Так называется новый сборник Леонида Авксентьева, который недавно вышел в петрозаводском издательстве Verso. В него включены новые рассказы и стихи писателя. Мир Авксентьева полон добра и душевной гармонии, любви и сострадания к людям. Публикуем рассказ, давший название всей книге. Он почти рождественский – если не по фабуле, то по настроению.
Рассказ
Подъезжая к остановке, троллейбус начал сбавлять ход.
– Ну, что же, Николай, рад был тебя видеть, звони, удачи тебе, а мне пора выходить, – Анатолий Петрович Томилин направился к выходу. Вдохнув свежий морозный воздух, он улыбнулся. Зима, наконец, опомнилась и принялась за свои обязанности. А то что это за дела — до середины декабря дождичек накрапывал. Идти по морозцу было приятно. Ещё со вчерашнего вечера прогноз погоды предупредил о надвигающемся на город похолодании. Поэтому, облачившись в тёплый, присланный дочкой свитер и меховую куртку, он чувствовал себя прекрасно. Вкусно поскрипывал снег под подошвами ботинок. Ветви деревьев, покрытые толстым слоем инея, призрачно светились в свете уличных фонарей.
«А всё же удивительный человек, этот Николай, – думал Томилин. – Быстрый, подвижный и громкоголосый, и на всё у него имеется своё мнение, своя точка зрения».
А как Николай сказал о Пушкине! По его словам, Пушкин — это небосвод, на котором другие поэты всего лишь звёзды или планеты. Из прозаиков же он признавал только Пелевина, а классиков русской литературы всерьёз не принимал. О «Преступлении и наказании» Достоевского он говорил, что это плохой детектив. А Раскольников — убийца и страшный эгоист, который даже не раскаялся в своём преступлении. Короче говоря, на всё у него был свой необычный взгляд, во многом не лишённый смысла.
Анатолию Петровичу был симпатичен этот любознательный молодой человек. Нравилось говорить с ним о жизни. Николай был лучшим учеником в их вечерней школе. Он отслужил армию и работал на стройке. А два года назад окончил школу. И вот сегодня, возвращаясь с занятий, Анатолий Петрович случайно встретил бывшего ученика в полупустом троллейбусе. Оказалось, что он учится заочно на втором курсе Московского литературного института. Всё так же работает на стройке. Пишет стихи и уже печатался в каком-то толстом журнале. Теперь у него изменилось отношение к русским классикам, а Достоевский стал его кумиром. Обменялись телефонами.
Улица в этот поздний час была пуста. Если не считать одинокую фигурку, бредущую далеко впереди. Это был невысокий мужчина, возле ног которого резво семенил щенок. Человек двигался походкой неуверенной и медленной. «Выпил, видать, мужичок, да пошёл собачку выгулять», – подумал Анатолий Петрович. Проходя мимо троллейбусной остановки, человек тяжело опустился на край скамьи. Томилин уже было прошёл мимо его, но тут вдруг узнал странного прохожего. Несколько раз он видел его в своём дворе, роющимся в мусорных отходах. Но тогда бомж был в очках с толстыми линзами в роговой оправе, местами перемотанной синей изолентой. Он обратил на себя внимание Томилина тем, что был всегда побрит, да и весьма ветхая его одежонка смотрелась на нём если не прилично, то аккуратно, насколько это было возможно. Вид он имел виноватый и смущённый. Всякий раз Анатолий Петрович старался поскорее пройти мимо этого застенчивого бомжа, и сам ощущая при этом некую неловкость. Но сегодня он неожиданно для себя остановился. Человек сидел, болезненно ссутулившись, прижимая руку к груди и тяжело дыша.
– Вам плохо? – спросил Томилин, внимательно глядя ему в лицо. Щенок, прижавшись к ногам хозяина, предостерегающе тявкнул. Получилось это очень забавно. Бомж строго оборвал питомца:
– Ты бы хоть людей не пугал, Кубик.
Анатолий Петрович, невольно улыбнулся, настолько трогательно и смешно выглядел этот «грозный» страж. «А он и впрямь почти что кубик, только лохматый, да ушастый не в меру», – отметил про себя Томилин.
– Вы не беспокойтесь, – смутился человек. – Сердчишко вот малость прихватило, да ничего, посижу чуток и отпустит, у меня это бывает.
Анатолий Петрович вдруг заметил, что ноги бомжа обуты в заношенные резиновые кеды. Короткая, явно не зимняя куртка топорщилась на его худых плечах.
– Да вам же холодно… Ну, нельзя же так, двадцать градусов мороз, а вы тут сидите, — вырвалось вдруг у Томилина. И поняв, что сказал глупость, он смолк, сразу почувствовав себя неловко. Но тут же обрадовано заявил:
– А я ведь вам сейчас помогу.
И, стянув с руки перчатку, достал из нагрудного кармана баллончик жидкого нитроглицерина.
– Вот, пожалуйста, я с ним, уже год не расстаюсь, тоже знаете ли, моторчик пошаливает.
Бомж, секунду поколебавшись, благодарно взглянул на Томилина и, открыв рот, несколько раз нажал на клапан баллончика. Анатолий Петрович осторожно присел рядом.
– Ну вот, сейчас вам полегчает. А баллончик оставьте себе, у меня дома есть ещё.
Человек молчал, прислушиваясь к себе. И вскоре глубоко с явным облегчением вздохнул.
– Спасибо вам огромное. Возьмите, мне уже вполне хорошо, – сказал он, протягивая баллончик Томилину. Но тот решительно отвёл его руку.
– Скажите лучше мне, где ваши очки?
– Да здесь, в кармане, мороз сегодня, а у меня от них нос и лоб мёрзнут, – близоруко помаргивая, смущённо ответил бомж.
– Знаете, а пойдёмте-ка ко мне, – решительно заявил Анатолий Петрович. – Я живу один. Попьём чайку, согреетесь.
– Нет, нет, благодарю вас, но мы с Кубиком уже пришли. Я живу вон в том доме, – указал он в противоположный угол двора.
– Да мы с вами почти соседи, я живу в двух кварталах отсюда.
Они расстались довольные этой встречей.
Войдя в тепло своего подъезда, Томилин первым делом заглянул под лестницу. Ну, так и есть, ведёрко из-под майонеза стояло под батареей отопления, и было почти полным. Батарея уже неделю как подтекала. Анатолий Петрович звонил в ЖЭК, но никаких подвижек в этом вопросе не наблюдалось. Осторожно, стараясь не расплескать горячую тёмную водицу, он вынес ведёрко на улицу и вылил в небольшой пока ещё снежный сугроб.
В эту ночь он долго не мог заснуть. Случай с бомжом не давал ему покоя. «Даже имя его не спросил, – сокрушался Анатолий Петрович. – И всё-таки надо было его уговорить попить горячего чая. Посидели, поговорили бы, по всему видать, человек он интеллигентный». От этих переживаний Томилин и сам почувствовал за грудиной тяжесть и тоже прыснул под язык нитроглицерин. Эти неприятные ощущения, начались у Томилина около двух лет назад. Сосед по лестничной площадке, известный в городе кардиолог советовал ему поберечь сердце. Томилин бросил курить и снизил до минимума потребление хлеба. Он стал чувствовать себя лучше и даже сбросил несколько килограммов веса. Старался больше бывать на улице, ходить пешком.
Жена его умерла пять лет назад. Дочь вышла замуж и уехала с мужем на Урал. Видимо, от одиночества и начались проблемы со здоровьем, а может, и возраст тоже сказывается. Наконец ему надоело глядеть в тёмный потолок. Вчера Томилин с коллегами отметил свой очередной день рождения. В холодильнике ещё остались кое-какие продукты. Он встал и отправился на кухню. «К чертям диету!» – подумал Анатолий Петрович, включил чайник и приготовил себе громадный запретный бутерброд с маслом и сыром. С удовольствием съел его, запивая крепким и горячим кофе. После чего заснул мгновенно и сладко. И проспал до десяти утра. Встал бодрым и счастливым. Позавтракав, решил сходить в ЖЭК и разобраться с батареей на месте. Бросив взгляд на термометр, присвистнул: тридцать два градуса. Похоже, служба прогноза погоды не врёт, похолодание навалилось на город.
На улице, что называется, ни ветерка. Крупный желток морозного солнца лежал на краю голубой тарелки небосвода, опрокинутой над городом. Томилин любил зимы, с такими вот морозными ясными деньками, с крутыми снегопадами. Шагалось легко и радостно. Снег под ногами, не просто скрипел, а восторженно повизгивал. Подходя к ЖЭКу, он увидел, как со двора выезжает машина, именуемая в народе «труповозка». Следом за ней выехал автомобиль полиции.
«Кому-то радость, а кому горе, – подумал Анатолий Петрович. – В жизни всё рядом».
Навстречу ему шла дворничиха, женщина пожилая, но с виду ещё крепкая. В руках несла метлу и большой металлический совок. В уголке её рта вызывающе торчала папироса.
– Огонька не найдётся, мужчина? – спросила низким голосом. Томилин курить бросил, но носил с собой подарок зятя, мужа дочери. Это была симпатичная зажигалка в виде старого башмака. При лёгком нажатии подошва открывалась, и оттуда появлялся язычок пламени. Прикурив, женщина пустила струйку дыма, вслед машине полиции.
– Что-то случилось? – Томилин спросил это просто так. Молча отойти от женщины ему казалось невежливым.
– Случилось, – грубовато ответила она. – Юрьич вот замёрз. Я ведь его уже в семь утра нашла, позвонила в полицию, а они вон только сейчас соизволили приехать. Я холстинкой прикрыла беднягу, так и пролежал сердешный, пока машины не пришли.
Томилин, вдруг почувствовал что-то недоброе в сообщении дворничихи.
– А Юрьич это кто?
– Кто, кто, бомж местный, да вам то что от этого, – сплюнула она под ноги.
– Это невысокий мужчина в синих кедах?
– Ну да, знали, что ли, его? – уже мягче спросила женщина.
– Да вот познакомились, вернее сказать, разговорились вчера вечером. И вот на тебе… – растерянно выдохнул Анатолий Петрович. – Я ему ещё нитроглицерин дал.
– Это, баллончик, что ли, такой?
– Ну, да, именно баллончик, – кивнул Томилин.
– Я, когда его холстинкой-то прикрывала, пузырёк этот из руки у него выпал. Полиция его прихватила.
– Видимо, сердечный приступ повторился, – задумчиво предположил Томилин.
– Будет тут приступ, чтоб у них у всех этот самый приступ приключился, – бросила она недобрый взгляд в сторону дома.
– Кого вы имеете в виду? – проследив за её взглядом, спросил Анатолий Петрович.
И тогда дворничиха, коротко поведала Томилину о несчастной судьбе Юрьича. Юрий Николаевич, так звали этого человека, бывший учитель математики. Несколько лет назад от него ушла жена. Детей у них не было. Квартиру разменяли. Причём Шмаре, так образно назвала дворничиха супругу Юрьича, досталась однокомнатная квартира, а несчастному учителю комната в коммуналке. Однако же когда он с узлами и коробками заявился в этот дом, оказалось, что ни о какой комнате и речи быть не может. В квартире проживала семья, которая вовсе не собиралась раздавать свои комнаты. Короче говоря, Юрий Николаевич стал очередной жертвой ловких риелторов. А бывшая супруга обменялась на аналогичную квартиру в Архангельске, и, как говорится, «чао-какао». Искать правду Юрьич не стал. И радушная семья российских бомжей приняла в свои объятия ещё одного приёмыша.
Юрий Николаевич остался в этом дворе. Его вещи потихоньку и незаметно куда-то запропали, как это обычно и бывает. Он был уже доволен тем, что его не гнали от дома. Ну, а дом этот был непростой. Он стоял в центре двора. Постройка была старая, трёхэтажная. Говорили, будто построен ещё до революции. Всё может быть. Постепенно к этому дому добавлялись новые пристройки. А главному корпусу даже нарастили ещё два этажа, благо толщина стен позволяла. А сколько углов и переходов имелось в этом «чуде архитектуры», сосчитать было невозможно. И где-то в глубине этих коридоров, лестниц и закутков имел свой потайной угол и бедный Юрьич. Приходил он в своё убежище только к ночи, дабы не раздражать своим видом добропорядочных обитателей. И надо же так случиться, что вчера во всём этом «муравейнике», на всех дверях его подъездов были установлены домофоны. Несчастный Юрьич звонил по квартирам, но громадная утроба не хотела впускать чужака. Никто не открыл ему двери. И обыкновенный российский бомж просто замёрз возле одной из этих равнодушных и глухих дверей.
Женщина, судорожно вздохнула, и давно и столь упорно сдерживаемые слёзы, наконец, прорвали дамбу нарочитой её грубоватости и хлынули потоком из больших и печальных глаз. Анатолий Петрович и сам ощутил в горле чужеродный комок.
– Ну-ну, что вы, не надо плакать. Мороз ведь не шуточный, – положил он ей на плечо руку. Она согласно закивала головой, уголком платка, промокнула глаза.
– Давай, мил человек, закурим, – и протянула Томилину пачку «Беломора». Не желая огорчать эту женщину, он взял папиросу и достал зажигалку. Они стояли рядом и молча курили. И тут Томилин услышал тоненькое повизгивание. Он оглянулся и в двух шагах от себя увидел вчерашнего «грозного стража».
– Кубик, – позвал он, – иди ко мне.
– Не пойдёт, –убеждённо сказала женщина. – Я уже звала его, не даётся в руки никак. Замёрзнет ведь глупый, как хозяин…
Но вопреки её мнению ушастый Кубик потрусил к ногам Томилина и, смешно задрав мордашку, призывно тявкнул. Анатолий Петрович присел и взял на руки доверившееся ему существо. Кубик тут же уткнулся влажным носиком ему в шарф.
– Нет, вы только посмотрите, – засмеялась дворничиха, – нашёл себе папку.
Томилин же, почувствовав у себя на руках живое тепло, вдруг ясно понял, что давно нуждался в подобном ощущении.
– Ничего не поделаешь, малыш. Надо жить. Иначе нам никак.
И, попрощавшись с женщиной, Томилин, осторожно прижимая к груди нечаянное приобретение, отправился к себе домой.
