого плана не отходило.
Для захвата Ленинграда был определён 50-й армейский корпус, в котором основная роль предназначалась Полицейской дивизии СС. За ней должны были следовать части второго эшелона: военной жандармерии и службы безопасности SD. Разработчик плана, начальник штаба 18-й армии, полковник Хассе намеревался «в первую очередь, самыми боеспособными силами проникнуть в город через максимально большое количество улиц. На случай падения Ленинграда военным комендантом города рассматривался командир 50-го армейского корпуса генерал Линдеманн». Эти данные приведены в монографии современного немецкого военного историка Й. Хюртера «Вермахт под Ленинградом», опубликованной в книге «Битва за Ленинград. Дискуссионные проблемы».
В этот же период произошло раздвоение немецкой 4-й танковой группы. Большинство её соединений пока ещё вели боевые действия под Ленинградом, но часть дивизий по существу уже сидела на чемоданах. Настроение у немецких солдат в связи с этим было не самым радужным. С психологической точки зрения это изменение планов означало их поражение. Они уходили, так и не завершив задуманного.
14 сентября немецкая 6-я танковая дивизия стояла передовыми танковыми батальонами у Пулковских высот вблизи Пушкина и ждала приказа ворваться в Ленинград. В дивизионной истории в этот день появилась запись: «Имеется твёрдое чувство, что сопротивление противника на внешнем кольце укреплений сломлено. Продолжение наступления привело бы, по крайней мере, в зоне ответственности дивизии, к тому, что её части ворвались бы в город. Но кажется, что по указу сверху приказано прекратить наступление. Решение, которого не понимает ни один человек».
Финны к тому времени были остановлены на старой финско-советской границе. Финское командование опасалось, что по мере приближения немцев к Ленинграду с юга, городское население будет стремиться вырваться из окружения через финский фронт. Поэтому Маннергейм заявил прибывшему в Миккели начальнику немецкой военной разведки адмиралу Канарису, что «крайне желательно, чтобы немецкие войска как можно скорее продвинулись к Ленинграду также и с северной стороны». И добавил: «Надеюсь всё ещё, что немцы форсируют в назначенное время Неву и вклинятся между нами и русскими». По существу Маннергейм призывал к полной блокаде Ленинграда немецкими войсками, отводя себе роль не оккупанта, а освободителя финской территории.
16 сентября Гитлер отдал приказ на отвод подвижных соединений в сторону Москвы. Немецкий историк Х. Польман в книге «Волхов. 900 дней боёв за Ленинград 1941–1944» назвал это повторением «чуда на Марне». Он имел в виду упущенные возможности и в этой связи привёл слова поэта Фридриха Шиллера: «Что от минуты вовремя не взято, того и вечность не вернёт».
Генерал-майор Бернгард фон Лосберг в книге «В штабе Верховного командования вермахта» описывает эпизод, имевший место 16 сентября под Ленинградом: «Мы находимся на Дудергофских высотах на местности, оборудованной ещё с царских времен для проведения манёвров. Вдали проблескивает шпиль Адмиралтейства. У стереотрубы столпились генералы, среди них: Гёпнер – командующий 4-й танковой группой и Рейнхардт – командир 41-го моторизованного корпуса. Рейнхардт обращается к Гёпнеру: «Дайте мне 8-ю танковую дивизию, и завтра к вечеру я доложу вам о взятии города!». В ответ Гёпнер бурчит: «Вы же ведь знаете, он этого не хочет!». Под этим «он» подразумевается Гитлер».
По плану немецкого командования плотное окружение подразумевало овладение южными районами, прилегающими к Ленинграду. Оттуда немцы намеревались подвергать артиллерийскому обстрелу весь город вплоть до северных его окраин. Этого не произошло, что подтвердил и Лееб на Нюрнбергском процессе. Он признал, что немецкая артиллерия по дальности стрельбы не в состоянии была поражать северные районы города. На поддержку финнов немцы уже не рассчитывали, понимая, что те выполнили задачу, отвоевав свою территорию на Карельском перешейке. Дальше вопрос для финнов переходил из военной плоскости в политическую. Осложнять отношения с англичанами и американцами, союзниками России по антигитлеровской коалиции, они не хотели, стремясь создать в их глазах статус страны, отвоевавшей свои исконные земли.
24 сентября наступил последний день продвижения немецких войск к Ленинграду. Лееб подвёл итоги безуспешной операции, написав в дневнике, что «в группе армий «Север» резервов больше нет. То, чем она располагала, пришлось отдать. ОКХ требует:
1) продолжить наступление в Кронштадтском районе вплоть до окончательной зачистки его от противника;
2) овладеть ближним рубежом окружения;
3) форсировать Неву силами 39-го моторизованного корпуса.
В действительности же группа армий «Север» вынуждена уже полностью перейти к обороне». Затем Лееб делает логичный вывод: «Совершенно очевиден замысел противника избавить Петербург от осады».
С 24 сентября 1941 года под Ленинградом начался новый этап боевых действий. С этого момента ослабленные и измотанные войска группы армий «Север» перешли под Ленинградом к позиционной обороне. Парадоксальная ситуация, когда 18-я армия даже не пыталась ворваться в город, а лишь отбивала атаки осаждённых, продолжалась два с половиной года, закончившись 27 января 1944 года снятием немецкой блокады Ленинграда.
С Даниилом Александровичем Граниным мы сошлись в конце концов во мнении, что сентябрьская эпопея 1941 года не завершилась взятием Ленинграда из-за стратегической ошибки Гитлера, упустившего благоприятный момент. Но он был обречен на эту ошибку, так как не ожидал столь ожесточенного сопротивления в России. Здесь будет к месту вспомнить Пушкина:
Гроза двенадцатого года
Настала – кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима иль русский бог?
Юрий Лебедев, военный переводчик
февраль 2018 года
