#Культурный_лидер
Наталья Козловская на музейном горизонте — яркая звезда. Она революционер и законодатель современных форм работы с предметом, местом, посетителем. Наташа ломает стереотипные представления о музейных работниках, она молода, прекрасна, легко придумывает невероятные проекты и, кажется, для нее ничего невозможного нет. Однако немедленного результата не ждет, а из Лондона возвращается в Петрозаводск, потому что для нее сейчас это город мира, не хуже других.
– Наташа, я тебя заметила после грантового проекта с лоскутным шитьем в Музее изобразительных искусств. Ярко, заметно, мощно тогда он прозвучал. Ты будто взорвала представление большинства о музее ИЗО как о статичном месте, где ничего не происходит. А зачем это было нужно тебе?
– Наверное, это в моей природе, я в жизни активный человек. И в школе, и в университете всегда возглавляла какие-то «двиги». Это моя внутренняя энергия, которая требует выброса. Но при этом чем дальше я захожу, тем важнее для меня становится результат. Чем глубже я погружаюсь в тему, которой занимаюсь, чем больше усилий направляю на пользу для общества, конкретных людей, тем ценнее мне постпроектная жизнь, обратная связь.
– А что для тебя идеальный фидбэк?
– Объективная критика, позитивные отзывы. Например, после того лоскутного проекта, который мы реализовывали с моей коллегой Мариной Коршаковой, одна участница сказала нам, что это была самая яркая ее зима после смерти мужа. Это трогает и окрыляет, когда ты видишь, что твои усилия, действия вот этому конкретному человеку помогли, сделали его счастливым. Немного замусоленное словосочетание «улучшить качество жизни» здесь подходит больше всего. Когда ты позитивно влияешь на чье-то качество жизни, это очень вдохновляет.
– Когда яростно критикует человек, который не понимает и не принимает результата или процесса, как реагировать?
– С улыбкой! Я работаю в сфере креатива, в которой нет критериев. Как оценивать? Проектная деятельность, которой я живу вместе со своей командой, позволяет реально творить и создавать так называемую моральную «добавочную стоимость». Это долгий устойчивый ценный эффект.
Вот когда эксперты замечают, это очень комплиментарно. Даже когда критикуют, значит они заметили! Конечно, когда критика беспощадна, неприятно, но надо философски к этому относиться. Жизнь очень быстро меняется, возможно тебя не поняли, ты просто опережаешь время.
Когда я училась на первом курсе университета, на лекции преподаватель сказал: «Поднимите руку, кто верит, что на пятом курсе у вас всех будут сотовые телефоны». Все смеялись в ответ, но на пятом курсе у всех действительно были телефоны. Стремительно всё изменилось. И вот как обстоятельства меняются, так и оценки людей. Надо всегда верить в то, что ты делаешь.
– Ты можешь сказать, что будет в музейном тренде в будущем?
– Надо говорить уже не о музеях, а о мире. Музеи сегодня настолько органично вплетены в повестку дня мирового развития, что они более чутко, чем иные сообщества, зеркалят — отражают мировые процессы. То, что сегодня на повестке дня в мире, то будет важно и в музее.
Сейчас главный тренд – устойчивое развитие. Направление на то, чтобы мы тратили ресурсы так, чтобы последующим поколениям их хватило. ООН сейчас задала его на всех уровнях, разделив на потоки — экономический, социальный, экологический. Проще говоря, все действия должны быть направлены на то, чтобы люди были здоровыми, не бедными, не голодали и земля нам еще долго служила.
Музеи не могут этот тренд не использовать и не трактовать. Мы видим выставки, посвященные экологии, в самых влиятельных музеях мира и понимаем, что такое событие глубже действует на людей, нежели призывы Роспотребнадзора, например.
– В России все это тоже актуально?
– Мне кажется, мы чуть-чуть отстаем. Мы еще в поиске правильной терминологии. Например, в теме diversity — культурного разнообразия. Ценность как раз в том, что мы все очень разные и в этом можно найти плюсы для развития, обогатиться за счет друг друга. Уже сейчас музеи эту тему затрагивают и будут активно развивать в разных форматах, например, работу с людьми с миграционным опытом — это сейчас в тренде в Европе, но и в России есть интересные проекты. Это не только о выставках, мероприятиях, но и о сотрудниках музея. Насколько мы инклюзивны не только для посетителей, но и для сотрудников.
Коллективы Гугл, Майкрософт составляют рабочие группы проектов из людей разных полов, с разным культурным бэкграундом, в разном физическом состоянии, чтобы максимально получить информацию, взгляды из разных сфер жизни. Только тогда рождается продукт, который станет востребованным у самых разных слоев общества во всем мире. Такие глобальные вещи кажутся очевидными, но понимает ли каждая конкретная институция, как с этим работать?
Еще один актуальный тренд – цифровизация. Культура однозначно отстает от коммерции в этом плане, хотя от ее доступности в цифровом формате зависит, насколько быстро мы будем реагировать. Нам как Алисе в стране чудес нужно в два раза быстрее бежать, чтобы оставаться на месте.
– И все же музеи для многих – это хранилища, стабильность, статичность, работа на основе фондов, просвещение. А быть вплетенным в современность – это уже что-то другое…
– Но ведь по-другому уже быть не может. Основная функции музея по-прежнему комплектование и хранение. Однако я скажу, что сегодня музей – это люди. Те, которые в нем работают, и те, которые в него приходят. Взаимодействие этих людей – это и есть музей. Да, для многих музей всё ещё очень табуированное место, но потихоньку это меняется, и мы наблюдаем диалог музейного сообщества с миром, которого еще пять лет назад не было. Сейчас у нас уже есть персонифицированная коммуникация и «трогательный» маркетинг. Есть и минусы: грубое нарушение людьми личностного пространства музея. Теперь надо найти комфортную грань.
– Шкала, в которой грани – музей-революционер и музей-консерватор, и между ними еще море вариантов музейного существования. А что идеально в твоем представлении?
– «Музей – это место, в котором хорошо». Если жители территории вокруг музея будут воспринимать его как контент жизни: «Куда мы идем сегодня? В музей!… Где дети ? В музее!…». Примерно так, как сегодня люди воспринимают торговые центры. Если музей станет местом приятным, доступным, безбарьерной средой во всех смыслах. Если музей научится барьеры убирать на пути к своему гостю, тогда это будет действительно здорово.
– Кстати, показ картин или музейных предметов в торговых центрах – это достойно? Или это уже на потребу тем, кто никогда в музей не пойдет?
– Я считаю, что это стоит делать. Например, я лично, вместе с коллегами в большом торговом центре провожу презентации летних программ для детей, мастер-классы. Да, встречаются люди, которые ничего о нас не знали. Дети на мастер-классах в торговом центре не умеют держать ножницы, разбираться с цветовыми сочетаниями, ровно закрашивать по контуру, потому что у них нет навыка и опыта, у них другой досуг — прогулка по магазинам. И вот мы рассказываем родителям, чему научатся их дети у нас в музее, как они проведут время в нашей летней академии, какие картины увидят они вместе с детьми. Они удивляются этим возможностям.
Потом я вижу, кто из них пришел в музей сразу, кто гораздо позже. И всегда говорю, что такое персонифицированное воздействие – игра в долгую.
– То есть сразу результата ждать не нужно?
– Конечно! Для тех, кто узнаёт о существовании музея изобразительных искусств в торговом центре – это шок-контент! Они запоминают это событие, но пока избавляются от страхов, барьеров, приходят к нам далеко не сразу.
Недавно мы были с ребенком в Твери на интерактивной выставке про лего. Это коммерческая история, но из деталей конструктора созданы известные произведения искусства. Там и «Девочка с персиками», и «Джоконда». К каждой такой «картине» есть подробное пояснение об оригинале, изображение оригинала. Если родители и дети увидят эти произведения, они запомнят, будут знать их.
При этом, перед поездкой, я подготовилась, все узнала о музеях Твери, составила план, в котором Лего-выставки не было. Как мы там оказались? Реклама сработала. Мы гуляли по Твери, и рекламы этой выставки было так много, что на пятом стенде мой ребенок сказал: «Мы пойдем туда!».
Что это значит? Если вашего музея нет на улице, в торговом центре, в интернете, то это значит, что его нет для людей. Коммерческие выставки активно рекламируются, а музеи нет. Это очень большая проблема. Есть прекрасная книга Дэна Поллотта «Неблаготворительность». Она как раз выделяет проблемы продвижения в некоммерческом секторе. Там очень хорошие ответы и даже установки по отношению к продвижению деятельности музеев.
– Например установки, что классический музейный продукт рекламировать неприлично?
– Если посмотреть на крупные западные музеи, то легко заметить, что они тратят на рекламу большие бюджеты. Когда я была на семинаре в Лондоне, там выступала одна дама, представляющая королевскую оперу. Она пришла в театр из бизнеса. И она очень толково, с аналитикой, таблицами объясняла, что нужно делать для продвижения. Все время повторяла театр – это наше дело (от английского business), наш бизнес. Я считаю, что и музею не зазорно себя продвигать.
– В коммерческие рамки встраиваются гибкие творцы, но есть ведь и другие? Вне зависимости от уровня таланта есть особенности конкретного художника. Где же баланс?
– Создавая годовой план выставок, мы прекрасно понимаем, какие выставки принесут доход, который нам поможет развиваться, а какие не принесут дохода, но их обязательно нужно провести для имени, скажем так. Это могут быть выставки памяти художника, например.
Как в классическом маркетинге, где есть четкое деление: товар – дойная корова, товар — звезда, товар – темная лошадка. Так и в музее, каждая выставка не может быть финансовым блокбастером. В мире сейчас подустали от блокбастеров, потому что это безумная нагрузка на произведения прежде всего. Все ищут те самые маленькие изюминки, фишечки. Стараются выстраивать процессы гармонично: зарабатывающие блокбастеры чередуются с интересными проявлениями искусства, с некоммерческими мероприятиями для молодежи, детей.
Мне и моей команде проектная деятельность как раз и позволяет пробовать необычное, даёт толчок к развитию. Поэтому мне такая модель кажется самой эффективной. Но я по образованию экономист, возможно, не все со мной согласятся в музейной сфере. Однако если искусствовед будет узко заниматься искусством для узкого круга, то кто же будет делать искусство открытым и понятным людям?
Существуют определенные модели в бизнесе, которые уже открыты, опробованы, эффективны, и надо просто брать самое лучшее из него в культуру. Давайте посмотрим на отношения покупателя и магазина — если в определенном магазине изучают по вашим покупкам ваши предпочтения, проявляют внимание к вам индивидуально, почему не взять этот опыт в музей?
– Жизненный цикл человека всегда был объектом для внимания в любой системе – не только в маркетинге, но и ранее в церкви, во времена СССР в культуре. Мне кажется, базовая информация о посетителе — широкая тема для развития и укрепления отношений посетителя с музеем. Вы как-то используете это в своей работе?
– Мы очень активно выстраиваем диалог в соцсетях. Крупные музеи завидуют нам в этом вопросе, потому что наша локальность дает возможность персонального общения. В нём люди открываются, становятся узнаваемыми. Это не просто обезличенная реакция теми же лайками. Это позитивный фидбэк, отзывы о событиях, в которых они участвовали, поздравления музея с праздниками. Да, это непростая работа, забирающая много ресурсов. Но это очень важно, ценно для нас. И её не сравнить ни с какими поверхностными маркетинговыми акциями-скидками. Это не про абонементы, не про скидки, про что-то другое.
Конечно, и здесь работа вдолгую. Мы не гонимся за накруткой подписчиков. Когда мы открывали инстаграм-аккаунт, я сразу сказала, что мы не будем подписываться ни на кого. Но тем не менее мы прирастаем аудиторией в соцсетях на 20-30% в год естественным образом, не нагоняя аудиторию. Значит, мы становимся интересными людям. И это самый лучший ответ тем, кто не понимает, зачем мы делаем контакт личностным.
Если подписчик из онлайна превращается в посетителя офлайн — это просто роскошно! Такие примеры есть, особенно после онлайн-квестов в период пандемии.
Бывает и обратная история. В Ночь музеев мы фотографировали гостей, разместили фотографии в инстаграме и девушка, фото которой попало в пост, стала нашим подписчиком и рассказала об этом своим друзьям. Она была в восторге от того, что ее заметили, что они такие красивые на фото с ее молодым человеком.
Таким образом и формируется честная качественная аудитория.
– У вас в музее есть и совершенно оригинальные проекты, например, проект «Усынови картину»…
– Да, он начинался пять лет назад. Куратором выступил главный хранитель Сергей Ларионов. Я поясню суть акции – абсолютно любой человек может пожертвовать деньги на раму/багет для картины из фондов Музея изобразительных искусств Карелии. Картина получает шанс быть выставленной в экспозиции, а информация о благотворителе появляется на табличке рядом с картиной.
Кстати, всякий раз, когда мы предаем огласке этот проект, напоминаем о нём, происходит информационный бум. Есть очень трогательные истории. Например, поклонники Тамары Юфа из Ладвы собрали все вместе деньги для одной ее картины. Есть постоянные «усыновители», которые приходят, когда у них появляется такая возможность, реализуя свои духовные потребности в причастности к искусству. Есть благотворители из Америки, потому что на нашем сайте есть возможность виртуально «усыновить картину». Мне кажется, это очень нужный и музею, и людям проект.
– Известны проекты, в которых так или иначе объясняют будущим посетителям правила восприятия произведений искусства. Например, цикл «Как слушать оперу» в Музыкальном театре. Может быть, было бы полезно создать серию «Как смотреть картину»?
– Да, это очень интересно. У нас есть детская программа «Здравствуй, музей!», реализуемая совместно с Государственным Русским музеем, ее девиз — «Учись смотреть и видеть». Это, как правило, серии мероприятий, посвященных стилям живописи. Ведь самый распространенный барьер – «Я не пойму картину». Никто не хочет быть глупее, думать о себе хуже.
Мне очень нравятся акции свободного или облегченного входа в музей – Ночь музеев, Ночь искусств. Мне кажется, они снимают страхи. Часто вижу, что совершенно неожиданные люди прекрасно смотрят, обсуждают, подолгу стоят у картин, внимательно смотрят наши видеофильмы о художниках.
– Активно развивается проект Гугла, в котором цифровизируют известные произведения искусства. Их можно рассмотреть из любой точки мира в мельчайших деталях. Что вы об этом думаете? Не уводит это людей из музеев?
– Ничто никогда не заменит подлинник. То впечатление, которое произведет оригинал, ничем невозможно компенсировать. Я не знаю таких людей, которые бы, увидев копию, не мечтали увидеть оригинал. У меня есть обратная история. Я с детства знала по репродукциям и мечтала увидеть «Мону Лизу». И когда папа привез меня в 10 классе в Париж, получила шок! Мечта оказалась такой маленькой, расположенной в темном зале, за бронированными стеклами, окруженной огромной толпой….
Думаю, нужно смотреть шире. Мы все понимаем, что в музеях экспонируется не более 3-5% коллекции. Поэтому оцифровывать ли, давать в аренду другим институциям для показа — все равно, только бы люди увидели эти произведения искусства.
– Да, это ведь еще и для тех, кто просто не может попасть в музей…
– Тема инклюзии, в которой главное – расширение границ доступности, меня очень увлекает. Например, мы не задумывались раньше, что нужно определенным образом подготовить пресс-релиз, чтобы его верно считала программа экранного доступа для слепого пользователя. А в конференции zoom при участии слабовидящих необходимо предварить свое выступление тифлокомментарием — описанием себя, обстановки, того, что используется в качестве иллюстраций к докладу.
Это счастье, что всё так меняется.
– Советский лозунг «Искусство принадлежит народу» приводил к тому, что всех колоннами водили в музеи окультуриваться…
– Так и сейчас приводят колоннами, чаще школьников. Но если нет в семье стремления к прекрасному, то скорее всего воздействие искусства будет очень слабым. В моей семье мама всегда ставила в вазу даже полевые цветы, стелила скатерть. И у меня дома это тоже так.
Красота внутри, умение видеть красоту – большая работа, длительное развитие, труд, который превращает потребность в прекрасном в привычку. И это снова игра в долгую.
Красота в нас, она растет и светит тем, кто рядом с нами!
Человек, который наполнен красотой, не будет мусорить, он настроен украшать свой дом, мир вокруг себя. Такому человеку музей нужен как воздух.
От редакции. Наталья Козловская — выпускница экономического факультета ПетрГУ, заведующая отделом развития Музея изобразительных искусств Республики Карелия.
За 12 лет работы в музее реализовала с командой более 20 грантовых проектов, поддержанных российскими и международными благотворительными фондами.
Общий пул привлеченных внебюджетных средств составил более 25 миллионов рублей.
Наталья — регулярный спикер российских и международных конференций, автор более 20 статей в федеральных изданиях.
Стажировалась в России, Финляндии, Швеции, Германии, Франции и Англии.
В 2019 году стала лауреатом года Республики Карелия, в 2020 году — отмечена знаком главы РК «За вклад в развитие Республики Карелия».
