{hsimage|Фото Натальи Мешковой ||||} Известному поэту, журналисту Александру Валентику 4 июня исполняется 75 лет. Александр Иванович имеет много наград и премий, однако особенно он ценит две: звание лауреата специальной премии Союза журналистов Карелии «За мастерство и достоинство» и государственную награду – «Медаль Пушкина».
7 июня в 17 часов в Доме актера пройдет его творческий вечер. А мы предлагаем читателям публикацию Иосифа Гина о поэзии Валентика из нашего архива.
ПРЕДСТАВЛЯТЬ читателям Александра Валентика нет нужды — он известный в Карелии журналист. Мы помним его редактором молодежной газеты «Комсомолец», мы знаем его как руководителя Карельского радио. Но все это внешняя сторона биографии человека, видимая ее часть. Такая, или похожая, у каждого из нас есть. А есть еще и другая, невидимая биография, опять-таки у каждого человека. И только у очень немногих — особенно у поэтов — она, эта невидимая биография, становится очень и очень видимой.
Появилась первая книжечка стихотворений. Но тут не скажешь — у молодого автора: Валентик уже немолодой человек. К тому же у него есть еше книжечка детских стихотворений, но к нашему сегодняшнему разговору она прямого отношения не имеет. Этот же сборник стихотворений «…Вся отойдет суета» — особый. Дело в том, что несмотря на то, что он первый, он одновременно как бы и итог, и исповедь.
Посудите сами. Уже немолодой человек издает свою первую книгу и помещает в ней только стихотворения последних нескольких лет. Почему? Ведь и в молодости писал. Я помню, как около сорока лет тому назад мы, студенты, посещали один и тот же литературный кружок в Петрозаводском университете, которым руководил Леонид Владимирович Павлов. Правда, в писании стихов у Валентика потом был большой перерыв. И все-таки, почему стихотворения здесь только самых последних лет? Потому, что эта книга действительно итог трудной духовной работы именно в последние годы; и в то же время это как бы рассказ-исповедь об этой духовной работе…
Не мне рассказывать, что произошло с Александром Валентиком. Это посильно только ему. И с годами, когда все уляжется, он, наверное, сам расскажет о своей духовной одиссее. В какой-то мере об этом рассказывает сборник.
«СТИХИ 1989-1994 ГОДОВ». Так значится у автора. Именно в эти последние годы в немногих и довольно скупых публикациях в «Севере», «Лицее» и «Комсомольце» я разглядел незнакомого мне прежде Александра Валентика, почувствовал его напряженную, думающую душу. К тому же в тех первых публикациях меня привлекла духовная строгость стихотворений. Мне близко это принципиальное нежелание поэта подыгрывать любым модным настроениям.
Первый раздел сборника назван:
«Стези.
Пути.
Дороги».
Я и записал так же вертикально, как это сделал в книге художник В. Левин. Мне и видится движение мысли и чувства автора от горнего, от стезей, к дольнему, к земному, то есть к дорогам. И уже в третьем стихотворении сборника «Бездорожья твои…» есть все это:
Бездорожья твои
неземными дорогами грезят…
Не в небесной России —
по слякотям вешним твоим,
по осенним проселкам продрогшим,
по ним —
то ж по самой по сути
по русской —
осиянны восстанут пути!
Их на картах земных не найти…
К Богу — прочим —
стези твои узки…
неземными дорогами грезят…
Не в небесной России —
по слякотям вешним твоим,
по осенним проселкам продрогшим,
по ним —
то ж по самой по сути
по русской —
осиянны восстанут пути!
Их на картах земных не найти…
К Богу — прочим —
стези твои узки…
Я подчеркнул эти три важных слова, ставших названием раздела сборника «Стези. Пути. Дороги». И если здесь идет движение от горнего в дольнюю сторону, то в только что приведенном стихотворении «Бездорожья твои…» как бы обратное движение: дороги — пути — стези.
Одно из самых внутренне напряженных стихотворений — «Стихи о несвободе». Оно о «запустенье душ»: Во всем мне — ощущенье несвободы: В пустых витринах, в запустенье душ, В глазах с печалью вечной непогоды
И в тротуарах, сотканных из луж;
И в тротуарах, сотканных из луж;
В нерадостности праздничного утра,
В очередях безликой немоты,
В вождях, волхвах,
В их прорицаньях мудрых,
В ненадобности чистой красоты;
В талантах, эмигрирующих скопом,
В девичьей беззащитности дверей,
В счастливых обещаньях гороскопов
И в тусклой веренице фонарей;
В шелках долгов — в уродующих модах,
В несбыточных надеждах лотерей,
В зверенье человеческого рода,
В завидной человечности зверей;
В амбициях бесчисленных наречий,
В напасти экстрасенсных панацей,
В подъездном мате, ставшем частью речи,
И в мыслью не отмеченном лице… Во всем мне —
несвобода, несвобода — От края и до края,
и до дна Озер и рек, и душ —
до небосвода — Повсюду несвобода лишь одна!
Почти все стихотворение — один, на одном дыхании, сказанный монолог. Почти все стихотворение — одно предложение. И в этих многочисленных перечислениях — вся наша с вами перекошенная сегодняшняя жизнь.
МНОГИЕ стихотворения Александра Валентика — злободневные отклики на какие-то современные события. Но в том-то и дело, что духовно-нравственная планка поднята высоко. Поэтому нет никакой суеты.. Точно выбраны слова для названия сборника — «…Вся отойдет суета». Они из стихотворения нашего автора «Рождество». Если кому-то из вас эти слова слышатся, как будто взятыми из евангелий, то вы близки к истине. Это не цитата, но евангельские мотивы в них слышатся.
А. Валентик — современный человек, он чутко реагирует на наши современные беды. Вот несколько первоначальных строк из стихотворения «Под новый, 1994-й»:
Век скоро кончится…
И нам —
работа над ошибками уж до
скончанья века.
До званья Человека!
И нам —
работа над ошибками уж до
скончанья века.
До званья Человека!
Первая же строка этого стихотворения — «Век скоро кончится…» — принадлежит Иосифу Бродскому. Эта строка взята эпиграфом к стихотворению и стала работающей цитатой: каждая строфа у Валентика начинается этой строкой.
АЛЕКСАНДР ВАЛЕНТИК привержен культурной традиции. Он ощущает себя не особняком, а в связи со многими—и самыми разными — поэтами. Здесь много «чужих слов». Здесь слышны переклички, точнее отклики на Хлебникова, Глазкова, Рубцова, Вознесенского. Я назвал только некоторых. Только одно перечисление эпиграфов и их авторов, так называемых чужих слов и реминисценций дает представление о богатстве, разнообразии писательских и читательских пристрастий поэта. Сколько перекличек с художниками всех времен, начиная с библейских времен и до наших дней! Вот пример: какая точная, афористическая, лапидарная «характеристика» Осипа Мандельштама. Это стихотворение из раздела «Зачем живут поэты на земле»:
Осип Эмильевич. Ваше Лиричество.
А по судьбе — неизвестный солдат…
Вестник-бессмертник Страны
поэтической —
сгинувший узник ГУЛАГа… Без дат…
А по судьбе — неизвестный солдат…
Вестник-бессмертник Страны
поэтической —
сгинувший узник ГУЛАГа… Без дат…
Тут все работает — любая деталь, любая подробность, игра слов. И как много здесь, говоря по-современному, информации о Мандельштаме и его судьбе. И все это «сотрудничает» с эпиграфом из Мандельштама: «Губ шевелящихся отнять вы не могли…»
Валентик очень привержен культурной традиции, но при этом совершенно не книжный поэт. В его стихах есть и боль, и страдание, и мысль. И все подлинное, свое, пережитое, а не просто прочитанное у кого-то…
Хочу еще сказать о перекличках у Валентика. Вот начало стихотворения:
Хочу еще сказать о перекличках у Валентика. Вот начало стихотворения:
Ночная тишина…
И тихий первый снег,
покрывший грех земли
прощеньем белым…
И тихий первый снег,
покрывший грех земли
прощеньем белым…
«…снег, покрывший грех земли прошеньем белым…» Предтечей этих слов мне слышится Андрей Вознесенский, его стихотворение 70-х годов «Очищение»: «Расчищу Твои снегопады…».
При этом очень эмоциональный и «плакатный», броский Вознесенский едва ли внутренне близок Валентику. И тем не менее предтечей если не духовных, то поэтических движений такого порядка был именно он, Андрей Вознесенский. В тисках советской цензуры ему многое приходилось прятать в словах Твои, Ты и пр., с прописной буквы написанных. Валентину сегодня нет нужды прятать свою духовность, свою религиозность…
Александр Валентик пишет о нашей общей боли, о нашем поколении шестидесятников. Стихотворение так и называется «Шестидесятники»:
Из маленькой клетки
нас выпустили…
в другую — побольше.
А мы закричали:
— Свобода! Свобода!
нас выпустили…
в другую — побольше.
А мы закричали:
— Свобода! Свобода!
То были горячие, наивные надежды 50—60-х годов. С тех пор много воды утекло, много надежд потеряно. Многие изверились. И что же с нами происходит в наши дни?
Из клетки нас выгоняют:
— Летите! Весна!
А мы не летим
— мы летать не умеем.
И в клетку обратно — нам смерть.
И воля уже — нам не жизнь.
А мы не летим
— мы летать не умеем.
И в клетку обратно — нам смерть.
И воля уже — нам не жизнь.
Последние строки этого стихотворения — точная картина наших с вами сегодняшних настроений: «И в клетку обратно — нам смерть. И воля уже — нам не жизнь…»
Александр Валентик очень национальный, очень русский поэт. При этом он совершенно чужд национализма. Я как-то услышал такое жесткое категоричное рассуждение: мол, национальный вопрос — это проклятие какое-то; увлекшись национальным, человек обязательно и неизбежно сползет к национализму, и даже к худшим его формам…. Да, все национальное непросто и запутано, к нему налипло за долгую историю столько предрассудков. Все — верно. Но вот поэт Александр Валентик умеет же быть и глубоко национальным, и при этом не стал националистом. Значит, и в этом трудном пункте нет неизбежного тупика…
МЫ С ВАМИ не устаем твердить, что последние годы наши невероятно трудные. Как будто бывают легкие годы! Одно бесспорно: для пишущих эти последние годы стали временем растерянности и молчания. Для Александра Валентика — временем духовного обновления. И хотя сказал уже, что не берусь об этом судить, но могу привести только его собственные строки:
Стою перед Богом на коленях я,
ни грешен — ни чист,
в первом поколении
бывший атеист…
ни грешен — ни чист,
в первом поколении
бывший атеист…
Я ничего не сказал о религиозных мотивах в стихотворениях Александра Валентика. Правда, это настолько интимные вещи, что страшно дотрагиваться до таких строк. Сейчас стало модно лихо рассуждать о вере, и притом — публично. Но не будем следовать моде! Не все мотивы сборника мне одинаково близки, и, понятно, я не всем им уделяю равное внимание. Видимо, поэтому у меня сложились заметки о книге Валентика, а не анализ ее.
Мне по душе определенность характера, вкусов, нравственных основ во всем, что пишет Александр Валентик. Эта нелюбовь к расплывчатости, эта четкость и определенность во всем, даже в выделенных ударениях и во всех случаях употребления «ё» у поэта обязательно с двумя точками, хотя, за редкими исключениями, эти точки принято опускать. В одном случае — в стихотворении «Белым кисть по белому…», в слове «зелье» — «ё» невозможно, так как есть слово «зелье», «зелие». Или я не почувствовал какой-то стилистический ход автора, позволяющий нарушить норму?
…ЖИВЕТ рядом с нами человек. Тяжело живет. Душа его словно натянутая струна. И в то же время он — счастливый человек, потому что своим мыслям, своим чувствам, своим радостям и страданиям он нашел выражение. Все это вместе взятое стало стихами, стихотворениями, которые нужны каждой чуткой душе. Жаль только, что сборник «…Вся отойдет суета» вышел очень маленьким, прямо-таки крохотным тиражом: всего 600 экземпляров. (Кстати, за счет автора). Истинно — для немногих. Хорошо тем, у кого есть эта небольшая книжечка. Я держу в руках, я читаю и перечитываю по чужому экземпляру. Мне эту книжечку дали только почитать…
"Лицей", № 11 1995
