24 января замечательному вепсскому поэту исполняется 55 лет. К сожалению, мы не можем лично поздравить его – Николай тяжело болен. Хочется поддержать нашего давнего друга этой публикацией Олега Мошникова и пожеланиями поскорее поправиться и вновь взяться за перо. Уверены, многие читатели присоединятся к этим добрым пожеланиям Николаю.
Познакомились мы с Николаем Абрамовым больше 20 лет назад, в середине 90-х. Я еще не знал, что эта встреча подарит мне настоящего друга, а уж потом поэта. Взяв, по-дружески, подстрочники Николая, я лишний раз убедился в противоречивости и притягательности его натуры. С одной стороны – взлохмаченный Депардье, на которого он чем-то внешне похож, взрывной, несобранный, неугомонный. С другой – глубоко ранимый, тонко чувствующий поэзию человек, обладающий при этом мощным духовным стержнем и образной поэтической строкой. Об этом говорят многочисленные поэтические сборники Николая, вышедшие на родном вепсском и не менее родном – русском, а также на финском, венгерском, эстонском, французском языках.
Судьбоносные вехи в жизни поэта повторяют и названия выпущенных книг: «Тридцать три», «Время журавлей», «Поговорим, брат…». Работая над каждым стихотворением, как говорится, «на разрыв», Николай Абрамов отождествляет свое умение интонационно – с болью и нежностью – раскрыть выбранную жизненную тему с творчеством своих кумиров – Есенина, Высоцкого, Рубцова. Неслучайно книга «Поговорим, брат…» посвящена памяти рано ушедшего из жизни поэта – Пааво Воутилайнена. Два мощных дуба, выведенных на обложке художником Владимиром Лукконеном, сплетясь корнями, сойдясь ветвями, и сейчас поддерживают друг друга.
Два переплетенных древа – символизируют соединение на страницах книги вепсского и русского языков. Что обуславливает несомненную ценность и доступность сборника для русскоязычного читателя. Благодаря авторским переводам Марата Тарасова, Вячеслава Агапитова, Андрея Расторгуева и вашего покорного слуги россияне смогли познакомиться с творчеством Николая Абрамова не только на страницах российских газет и журналов.
Да простят меня прекрасные дамы, Аннушки и Оленьки, кто удостоен стихов-посвящений, представленных в этой книге, но все же целый ворох нежных лирических стихотворений брошен к ногам одной безответной сердечной привязанности Николая – Настеньке. Тут Коля вполне заслуживает лавров Петрарки, всю жизнь вдохновленного любовью к Лауре. И было здорово, когда Николай доверил мне подстрочник одного из лучших своих стихотворений, подаренных Насте, – «Колдунья».
Колдунья
Черным омутом зыбь полнолунья,
Злая изморозь травы ожгла…
Мне в глаза заглянула колдунья
И в леса за собой увела.
Вышит звездами озера Нево
Сарафан… Но под тяжестью звезд
Оборвался мой шелковый невод.
Заскулил виновато мой пес.
Ливни-волосы – горькое счастье –
Напоили меня допьяна.
Я зову тебя ласково – Настя,
Я в ночи не жалею огня!
За луной из озерной оправы
Камнем в черную воду упасть!..
Руки-лебеди, волосы-травы
Немудреную путают снасть.
Зарекусь… Но по первой пороше,
Повинуясь желанию вновь,
В Нево-озеро сети заброшу
На погибель свою и любовь!
Потом началась наша с Колей глухариная пора. Корпение над подстрочниками стихов, где встречается образ этой гордой, лесной птицы. Коля, можно сказать, вырос среди них в подпорожской Ладве. А у меня даже фамилия соответствующая – «мошником» на Севере называют глухаря. Работа над стихами была интересной и трудной, ведь Николай спуску переводчику не дает. Бывает, 10-15 вариантов отвергнет, а потом снова вернется ко второму. Но стихи того стоят.
Глухариные песни
Ожил глухарь в перелеске,
Солнца весеннего всплески.
Словно столпы заревые
Сосны стоят вековые.
Сном околдованы древним
Добрые духи деревни.
Город – все ближе и ближе:
Птица токует, не слышит…
Гром раскатился, как выстрел!
Радуюсь капельке быстрой,
Шумно, как старый знакомый,
Дождь провожает до дома.
Будто расправлены крылья,
Будто лечу без усилья:
Силой исполнено снова
Горлом звенящее Слово!..
Сердце, как вольная птица,
В городе сером томится:
Дарят родимые веси
Нам глухариные песни.
Темы стихов Николая разнообразны: малая родина, разговор с любимым псом и токующей птицей, любовь и разочарования, жизнь и смерть. Есть у Николая и стихи «по случаю», написанные для выступлений на поэтических конференциях и съездах финно-угорских народов. Таких стихов крайне мало. Но и они под рукой классика вепсской литературы – об этом почетном звании со знанием дела говорил Маркку Ниеминен на презентации книги «Золотые слова», завершающей серию «Классики карельской литературы» – становятся программными, не теряя абрамовской проникновенности и лиризма, в них чувствуется горечь за сегодняшнее, унизительное положение поэзии и безграничная вера в живое поэтическое слово.
Поэзия
Поэзии – стезе высокой –
Тяжелый свод не превозмочь.
Душе мятежной одиноко.
Все окна вычернила ночь.
Не зная милости небесной,
Тернист и долог путь Стиха…
Но на поверхности словесной
Все тех же плевел шелуха.
И – все пустые разговоры,
Что не пришлось к деньгам свести.
Духовно нищие глаголы
Мешают зернышку взрасти,
Сгореть и возродиться снова,
Уже не чувствуя земли,
Когда окликнет душу Слово,
Как на рассвете журавли.
Слово окликает поэта – всю его творческую жизнь: и во время работы в газете «Кодима», и на нынешней должности в Национальной библиотеке Карелии. Многочисленные статьи Николая в средствах массовой информации и выступления на организованных им мероприятиях оттачивают его профессиональное мастерство – поэта и литератора.
На днях классик вепсской литературы отметит свой дважды «пятерочный» юбилей. Вполне возможно, что следующей вехой Николая Абрамова будет новая двуязычная книга «Пятьдесят пять». Русский читатель с удовольствием ознакомится с новыми стихами вепсского «Депардье», а земляки – насладятся красотой мелодичного поэтического языка Белой веси… Язык жив, если на нем говорит хоть один человек. И тем более, если на этом языке пишутся прекрасные стихи. И я счастлив, что могу запросто зайти в знакомый кабинет Национальной библиотеки с пачкой новых переводов и хлопнуть по плечу этого человека: «Поговорим, брат?»
