Гуманитарные науки, История, Наука, Общество

Белорусы в Карелии: «Кто же думал, что уезжаешь навсегда…»

 

Екатерина Васильевна Васенда (в первом ряду крайняя справа) с семьей в деревне Залесье Гомельской области, Республика Белоруссия. Фото из личного архива Екатерины Васенда
Екатерина Васильевна Васенда (в первом ряду крайняя справа) с семьей в деревне Залесье Гомельской области, Республика Белоруссия. Фото из личного архива Екатерины Васенда

Об исследовании кандидата исторических наук Юлии Литвин этнокультурной идентичности и самоидентификации белорусских переселенцев

Сегодня белорусы являются третьей по величине этнической группой в составе населения Карелии. Причиной тому стала интенсивная миграция в два послевоенных десятилетия. В годы Великой Отечественной войны дома многих белорусов были разрушены или сожжены, огромными оказались потери среди населения, значительный ущерб потерпели сельское хозяйство, промышленность. Переселенцы искали в нашем крае средства для решения материальных проблем.
Вербовка рабочих кадров в Белоруссии шла с большими проблемами, но в целом успешно, чему способствовала система льгот и надбавок для переселенцев. Во второй половине 1940–1950-х годов Белоруссия стала ведущим поставщиком рабочих кадров в Карелию, прежде всего в лесозаготовительную отрасль. На момент всесоюзной переписи 1959 году в каждом районе республики проживали белорусы, а их доля в составе населения КАССР превысила 11%.

Петрозаводские ученые совместно с белорусскими коллегами изучили различные стороны формирования белорусской диаспоры в Карелии и ее современного состояния. Одна из участников проекта «Белорусская диаспора в Карелии: формирование и процессы интеграции (середина XX – начало XXI веков)» — Юлия Литвин, кандидат исторических наук, младший научный сотрудник сектора этнологии Института языка, литературы и истории КарНЦ РАН. Она занималась вопросами этнокультурной идентичности и самоидентификации белорусских переселенцев. В частности, историк беседовала с белорусами, проживающими в Петрозаводске, Эссойле, Чалне и в поселке Каменный Бор Сегежского района. Некоторыми подробностями этих интервью Юлия Литвин поделилась с «Лицеем».

«Работая в рамках проекта, я попыталась осмыслить миграционный опыт переселенцев, ознакомиться с версиями событий, определивших их дальнейшую жизнь», — отмечает эксперт.

Юлия пообщалась с семнадцатью местными жителями. Большинство из них – женщины, родившиеся в довоенные годы и прибывшие в Карелию в результате оргнабора преимущественно из Гомельской и Могилевской областей.

 

«Чернобыль рванул, и мы приехали сюда»

Ведущим мотивом переезда послужили так называемые выталкивающие факторы – неблагоприятные экономические и бытовые условия в Белоруссии. Республика оказалась одной из наиболее пострадавших во Второй мировой войне. В послевоенные годы большинство крестьян продолжали трудиться в колхозах за трудодни. Существующая система не давала возможности заработать реальные, живые деньги. Зарплата с учетом социально-экономических и бытовых проблем в Белоруссии являлась главным стимулом к переезду. Молодежь, уезжая на заработки в другие районы республики или страны, стремилась получить больше свободы и самостоятельности, улучшить материальное благосостояние и финансово поддержать остававшихся в Белоруссии родственников.

Несмотря на тенденцию снижения численности белорусов в Карелии с конца 1960-х годов, они продолжали прибывать в республику, где уже сложились родственные и дружеские связи. Именно они позволили белорусским семьям временно отправить детей в Карелию после взрыва на Чернобыльской АЭС. Некоторые переезжали всей семьей на постоянное жительство.

— …И тетушка потом спрашивала, давай переезжайте вот сюда как бы. Не-не-не. У вас здесь комары, холодно. Не поеду. В конце судьба распорядилась так, что Чернобыль рванул, уже была семья, и мы приехали сюда, [в Валдай]», — рассказала одна из респонденток, добавив, что местный леспромхоз принимал участие в расселении людей из Белоруссии и Украины в 1988–1989 годах.

После оформления всех необходимых документов, переселенцы собирались в дорогу. Что брали с собой белорусы при переезде? Все собеседники были едины в ответах – взяли с собой минимальный набор одежды. Вот отрывок из интервью с женщиной, переехавшей на лесозаготовки в 1957 году:

 

— А что вы взяли с собой, когда из Белоруссии приехали?

— С Белоруссии, я говорю, у меня было пальто, одежда была нормальная. И мы с мамой вырастили свинью, продали на базаре и купили там… железнодорожная вообще-то, форменная такая шинель.

— А фотографии какие-то взяли сюда?

— Фотографии, конечно, потом присылали мне.

— Фотографии потом. Сначала вещи, да?

— Ну, вещей немножко. Кто же думал, что уезжаешь навсегда.

— Этот пример подразумевает планы на возвращение. Они были свойственны всем моим собеседницам, приехавшим на заработки в результате оргнабора, — рассказывает Юлия Литвин. — Со временем состав вещей пополнялся вышитыми полотенцами, которые составляли приданое девушек, фотографиями родственников, реже – религиозными предметами.

 

«А спать где?»

Порядок оргнабора предусматривал заключение индивидуальных договоров между рабочими и предприятиями на срок от одного до трех лет. Государство должно было обеспечить вербуемым рабочим переезд на новое место жительства и материальную помощь в социально-бытовом устройстве. Однако реальная картина жизни первых переселенцев отличалась от декларируемых государством обещаний. Материалы интервью свидетельствуют о сложностях, связанных с жилищно-бытовыми условиями. Многие вспоминали, что первое время их селили в бараках вместе по 5–7 человек в небольшой комнате, в неприспособленных для жилья помещениях, отсутствовали постельное белье, кровати, бытовые удобства.

— И жили мы в общаге. А в общаге были, как их… чуваши. Одна такая комнатка и вторая. Там жила женщина, двое детей. Нас было… трое. Две остались там, где женщина и двое детей. А меня в другую комнату. Там женщина, дочь, мать и еще женщина с ребенком. Пять человек, а меня шестую. А спать где? Во [показала на пол].

— На полу?

— На полу. Ни койки, ничего.

— Матрац был?

— Какой матрац?! Тряпка какая-то. И спали. Так потом уже стали каркасные щитовые дома делать.

Карельские этносоциологи Евгений Клементьев и Александр Кожанов установили, что недостаток жилья для переселенцев на 1 января 1950 года превысил его наличие в 2,5 раза. Сооружение бараков и восстановление довоенного жилого фонда стали временными мерами компенсации нехватки жилья. Прибывших в 1950-е годы рабочих размещали в одну комнату несколькими семьями, использовались землянки, шалаши, палатки, железнодорожные вагоны и другие, неприспособленные для жилья помещения вплоть до хозяйственных построек. Тенденция улучшения жилищных условий переселенцев наметилась лишь к концу 1950-х благодаря строительству сборно-щитовых домов.

Вид на поселок Тайгиницы Медвежьегорского района, 1957 г. Фото из личного архива Ольги Анисимовны Кособуцкой
Вид на поселок Тайгиницы Медвежьегорского района, 1957 г. Фото из личного архива Ольги Анисимовны Кособуцкой

 

«Мы работали в три смены»

Одну из центральных тем воспоминаний белорусов о первых годах жизни в крае занимают рассказы о работе. Большинство переселенцев имели начальное образование, некоторые успели поработать в колхозе. Здесь, в Карелии, им пришлось осваивать новые профессии – вздымщика, сучкоруба, рабочего на пилораме, цементном заводе.

Индустриализация и Отечественная война привели к беспрецедентному росту количества работающих женщин. Если между 1928-м и 1940 годом их доля составляла 39%, то к 1945 году она выросла до 56% от общей массы рабочей силы в СССР. Женщины составляли значительное число рабочих в промышленности и сельском хозяйстве, продолжая совмещать производственную и семейную нагрузки:

— Я работала на бирже, у нас лесобиржа тут была. Мы работали в три смены. Крутились эти пилы, шум, гам (…). Иногда работаешь во вторую смену, а муж работал на погрузке (…). Ну и вот. Он уйдет на работу, а я во второй смене. Ребята одни. Душа не на месте. В ночную смену уйду, они спят. Бог знает, чего там может случиться. Одни. Никого у меня тут не было, некому было помочь. Бегу ночью. Люди там обедают, а я бегу домой среди ночи в 4 часа, чтобы посмотреть, как они.

Необходимость «общественно-полезного» труда советских женщин, обязательность выполнения миссии матери, а также бытовое обслуживание семьи были призваны компенсировать недостатки социального сервиса. Немного освобождала женщин от нагрузки система соседских связей, которая позволяла временно оставлять ребенка на попечении у знакомых.

 

«Я не знала, кто такие карелы»

Согласно результатам интервью, социальная адаптация прошла для белорусов безболезненно. Одна из причин «легкости» интеграции заключается в последствиях советской модернизационной и национальной политики. Показательным в этом плане является следующий отрывок из интервью:

Я, признаться, пока жила в Мурто, не знала, кто такие карелы. И когда я приехала сюда (в Эссойлу) и тут вдруг говорят по-карельски, карелы. Такая есть национальность. Я даже не задумывалась об этом, что мы живем в Карелии, а где-то есть карелы. (1950 г.р.).

Переезд в иную этнокультурную среду всегда актуализирует процесс этнической самоидентификации мигранта. Этот феномен характеризуется двунаправленностью – необходимостью интеграции в принимающем сообществе и, порой неосознанным, дистанцированием для сохранения идентичности.

Существует целый набор инструментов этнической дифференциации. Одним из маркеров различий, которые подчеркивали в ходе интервью белорусы, были отличия в чертах характера карелов и белорусов:

…[Карелы] более скрытные. Белорусы, вот как я, ля-ля и всё. И я не боюсь, что я сказала. Но я знаю, за каждым моим словом стоит какая-то правда. Даже свидетели. А вот карелки, они послушают: en tie, en tie, en tie — «не знаю, не знаю, не знаю». (…) Не скажу, что они гордые или как, но они не предатели. Но само по себе как-то жизнь… Вот понаехали тут, как это говорят, переженились и всё.

Ольга Анисимовна с подругой в период работы официанткой в поселке Тайгиницы. Снимок сделан между 1955 и 1957 гг. Фото из личного архива Ольги Анисимовны Кособуцкой
Ольга Анисимовна с подругой в период работы официанткой в поселке Тайгиницы. Снимок сделан между 1955 и 1957 гг. Фото из личного архива Ольги Анисимовны Кособуцкой

Белорусы называли различающие два этноса признаки, которые подчеркивали и сами карелы, как присущие карельскому этносу – индивидуализм, замкнутость. В оппозиции к указанным чертам характера карелов были названы присущие белорусам качества – общительность, открытость, эмоциональность. Только один собеседник подчеркнул схожесть характеров белорусов и северных карелов:

— Белорус и карел он немножко индивидуалист. Он, вот это мое, сам по себе, тут я рыбачу – тут никто не должен рыбачить, кроме меня. Тут я ягоды собираю, сюда желательно не лезть, чтобы не портить со мной отношения. В этом отношении. То, что называется для себэ, для дома. В Белоруссии тоже так (…).

Но несмотря на то что идет время, в Карелии уже выросло второе поколение белорусов, размыванию их этнокультурной целостности препятствует сохранение родственных связей с родиной.

— Это стало важнейшим условием сохранения идентичности переселенцев и их потомков, — подводит итог Юлия Литвин. — Все мои собеседники подчеркивали, что стараются ежегодно посещать Белоруссию во время отпуска, привозить своих детей или внуков к родственникам на каникулы.

 

Справка «Лицея». Проект «Белорусская диаспора в Карелии: формирование и процессы интеграции (середина XX – начало XXI веков)» реализуется при поддержке Российского гуманитарного научного фонда и Белорусского республиканского фонда фундаментальных исследований. С карельской стороны проектом руководила кандидат исторических наук, старший научный сотрудник сектора истории ИЯЛИ КарНЦ РАН Людмила Вавулинская. Истории переселения белорусов в Карелию посвящена значительная часть исследования. В частности, специалисты изучили миграционную подвижность белорусов, их индивидуальные и профессиональные характеристики, тенденции в семейных отношениях и многое другое. Сейчас готовится к печати сборник «Белорусы в Карелии. Исследования и материалы».