Петрозаводский поэт и писатель Олег Мошников выпустил книгу прозы «Живая и разная». Если бы наших карельских авторов публика читала более активно, подобные книги давно бы уже создали в массовом сознании стойкий и весьма привлекательный культурный миф о Петрозаводске – о его истории, его жителях, его быте и менталитете.
Когда-то в юности некий ныне забытый ВИА развлекал нас песенкой с претензией на глубокий философский смысл: «В двадцать лет жизнь только на пороге, в двадцать пять – уже на полпути, в тридцать можно подводить итоги – если ты не прочь, и есть что подвести…». Что следует делать в районе полтинника, инструкция умалчивала. Эти даты скрывались где-то за линией горизонта, очень далёкой, но неминуемо делящей жизнь целого поколения на «тот» и «этот» век. Да и пойди предугадай, что из этого поколения ещё получится!
А теперь всё настолько очевидно, что даже песен об этом сочинять не надо. Есть в жизни человека период, когда он уже не итоги подводит, иногда лукаво преувеличивая свои достижения, а просто спокойно объясняет всем, кто он такой и чего стоит. Ну, для тех, кто ещё не понял – ведь всё и так очевидно.
Петрозаводский поэт и писатель Олег Мошников, отметивший свой юбилей в ноябре прошлого года, выпустил очередную книгу прозы, в которой сказал о себе очень многое. Что увидел, что понял, с чего начал свой путь и к чему пришёл на данный момент. Несомненно, «Живая и разная» – самая значительная его книга и по объёму, и по качеству подобранного материала, и по качеству даже чисто внешнего оформления, над которым поработала на совесть художница Нелли Григорьева.
Название книги вполне соответствует содержанию. Это зарисовки из жизни, подсмотренные, мысленно как бы отснятые скрытой камерой, дополненные авторской фантазией и в результате превращенные в нечто большее. Бытовые подробности становятся символами эпохи, а ничем не примечательные люди, от которых в памяти имён бы не осталось, не попади они в кадр – типичными героями нашего времени со знаком плюс или минус.
Ну скажите на милость, кому может быть интересен какой-нибудь грузчик-гастарбайтер из магазина, которого мы встречаем в открывающем сборник рассказе «Кель Кардешим»? Его внешний вид, его любимые песни, доносящиеся из кассетника, окружающая его антисанитарная обстановка могут вызывать лишь раздражение. Но вот, заглянув в магазинное закулисье, автор становится свидетелем литературоведческой дискуссии о творчестве Бунина – и тут открывается неожиданная, обратная сторона того же самого героя, который совсем не так прост, как кажется поначалу.
В дальнейшем проникновение в тайные пласты повседневной реальности становится главным содержанием почти каждого произведения. Читаешь – и уже ждёшь заранее, когда сюжет свернёт с накатанной, заранее предсказуемой дорожки. В городском дурачке, барабанящем на столбе свою примитивную «музыку», может проснуться чувство собственного достоинства, случайный попутчик в поезде окажется коронованной особой, для спасения попавшего в больницу с непонятным недугом мужика будет достаточно всего лишь вымыть ему руки…
Смешные и грустные истории, правдоподобные и фантастические, услышанные из чужих уст и взятые из собственного опыта, помогают Олегу исследовать своих современников, докапываться до самой сути, если угодно – до самой матрицы национального менталитета.
Из чего состоит внутренний мир современного человека? Что заставляет нас быть именно такими, какие мы есть? По Мошникову получается, что в каждом из нас сложный, многообразный, многоуровневый мир, причем каждый из уровней исторически обусловлен и по-своему интересен. Самый глубокий уровень – это, конечно, связанный с первобытной древностью, со сказками и легендами, и, в конечном счёте – с самой природой, окружавшей наших далеких предков и вдохновлявшей их на творчество. Именно об этом — огромное количество рассказов с «деревенскими» сюжетами. Жить в мире, населенном лешими, домовыми, прочими таинственными существами непросто – нужно постоянно помнить и соблюдать определенные правила поведения. Но того же самого требует и от нас нынешних, не верящих в чудеса, лесной мир, в который лучше не соваться, как в чужой монастырь, со своим уставом. В лучшем случае тебя выставят на посмешище – как незадачливого и мечтательного героя рассказа «Молочные реки, кисельные берега», додумавшегося запрячь в свою утлую лодчонку лося. Время от времени читатель натыкается на поражающие воображение зарисовки, любопытные с чисто этнографической точки зрения. Описание того, как реанимировали утопленника в заполненном едким дымом и превращённом в газовую камеру амбаре – вообще ярчайший пример, как надо писать о чудесах, о странных обычаях живущих с нами по соседству малых народов. Однако перебора с экзотикой нигде не наблюдается, а точно, детально прописанная сказочная реальность никогда не заслоняет от нас других важных моментов. Например, того, что помимо язычника в каждом живёт ещё и Человек Советский.
Кто это такой, каждое поколение рожденных в СССР понимает по-своему. Для рождённых в 60-70-е годы, например, это понятие меньше всего связано с идеологией. Они в детстве ещё могли верить в наступление коммунизма в каком-то недоступном нашему пониманию далёком будущем, но от иллюзий излечивались достаточно быстро. Важнейшее значение придавали совсем другим вещам. Например, ощущению себя хозяином на всей территории империи, вне зависимости от того, какой язык, какая культура, какой жизненный уклад царит там.
Действие рассказов разворачивается в самых разных точках Советского Союза – от Прибалтики до Казахстана, от Урала до Кавказа – и везде герою встречаются хорошие, добрые люди, с которыми можно найти общий язык, общие темы для разговора. И это не кажется удивительным. Ведь ощущение общей твёрдой почвы под ногами – тоже свойственно жителям империи, ещё не вступившей в стадию медленного и мучительного умирания. Одни и те же детские игры, одни и те же голоса в радиоточке, книги, фильмы, песни, в общем – духовная, культурная среда, делавшая почти всех одной крови. И ещё – одинаково уважительное отношение к труду.
Не нами замечено, что в советском обществе ценность каждого человека измерялась в количестве его профессиональных заслуг. До реализации принципа «кто не работает – тот не ест» там было, конечно, очень далеко и со временем становилось всё дальше и дальше. (Помнится, один анекдот, появившийся незадолго до кончины Брежнева, вообще предлагал написать на воротах Кремля крупными буквами: «Кто ЗДЕСЬ не работает – тот не ест!). К некоторым профессиям отношение у широких масс отличалось подозрительностью и недоверием, поэтов судили за тунеядство, учёных считали скорее фриками и высокомерными занудами, чем людьми, приносящими реальную пользу. И всё же человек считал главным символом жизни реализацию своего призвания, которое отними – и ты моментально превращаешься в овощ. Вот и герои рассказов Олега Мошникова – представители разных профессий, которые именно благодаря тому, что занимают не чужое, а своё место, проявляют свои лучшие душевные качества – принципиальность, остроумие, изобретательность.
Они все очень живые – эти герои. Автор, сам тяготеющий к ярко выраженной сказовой манере повествования, никогда не отказывает себе в удовольствии выслушать их монологи от первого лица, чтобы потом донести до читателя дословно, со всеми характерными речевыми оборотами. Нам дают услышать эти голоса – и никак не можешь отделаться от ощущения личного присутствия при разговоре с простыми ли сельскими стариками, с подсевшими ли в купе поезда заядлыми охотниками. За каждой нехитрой историей – целая человеческая судьба, за каждым словом – неповторимый характер. А ведь мы и вправду с подобными личностями когда-то да встречались, но не запомнили, не придали значения, просто не обратили внимания на то, какие причудливые параллельные миры нам могли открыться. Писательский же взгляд легко выхватывает из тривиальной в общем-то ситуации – например, из небольшого скандала в очереди перед баней, сюжет для по крайней мере забавной миниатюры.
Олег Мошников пишет о своих героях не просто с любовью. В каждом он пытается найти что-то такое, чего нет в нём самом, то есть – повод для удивления. Ну, и сам тоже умеет удивлять, вспоминая случаи из своего богатого армейского и профессионального огнеборческого опыта. Видимо, всё самое большое и значительное вырастает из маленьких замкнутых субкультур, в том числе из грубоватого казарменного юмора, не всегда понятного гражданским лицам. Когда-то в советскую эпоху обо всём том же самом можно было писать толстые производственные романы, прославляющие коллективный труд во имя общей цели. С распадом империи рассыпался на мелкие осколочки и так называемый «большой советский стиль» – превратился в анекдот, в досужую байку, в беглую лирическую зарисовку из записной книжки. И склеить из всего этого нечто монументальное вроде бы невозможно. Но если материал попадёт в умелые руки, результат может оказаться самым непредсказуемым.
Олег Мошников как прозаик начался именно с таких вот маленьких, без названия, конца и начала пустячков, которые и в газетную заметку на тему противопожарной безопасности не превратишь, и в стихах не опишешь – а поделиться с читателями очень хочется. Про погони за дезертирами, про новобранцев-узбеков, впервые в жизни только в армии увидевших настоящий унитаз, про пенсионерку, успевшую из огня горящего дома спасти только случайно подвернувшуюся под руку аудиокассету. А заодно и про коллег, про друзей-товарищей, среди которых попадаются то неуклюжий, везде создающий проблемы окружающим Саныч, то деревенский костровой Михалыч, то ещё какой-нибудь современный вариант то ли Тёркина, то ли Чонкина, то ли Ходжи Насреддина.
Десять лет назад, при выходе первого мошниковского прозаического сборника «Космонавт» рассказы из армейско-пожарного цикла тоже составляли едва ли не лучшую его часть, но их было ещё немного. И в глаза там бросались прежде всего юмористические, сатирические мотивы. Сейчас же, не хочешь – да заметишь, как сквозь иронию нет-нет, да пробивается почти чеховская грустинка, как забавный дружеский шарж на коллегу вдруг превращается в гимн профессии, без которой от нашего любимого города давно бы уже не осталось потомкам на память и кучки пепла:
«Без малого двадцать лет я пожарной охране отдал. За время учебы и работы повидал всякого: огонь и воду, рейды, учения, происшествия, за коими человеческие судьбы стоят. Выяснение причин происшедших пожаров не останавливалось на банальном замыкании проводки или непотушенной сигарете. Способность пропускать через сердце человеческие беды и радости вылилась в написание небольших миниатюр-«ладанок» – коротких житейских рассказов, подсказанных собственным жизненным опытом и историями родных, знакомых, друзей-пожарных. В профессии огненной от печального до смешного – один шаг. А бывало, что – сквозь задымленный проем или невидимый прогар – этот шаг ведет в неизвестность…И вот, чтобы негрустные пожарные истории не канули в неизвестность, я хочу ими с вами поделиться…».
Загнать своего героя в какую-нибудь экстремальную ситуацию и заставить его показать своё истинное лицо – приём, знакомый всем писателям с древнейших времён. Это кроме всего прочего ещё и безошибочный способ понравиться публике. Вспомните, с каким волнением мы в детстве читали прозу Бориса Житкова, где постоянно что-то горело или тонуло, кто-то кого-то спасал, рискуя жизнью – и на всём этом лежал налёт романтизма и искреннего восхищения работой профессионалов – пожарных, моряков, лётчиков. Несомненно, выросший и на житковских новеллах тоже, Мошников возвращает в литературу и эту чуть подзабытую, абсолютно немодную, но обещающую ещё немало открытий традицию. Сам Олег использует те широкие возможности, которые ему предоставляются и начинает смело экспериментировать, расширяя рамки жанра.
Так, рассказ «Бомба», напоминающий то ли что-то из Николая Носова, то ли какой-то из «Денискиных рассказов» Виктора Драгунского наводит на мысли, будто перед нами совершенно напрасно не пробующий свои силы в детской литературе автор. В рассказе же «Брандмайор» пожар и вовсе становится необыкновенным моментом истины. Петрозаводскому пожарному Огневу, брошенному на тушение одного из старинных зданий в историческом центре и оказавшемуся в опасной дымной ловушке протягивает руку помощи призрак коллеги, погибшего почти сто лет назад на этом же самом месте… Не уверен, что фантастика и мистика – направления, в которых Олег сможет добиться в дальнейшем больших успехов, но само острое ощущение прямой своей причастности к истории родного города, приходящее именно в процессе выполнения профессионального долга кажется одним из самых пронзительных откровений книги.
Маленькие рассказики постепенно складываются в большое, яркое мозаичное полотно – самую настоящую энциклопедию российской провинциальной жизни. И в частности – энциклопедию жизни карельской столицы! Значительная часть описанных в книге местных сюжетов имеет свой конкретный адрес, свои понятные лишь нашим землякам детали и приметы, так, что любой желающий может легко нарисовать в своём воображении и легендарный Танк, и некогда знаменитое кафе «Белые ноги» – они же «ночи», и краеведческий музей, в постсоветское время уступивший законное место храму Александра Невского. Представить вместе со всеми событиями, которые происходят по воле автора на их фоне.
Вообще, осмелюсь предположить, что если бы наших карельских авторов публика читала более активно, подобные книги давно бы уже создавали в массовом сознании стойкий и весьма привлекательный культурный миф о Петрозаводске – о его истории, его жителях, его быте и менталитете. Миф, по которому о нас могли бы судить те, кто в Карелии никогда не были, да и те, кто здесь живёт, невольно бы под него подстраивались, становясь его полноправными соавторами. Как о Петербурге судят по Достоевскому, о Москве – по Булгакову, об Одессе – по Бабелю… Ведь литературный миф начинается с того, что хороший писатель нам рассказывает что-то невероятное, в других местах просто невозможное – а мы ему не можем не верить.
Весь заключительный раздел книги, занимающий почти четверть общего объёма, заняли уже не художественные произведения в чистом виде, а эссе. С одной стороны этот жанр более близок к документалистике, публицистике, словно призванной подтвердить, что всё, рассказанное выше, действительно было на самом деле. Опять же – с конкретными адресами, датами и именами действующих лиц. С другой стороны, как ни странно, именно эссе в большей мере, чем рассказы, напоминают нам о том, что это прежде всего проза поэта. В рассказах автор за всеми героями, включая самого себя, наблюдал со стороны, делая упор на развитие сюжета, а не на рефлексии по какому бы то ни было поводу. Здесь же проявляется ярко выраженное лирическое начало, глубокие переживания, личные воспоминания – скорее о сокровенном, нежели о чём-то забавном.
Лирический герой – а вслед за ним и сам автор, свидетельствуют о делах давно минувших дней – всё о том же советском детстве, например, и пытается найти следы прошлого в сегодняшнем дне. Это уже не припадок ностальгии, а начало серьезного разговора на тему, которая волнует не одно поколение, но в которой пока ещё толком никто не разобрался за последние после краха СССР почти четверть века. Что же с нами всё-таки случилось? Почему мы если что-то от той эпохи и унаследовали, то самое худшее, продолжающее нас толкать в сторону неминуемой катастрофы? Почему то доброе и человеческое, умное и светлое, что начало проявляться в обществе в последнее советское двадцатилетие, не уберегло страну от саморазрушения, продолжающегося и поныне?
Авторская память воскрешает самые дорогие образы – бабушки и деда, отца и матери, уже оставивших этот беспокойный мир, погружает в странные сновидения детства, заставляет мысленно перенестись в разбросанные по всей стране «книжкины места» и пройтись по дворам Кукковки, настолько изменившейся за полвека, что уже и следов от светлого прошлого не осталось. Воспоминания лишь поначалу статичны, как пожелтевшие фотографии из семейного альбома, мутны как кадры старой чёрно-белой киноплёнки, но постепенно становятся настолько живыми, насколько не может оживить немое кино даже модный ныне 3D–формат. Они обретают реально ощутимый объём, запах и вкус, материализуются в виде самых разных вещественных доказательств того, что наше поколение когда-то жило на Земле.
И куда же, спрашивается, в одночасье исчез этот уютный, разумно устроенный остров благоденствия величиной в одну шестую часть земной суши? Автор считает, будто дело в том, что у общества сменились духовные ориентиры и с завистью говорит о тех, кому повезло родиться и умереть при Советской власти, не пережив разочарования. Отчасти он, конечно, прав – но лишь отчасти, как и положено настоящему романтику. Не случайно же на страницах, посвящённых школьным годам, неоднократно повторяется, что настоящих друзей тогда было не так уж много, что большую часть ровесников и одноклассников ждала либо весьма заурядная, либо весьма печальная судьба обычных провинциальных маргиналов.
Жили-то все мы в одной стране, но пока одни коллекционировали марки с картинами Рубенса и зачитывались «Двумя капитанами», другие уже учились, как купить подешевле, а продать подороже или просто тупо стырить то, что плохо лежит. Они-то, повзрослев и окрепнув, а вовсе не инопланетяне какие-нибудь, однажды оказались хозяевами жизни и дали нам ту реальность, которую мы имеем. Это ведь их предки-ветераны умирают всеми брошенными, это ведь их дети устраивают в школах и в армии жизнь по законам уголовной зоны, хамят и убивают сограждан на улице, превращают власть и бизнес в особо охраняемый заповедник для неприкасаемых подлецов. Их всегда было, увы, достаточно много. Просто бывают времена, когда подлости делать вроде как стыдно и надо как-то изворачиваться, действуя исподтишка, а бывают времена, когда ничего не стыдно – «война всё спишет»…
В общем, несмотря на присутствие достаточного количества юмора, это очень грустная книга. Она – о стране, которой не было никогда. Вернее, была у Олега Мошникова и осталась поныне, более того – вероятнее всего перейдёт по наследству к его сыну Ростиславу, рождённому уже после того, как в Беловежской Пуще был подписан документ, констатировавший смерть империи. Это книга об идеалах, которым человек остаётся верным, несмотря ни на что. Он искренне продолжает верить в спасительную силу красоты и доброты, а мир вокруг меняется совсем не в ту сторону, в какую нам хочется… Вот вам и все итоги за прожитые полвека!
Все поэты не от мира сего – даже те, кто вот так хорошо знают жизнь. И слава Богу! Есть такая профессия – говорить правду, не всегда удобную и приятную окружающим, надеясь, что хоть в ком-то пробудится совесть. Мошниковская проза – типичный пример того, как это надо делать в наше время. Да, кстати, и поэзия тоже, которую пора бы уже издать в виде такого же красивого толстого тома. И не через какие-нибудь полвека, а сейчас!
Фото из личного аккаунта Олега Мошникова
