Культура, Лицейские беседы

Рио-Рита, Маргарита

Маргарита Юфа. Фото Ирины Ларионовой
Маргарита Юфа. Фото Ирины Ларионовой

 Когда шел телевизионный  проект «Голос», вдруг услышал знакомую фамилию – Георгий Юфа. Прекрасный певец, тонкий виолончелист. Жаль, что из Челябинска. А то, глядишь, пополнил бы блестящую фамилию для Петрозаводска, да и вообще для Карелии, знаковую: замечательный фотограф Валерий Юфа, блестящий живописец Михаил Юфа, неповторимая художница Тамара Юфа. А еще директор Городского выставочного зала Петрозаводска Мария Юфа. И она – художник Маргарита Юфа. Дочь Тамары и Михаила, единокровная сестра Марии.

Шаг первый

– Когда моя дочка Антонина маленькой сильно ушибла ногу, мы вызвали «скорую». Входит мужчина лет тридцати. На Тоньку и не смотрит, говорит нам с мамой: «Ну, наконец-то, я с вами познакомился». Оказалось, сын Валерия Юфа, Михаил.

– Трудно, наверное, быть дочерью известных родителей, тем более если выбрал их профессию?

– И по сей день обо мне порой говорят: если пишу акварелью – это у нее от мамы, если маслом – от отца.

– О вас много кто слышал, но мало кто знает. Мало кто, кроме близких, конечно, представляет, что вы за человек. Да, в связи с выставкой, презентацией какой-либо иллюстрированной вами книги, какими-то художественными проектами информация появляется, но… Себя вы, похоже, на показ выставлять не любительница…

– Я в детстве всё мечтала, что буду жить в лесу, в уютной избушке среди цветов, зверей и птиц…

– Мой племянник маленький мечтал о том же, только еще добавлял: и будет там много-много полок с банками варенья и соленья…

– Насчет варенья не помню, а насчет соленья.… Знаете, я очень остро реагирую на запах. И хорошо помню, как бабушка возвращается из магазина, а я все принюхиваюсь, даже не смотрю: торчит ли у нее из сумки хвост селёдки. Нет селёдки – и вкусного в доме нет. И нынче прилавок, пахнущий рыбой, мне дороже запаха изысканных французских духов.

– А в творчестве?

–  Уже в третьем классе завела тетрадку, в которую записывала свои наблюдения о природе, а любимым журналом был «Юный натуралист». Правда, в нем я читала мало, больше картинки разглядывала. Рисовать же начала года в полтора-два: галочки, черточки какие-то. И когда мама спрашивала: «Риточка, а что на рисунках-то твоих?», уверенно отвечала: «Тити и тички», то есть цветы и птички. Так их и  на моих нынешних рисунках можно видеть.

– Я был на вашем мастер-классе в Музее изобразительных искусств Республики Карелия – вы показывали накануне Рождества, как можно пастелью изобразить вертеп. В композиции присутствовали, естественно, разные животные. Мне особенно приглянулась нарисованная вами корова, или вол, если следовать Евангелию и Пастернаку: «Его согревало дыханье вола…»

– Я до четырех лет жила  в деревне. И помню, обожала сидеть на подоконнике и смотреть, как пастухи гонят на выпас или назад домой стадо коров. Ух, какие были коровы – страшные, рогатые! Бабушка говорила, что если бы они шли весь день, так я бы от окна не отходила.

– У вас на рождественском рисунке корова напротив, хоть и с рогами, но жовиальная такая, ласковая…

– Она же в пещере с младенцем, его пугать нельзя.

 

Шаг второй

 

Хотя танец «Рио-Рита», вопреки распространенному мнению не фокстрот, а пасодобль, благодаря тексту Геннадия Шпаликова, который пропел в своем фильме «Военно-полевой роман» Петр Тодоровский, «Рио-Рита» в нашем сознании утвердилась все же как фокстрот.  А он изначально покоился на трех шагах. Вот и мы с Маргаритой Юфа делаем второй шаг в нашей беседе. Тем более и само ее имя этому танцу созвучно. И, кстати, многих девочек, родившихся после войны, называли в честь его — Риоритами! А ее назвали в честь маминой подруги, которая, как и Тамара Григорьевна, песню эту, несомненно, слышала.

 

– Я всегда с кем-то нянчилась. Во дворе с малышами – коляску покатать, в песочнице куличики полепить. Пятнадцать лет назад начала вести мастер-классы для начинающих в техниках пастели, акварели, гуаши, даже маслом мои подопечные пробуют писать.

– Ваш отец утверждал, что каждого человека можно научить рисовать. А вас кто учил?

– Мама. Правда, я больше училась, глядя, как она сама работает. Педагогом, терпеливым со мной, ее вряд ли можно назвать, в этом я вся в нее. Однажды поставила передо мной банку с цветами – «Пиши натюрморт с натуры». Я говорю: «Не смогу».

Она убеждает, что смогу. А я в слёзы. Так плакала и писала, и написала хорошо! Мама назвала его « Натюрморт слез». Это я уже много лет спустя у Александра Харитонова в художественной школе любой натюрморт могла «взять», так акварель чувствовала.

– Валентин Чекмасов, можно сказать, увековечил вас в портрете «Юный художник». На нем он поместил вас в античные декорации…

– Любимая певица моего детства – Валентина Левко. А оперные арии – Жанны д’Арк и Чио-Чио-сан. Когда в Питере училась, постоянно бегала на концерты классической музыки. А когда работала в Национальном театре, с каждой зарплаты покупала пластинки с произведениями Шопена, Грига. Мама тоже любит рисовать под музыку. Поскольку же еще и обожает поэзию, приохотила меня к японской литературе, которая откликнулась и в моих рисунках.

– Что в вашем творчестве только не откликнулось… И не только в рисунках, но и в изумительных куклах, и в поделках разных, и в книжной иллюстрации. Ваша мама дружила с нашим уникальным реставратором Саввой Ямщиковым. И я почти уверен, что, например, любовь  к древней Руси идет от него…

– Нет, я его в детстве не помню! Просто по книгам – было очень таинственно, необычно и дышало древностью. Вспомнила еще: маме кто-то подарил альбом с изображениями византийских икон. Как я его обожала рассматривать! Правда, он был на болгарском языке – в советские времена хорошие книги у нас все больше для заграницы выпускали.

В Ельце, куда мы на лето приезжали пару раз, стоял огромный собор, спроектированный Константином Тоном, автором московского Храма Христа Спасителя.  И я помню лики святых на закопченных иконах – и казалось,  я в другой мир попадала – таинственный и прекрасный.

– Говорят, вера двигает горы. Что движет вами?

– Я усердная очень. К тому же, так  случилось, что практически все женщины в нашей семье жили без каждодневной мужской поддержки. Так что надеялись только сами на себя. Ну, кому сказать: я уже класса с восьмого могла и розетки  в доме поменять, а позже – спасибо маме – обои поклеить, и линолеум постелить.

 

 

Шаг третий

 

Они все, и в жизни и в творчестве своем, очень усердные. То есть очень профессиональные, привыкшие каждое свое дело доводить до радующего чувства и ум завершения. Они – это подруги Маргариты Михайловны, которые образуют сердечный и душевно уютный маленький клуб с ироничным названием «Розочки». Я бы не осмелился упоминать о нем, если бы входящие в него художник Виктория Зорина и фотограф Ирина Ларионова не поведали  о своем содружестве в одной телевизионной передаче. Не буду называть всех, входящих в этот клуб поименно, но прошу поверить мне на слово, что и фамилии и дела их на виду у всей Карелии.

– Я уже и не помню, как все это рождалось. Кажется, у истоков стояла Виктория Зорина. Нам вместе хорошо. Хотя мы все очень разные.

–  У поэта Андрея Вознесенского есть нестандартные строчки, очень к вам подходящие: «Я семья: во мне, как в спектре, живут семь Я»… К сети нынешних продовольственных магазинов, естественно, никакого отношения не имеющих. Хотя их владельцам за название надо бы платить авторские отчисления…

– Если бы нам платили по трудам нашим… Иным  кажется, чего проще – проиллюстрировать школьный учебник. А это между прочим шестьдесят семь картинок. Просто физически устаешь неимоверно.

– Вы с подругами вместе в отпуск не ездите?

– Мне некогда, хотя я очень люблю путешествовать. Но, помните, как признается героиня фильма «Пять вечеров»: «В Звенигороде, говорят, тоже очень красиво, но я там еще не была…». Хотя и у меня есть свои привязанности: в течение десяти лет я лето проводила  со своей племянницей Марфой в Павловске – изумительное по красоте место. Вообще я мечтаю поездить  по России.

– Моя бабушка жила в Кировской губернии, на реке Вятке. С городища села, как у Левитана, открывалась неописуемая красота. Казалось мне, что лучше на свете реки быть не может…

– А я в детстве считала, что наша речка Ивинка и не Ивинка вовсе, а Волга. Наслушалась Зыкиной по радио. А еще географию изучала по… фантикам от конфет. Сколько  названий городов, где были конфетные фабрики, знала.  Жалею, что альбомы, в которые эти  фантики  наклеивала, не сохранились.

– Было бы что дочкам показывать…

– Им не до фантиков. Обе живут и работают в Питере и крутятся, как белки в колесе.

– По вашим стопам пошли?

– Антонина – дизайнер, Василиса – менеджер, не знаю точно как она называется, мебельного салона. Хотя она окончила художественный колледж, но чтобы дальше учиться, нужны большие деньги. Но чего печалиться,  так жизнь складывается.

– Каждый творческий человек не может не задумываться, что останется после него. А что у вас в итоге?

– Мне кажется, что я счастливый человек. Я общалась со многими очень интересными людьми, бывавшими у нас дома. Часто мне достаточно посмотреть на цветок на обочине, чтобы представить цветы всего мира. Я обожаю макросъемку, потому что как в капле воды в ней отражается и существует вся Вселенная. И всё, что меня интересует вокруг.
Я не слышу грохота машин и шума города, зато слышу трели кузнечика, как свистят снегири, поют дрозды.