Максим Федосов пишет о себе: «Мне 45 лет. Участник Литературного объединения имени Дм. Кедрина в городе Мытищи Московской области».
***
— Одолжите тридцать рублей на спасение от засухи пустыни Саха̀ра, – протянул он каким-то скрипучим голосом. Запотевшие интеллигентные очки, тонкая куртка не по-новогоднему морозцу, на вид около сорока лет. Но… такая нечеловеческая грусть в этих гирляндах воспалённых глаз
Я побрякал в кармане мелочью, вытащил на ладонь.— Одолжите тридцать рублей на спасение от засухи пустыни Саха̀ра, – протянул он каким-то скрипучим голосом. Запотевшие интеллигентные очки, тонкая куртка не по-новогоднему морозцу, на вид около сорока лет. Но… такая нечеловеческая грусть в этих гирляндах воспалённых глаз.
— Не хватает? Надо было готовиться к Новому году заранее… Пустыня Саха̀ра… — отсчитывая крупные монеты, бормотал я.
— Да вот… как-то… не рассчитал…
— Надо было рассчитывать точнее, — я отсыпал ему в руку горсть монет.
— Угу. Сенкью. С новым годом! — не оглядываясь, он заспешил в магазин.
Я поспешил вслед за ним, в отдел минеральных вод. В глубине магазина, оглянувшись на меня, «Пустыня Саха̀ра» небрежно взял с полки литровую бутылку крепкого пива и заспешил к кассе.
— Ну что… теперь начнётся операция «Буря в пустыне»? — подошел я вслед за ним к концу очереди в кассу.
Стоящий перед ним мужчина с густыми казацкими усами обернулся, держа в руке две бутылки водки, посмотрел на нас и сделал, как мог, вопросительное лицо:
— А?
— Да это я не вам. Это ему – «Охоту» крепкую берёт.
— Да, это плохой напиток. Вот это, — он показал на свою пару «беленькой», — напиток чистый, я два пузыря беру!
«Пустыня Сахара» поёжился в тонкой куртке, и виновато пробурчал:
— Да, я, мужики чего-то вчера в отключке совсем был. Путина помню, а после него как откусило.
— А я и Путина не помню, всё проспал, — шевелил усами мужик с водкой.
— А я вот встречал новый год компотом из шиповника, — подытожил «соревнование» я.
Вся очередь оглянулась на меня. Кто-то даже покрутил пальцем у виска.
— Да, с компотом, — подтвердил я ещё раз.
— Ну, мужик… Что сказать? Мо-ло-дец! — усатый с водкой широко улыбался, пытаясь рассмотреть в остальной очереди осуждающие взгляды в мою сторону.
«Саха̀ра» развернулся ко мне.
— Ну… ты даешь… Компотом?
Прежняя виноватость исчезла с его лица, в глазах появилась надежда и весёлый огонёк. Он, видимо, всем своим нутром ощущал, что очередь в этом кратковременном новогоднем противостоянии всё-таки на его стороне.
Немного выпятив губу, он произнес, словно страшный диагноз:
— Да, мужик, Новый год встречать компотом – это ты переборщил. Хоть шампусика мог выкушать бокальчик. Небось все друзья разбежались?
— Нет, мы всей семьей празднуем. Вместе с дочкой пили компот на двоих. А жена с сестрой – шампанского.
— Эх… — продолжал сокрушаться «Саха̀ра». — Пройдут года, что ты вспоминать будешь?
— Как что? Жизнь буду вспоминать.
— Хм. Это разве жизнь?
— А это, – я показал на литровую бутыль «Охоты», — жизнь?
Вроде бы и конец истории. Я задержался возле банкомата в магазине, поглазел минут десять на вывески о распродажах и вышел на улицу. На улице меня ожидало неожиданное продолжение истории с «пустыней Саха̀ра».
Он пролетел мимо меня, отмахиваясь на ходу от прохожих пустой пластиковой бутылью, а следом за ним, запахивая на ходу толстую шубу, огромными прыжками перепрыгивая замерзшие лужи, неслась женщина с перекошенным лицом. Они пробежали два раза мимо входа в магазин, затем, поскальзываясь на мерзлом асфальте, завернули за угол, в скверик. Ещё некоторое время из-за угла слышались мат и ругань, затем он снова выскочил к магазину, потеряв при этом ботинок.
— Ну, Люд, ну хорош!
— Я те дам хорош! Я те дам! Это ж надо же так нажраться на Новый год, да ещё первого пойти похмеляться! Это шо ж?
— Ну, Люд, ну всё. Всё! Ну завязываю. Руки убери! — она выхватила из его рук пустую бутыль и использовала её теперь как орудие мести.
— Я те уберу! – удары, наносимые женщиной в шубе, попадали не только по его тонкой курточке, но и по лицу, по носу, по глазам.
— Люд! Ой, оооооой! Всё, всё, вон люди смотрят, неудобно.
— А шо мне люди? Неудобно ему. А за пивом бегать удобно? Пошли, алкоголик.
— Люд… А, Люд…
— Шо тебе?
— Люд, а я тебе… шоколадку купил. «Алёнку…».
— Да иди ты со своей шоколадкой. Где? — она взяла шоколадку в руку и тут же глаза её засияли. — Да ты шо ж… сто лет ничего не допросишься. Шоколадку. Пойдем, шоколадный заяц…
— Люд, а ты такая… такая… смелая прям, по сугробам за мной. Прям Чапаев в юбке.
— Иди, Чапаев. Я те дома задам.
— Вот, Людка… жизнь какая, понимаешь. Новый год… он же раз в году! Это же такой праздник, такой праздник! Ну, дай я тебя поцелую! Люда! Дай, поцелую! Сегодня ж первое января! Завтра-то уже будет второе!
Он развернулся к жене, обнял ее, и поцеловал. Затем обхватил это огромное тело в шубе и притерся небритой щекой к лицу жены.
— Пойдем, уж. Вона, люди смотрят. Стыдно… — она оттолкнула его и пошла вперед.
— Жену любить не стыдно, — гордо пропел «Пустыня Саха̀ра» и победно побрёл следом за ней. Народ у магазина, опустив глаза, заспешил по своим делам.
Проходя мимо меня в очередной раз, «Саха̀ра» подмигнул мне почти заплывшим глазом, хитро улыбнулся и шепнул вдогонку:
— Спасибо за шоколадку!
Я так ничего и не понял — какую шоколадку он имел в виду?
Условия участия в конкурсе короткого рассказа Сестра таланта
