#МолодойТеатрКарелии
«Задача вокалиста – довести свой инструмент до уровня, условно говоря, скрипки Страдивари, а не оставаться инструментом фабричного образца».
В нашем проекте мы представляем молодых актеров пяти профессиональных театров республики.
Дарья Батова работает в Музыкальном театре Карелии первый сезон. Вокальная и актерская одаренность позволили ей уверенно и ярко дебютировать в таких значимых партиях, как Лиза в «Пиковой даме» П.И. Чайковского, Микаэла в «Кармен» Ж. Бизе, Джанетта в «Любовном напитке» Г. Доницетти и Наталья Анненкова в «Карельском пленнике» И. Кузнецова.
Однако в прошлом ничто, как говорится, не предвещало, что из маленькой девочки, любящей танцы, вырастет оперная певица.
После первого в ее жизни прослушивания для поступления в музыкальную школу комиссия спросила у родителей: «Вы зачем привели больного ребенка?». «Моя дочь здорова», – ответила мама. «А почему она у вас разговаривает и поет басом?» – поинтересовались удивленные преподаватели, но в школу приняли.
Поначалу все складывалось не самым благоприятным образом: своего первого учителя по вокалу – руководителя хора в мурманской детской музыкальной школе – Дарья испугала сильным, «неорганизованным» и низким для ребенка голосом. Поэтому он не придумал ничего лучше, как посадить ее подальше и попросить петь потише. Полтора года на Дашу никто не обращал внимания, и исполняемые хором песни про «березку-рябину» звучали ожидаемо звонко и легко. «Бас с галерки» старался не высовываться. Потом пришла новая учительница и услышала, что в необычной девочке живет пока что собственной и весьма сумбурной жизнью ГОЛОС. Она пересадила ученицу в первый ряд и со временем привила ей любовь к музыке.
До сих пор я не могу ответить на вопрос, откуда это в моей голове взялось, что я хочу петь в опере.
– Дарья, что такое голос?
– Голос – это божественная сущность, подарок свыше. По-моему, если он дан человеку, а тот не пользуется им, за это придется поплатиться. Человеку, который обнаружил у себя этот подарок, необходимо его развивать. Какого рода этот подарок? Это средство. Богом дано то, посредством чего можно донести нечто важное до людей. Сам по себе голос – ничто. Это инструмент. И задача вокалиста – довести свой инструмент до уровня, условно говоря, скрипки Страдивари, а не оставаться инструментом фабричного образца.
– В детстве вы только пели или учились играть на каком-то инструменте?
– В музыкальной школе я училась на хоровом отделении, но все очень хотели, чтобы в училище я поступала на фортепьяно, я неплохо играла, и мой педагог советовала мне поступать как пианистке. Но я понимала, что это не для моего темперамента, знала, что мне никогда в жизни не хватит усидчивости. Пианист – это профессия, которая требует по восемь часов в день проводить за инструментом, а это выше моих сил.
– Когда вы поняли, что хотите петь в опере?
– Я росла в Мурманске, оперного театра там нет, поэтому оперу было слушать негде. И до сих пор я не могу ответить на вопрос, откуда это в моей голове взялось, что я хочу петь в опере. Приезжали на гастроли театры, в основном оперетта. Первое мое знакомство состоялось именно с этим жанром. Когда я увидела спектакль «Летучая мышь», меня впечатлил симбиоз пения актеров, игры оркестра, театрального действа, красоты костюмов, я поняла, что хочу вот этого, когда можно все совместить. И еще танцы, конечно. Оперу я услышала вживую в восемнадцать лет, когда приехала в Санкт-Петербург учиться в консерватории. Это был «Князь Игорь» в Мариинском театре.
– У кого вы учились?
– В консерватории училась у солистки Мариинского театра Елены Витман. Всегда так получалось, что я занималась у педагогов меццо-сопрано и сама пела как меццо-сопрано. Всех до поры до времени это устраивало. Но с возрастом голос стал созревать, раскрываться, и когда он стал функционировать в полной мере, появились вопросы: такое ли уж меццо? Тем не менее я закончила консерваторию как меццо-сопрано.
Потом решила поступать в аспирантуру, и Ирина Петровна Богачева, наша заведующая кафедрой, поставила условие, что возьмет меня в свой класс, но только как сопрано. Поначалу это привело меня в замешательство и, конечно, в корне поменяло историю моего профессионального развития. С 15 до 24 лет я пела, ощущая себя в определенном качестве, и вдруг мне говорят, что это не так. Стресс был сильный, но желание учиться победило. Я очень уважаю Ирину Петровну, поэтому решила довериться ее опыту и интуиции. Когда я начала у нее заниматься, было непросто, но сейчас мне понятно, насколько она была права, я очень ей благодарна.
В драматических партиях, например, в Лизе в «Пиковой даме», у меня такое ощущение, что мне не надо задумываться о том, что она чувствует, – я это знаю.
– В каком репертуаре вы чувствуете себя наиболее комфортно?
– Моя творческая жизнь вся «на сопротивление». Возможно, у меня странный голос, потому что он долгое время вводил всех, и в том числе меня, в заблуждение. Когда я пела как меццо, с течением времени стало казаться, что голосу не хватает наполнения. Когда стала петь как сопрано, стали говорить, что как-то «темновато». Постепенно я сама пришла к тому, что мне надо петь драматический репертуар. Я чувствую именно в этом свою природу и комфортно ощущаю себя в подобных партиях и по внутреннему состоянию, и по голосовому. Хотя я слышала в свой адрес, что не права. Но уверена, что никто нас не знает лучше, чем мы сами.
Мне долго пытались привить мысль, что я лирическая героиня, по внешности, по настроению. Наверное, это связано с тем, что я всегда улыбаюсь, смеюсь, что я очень оптимистичный человек. Но это только одна сторона медали. Да, я весела в жизни, но играть это на сцене мне неинтересно, я как будто в чужой шкуре. А в драматических партиях, например, в Лизе в «Пиковой даме», у меня такое ощущение, что мне не надо задумываться о том, что она чувствует, – я это знаю.
– Есть ли место спонтанности в работе оперного артиста? Ведь в нотах все написано, режиссер выстроил концепцию, вы видите руку дирижера, который способен весьма жестко диктовать свою волю не только оркестрантам, но и вокалистам…
– На мой взгляд, есть, и это внутреннее наполнение. Нельзя два раза почувствовать одинаково. Когда возникает эмоция, ты по-разному реагируешь. В этом наша импровизация. Нельзя сыграть одинаково один и тот же спектакль, даже если он идет несколько вечеров подряд. Есть, конечно, режиссеры, которые просят очень строго все выполнять: на эту ноту ты должен сесть, на эту – встать, на следующую – поднять руку. Мне, честно говоря, некомфортно так работать. Я люблю, когда остается какой-то небольшой зазор для свободного проявления. Мне нравится, когда режиссер объясняет суть внутреннего мира персонажа, мотивации его поступков, а дальше хотелось бы иметь чуть-чуть свободы для собственного актерского осмысления.
– У вас есть серьезный опыт участия в конкурсах, в том числе трех международных, в каждом вы стали лауреатом. Этот опыт помогает?
– Конкурсы – это отдельный мир, с работой в театре никак не связанный. Побеждает зачастую не тот, кто лучше, а тот, у кого крепче нервы. Сложно грамотно рассчитать свои силы на три тура. Необходимо очень правильно выстроить программу. Только спустя время, когда ты уже поучаствовал, приходит понимание, и то, может быть, не до конца, как надо было сделать. Заранее провальный вариант, когда ты спел в первом туре что-то более яркое, чем во втором. Тебя запомнили, ждут чего-то особенного, а этого нет. Все: на этом ставится точка, ты дальше не идешь.
Нужно иметь такую психику, чтобы ты мог не реагировать на происходящее. Бывает, что до тебя три человека поют твою арию, потом три после. И когда ты их слышишь со всех сторон, остаться спокойным сложно. Если взять список лауреатов какого-нибудь престижного конкурса, мы обнаружим очень малое количество певцов, которые широко известны и добились значительных высот в профессии. И, наоборот, у выдающегося вокалиста может не быть ни одного конкурса за плечами, потому что это ему не нужно.
Я уже пришла к мысли, что больше не хочу участвовать в конкурсах. Все мои конкурсы проходили в студенческие годы. Это был вызов самой себе, проверка: могу ли я выдержать этот марафон, борьбу, конкуренцию. Сейчас я понимаю, что это не помогает в работе и не дает тебе этой самой работы. Есть заблуждение, что съездишь на конкурс, и не будет отбоя от приглашений в театр. Но это не так. Происходит, конечно, но крайне редко.
– Какими качествами должен обладать оперный певец?
– Сейчас очень сильная конкуренция. Театр режиссерский, вокалисту сложно выжить, потому что необходимо соответствовать сразу многим критериям. Не может быть певца без внешности, без пластики. Но мне кажется, что основное – энергетика. Есть певцы, которых, пока они не запели, и не заметишь. А потом он открывает рот, и тебе уже ничто другое не важно. Существуют вокалисты, которые действуют на публику как удав на мышку. Завораживающе. На мой взгляд, это на первом месте. Но в конечном итоге важен комплекс качеств.
Я считаю своим счастливым случаем Петрозаводск и наш Музыкальный театр, потому что можно только мечтать начать карьеру с тех партий, которые я пою в первый сезон работы.
– Наверное, для успешной карьеры играет роль счастливый случай. У вас были в жизни такие случаи?
– Нас, певцов, много, и, приходя в любой театр, молодой певец сталкивается с тем, что все занято прочно. Много хороших певцов без работы, потому что они везде оказываются не вовремя. Я считаю своим счастливым случаем Петрозаводск и наш Музыкальный театр, потому что можно только мечтать начать карьеру с тех партий, которые я пою в первый сезон работы. «Пиковая дама» – это счастье и подарок судьбы. Партия Лизы для сопрано – одна из тех, которые хотят спеть все. Это определенная вершина, победа.
– Есть ли для вас вокалисты – эталоны мастерства? Не те, на кого хочется быть похожим, а те, кто вызывает любовь и уважение?
– Никогда у меня не было идола. Даже когда я учу какую-то партию и пытаюсь найти для себя близкий вариант, получается так, что от одного хотелось бы этого, а от другого – того… В нашей профессии величин много, и зачастую они прекрасны даже своими недостатками. Я за то, что воспитывать нужно свои особенности, а подражать кому-то – убивать свою индивидуальность. А именно как личности меня восхищают вокалисты того поколения, к которому относится мой профессор Ирина Петровна Богачева. Все оперные кумиры того времени – Образцова, Атлантов, Синявская – личности с большой буквы.
– Приоткройте профессиональный секрет: как вокалист должен обращаться со своим голосом, чтобы надолго остаться в строю?
– Об этом многое написано, много сказано, причем зачастую крайности. Конечно, это очень индивидуальный вопрос. Есть певцы, которые страшно боятся холодных напитков, мороженого. А Паваротти, например, перед выходом на сцену рассасывал кусочек льда, потому что это тонизирует связки, приводит их в боевое состояние. Кто-то боится открытых окон, прохлады. Мне же это необходимо, круглый год я сплю с открытым окном.
Невозможно следовать всем советам по образу жизни и питанию: острого нельзя, соленого нельзя… Я не сторонница каких-то безумных «танцев с бубном» вокруг голоса. Все должно быть разумно. Главное – это режим пения. Нельзя петь четыре часа без перерыва. Устаешь, даже если ты мастер. Хотя бывают такие моменты, когда так хорошо поется, так получается, что не можешь остановиться, потому что очень много еще надо сделать.
