К 70-летию Победы
По злой иронии судьбы перед вылетом 22-летней радистке Ольге Фингерус (на снимке) определили в качестве лозунга для перешифрования фразу «На севере диком стоит одиноко сосна».
В декабре 2014 года были сняты грифы секретности с ряда исторических документов, находящихся на хранении в Национальном архиве Республики Карелия, относящихся к деятельности подпольных партийно-комсомольских групп, действовавших в период 1942 — 1944 годов на временно оккупированной территории Карело-Финской ССР. За исключением тех, которые содержат персональные данные и подлежат защите еще в течение пяти лет, большинство рассекреченных документов уже сейчас доступны в читальном зале.
В Центральном Комитете КП(б) КФССР, руководившем действиями партизан и подпольщиков, был создан специальный отдел, отвечавший за организацию радиосвязи и партийные шифры. О цифровых технологиях обмена информацией, лежащих в основе нынешних компактных смартфонов и планшетов, в то время не мечтали даже писатели-фантасты. Подпольные группы и партизанские отряды оснащались переносными радиостанциями «Север», внешний вид которых многие помнят по советскому сериалу о разведчиках «Вариант «Омега».
Однако в действительности пользоваться этой рацией, мощность которой составляла всего два ватта, было не так просто. Для питания использовались тяжелые батареи, каждая размером с пачку овсяных хлопьев, состоявшие из угольно-цинковых элементов. К рации требовалось подключить сразу четыре анодных батареи БАС-60 и еще две батареи накала, развернуть антенное хозяйство, состоявшее из двух 12-метровых отрезков медного повода, подвесив их в противоположные стороны, как можно выше над землей. Затем радист должен был настроить рацию на определённую частоту и отрегулировать реостатом ток накала радиоламп, чтобы они обеспечивали наилучшее качество связи, но при этом не перегорали. Снабжение подпольщиков с помощью авиации было не всегда возможно, поэтому использованные батареи не выбрасывались, а закапывались на некоторое время в землю, после чего могли вытянуть ещё один-два сеанса связи.
Во избежание пеленгации место работы радиопередатчика следовало выбирать не ближе трёх километров от основной базы, а постоянно работать с одной и той же точки запрещалось, так что радисту приходилось постоянно хитрить и много передвигаться со своим тяжёлым хозяйством.
Однако все это не гарантировало надежного прохождения радиоволн, зависящего от погодных условий и рельефа местности.
Процесс передачи информации по радио в условиях войны требовал использования шифра, уникального для каждой подпольной группы. Его обязаны были знать наизусть командир и радист, которые каждый раз, сидя на пеньке, восстанавливали шифровальную таблицу по памяти. Пользуясь ею, радист переводил текст сообщения на язык цифр и отправлял в эфир в виде точек и тире.
В качестве ключей к шифрам подпольщикам поначалу давались простые, легко запоминающиеся слова, например: «семга», «треска», «ковер», «прикол», которые уже в цифровом виде требовалось еще раз, для надежности, перешифровать заранее обусловленной фразой, лозунгом. Лозунги были самые разные, от политических, историко-патриотических «Смерть фашистским оккупантам», «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет», «Широка страна моя родная» до лирических «Приветствую тебя, пустынный уголок», «Чайка смело пролетела над седой волной», «Белеет парус одинокий» и даже разухабистых «Укатали сивку крутые горки», «По улицам ходила большая крокодила», «Шумел камыш, деревья гнулись». Заранее оговаривался и особый условный сигнал на случай захвата и работы рации под контролем противника.
В результате всей этой математической эквилибристики даже одинаковые буквы из первоначального текста ни разу не повторялись в виде итоговых чисел, поэтому без знания ключа, лозунга и способа формирования таблицы прочесть его было невозможно. Главное, чтобы сам радист в боевой обстановке ничего не забыл и не перепутал. Если же в этот тонкий процесс вкрадывалась хотя бы одна ошибка, то расшифровать полученную радиограмму в центре не могли, тогда всё приходилось переделывать заново, но уже в следующем сеансе связи. После завершения каждого такого сеанса сделанные записи подпольщиками немедленно уничтожались, а в ЦК все переданные и принятые радиограммы, в том числе и не поддающиеся расшифровке, аккуратно подшивались в дела постоянного хранения.
Именно с этой, предельно лаконичной и в высшей степени драматичной радиоперепиской, которая порой внезапно обрывается, исследователи теперь получили возможность познакомиться.
Впрочем, война — войной, но без юмора тоже не обходилось. Например, командир подпольной группы, которой летчики не совсем точно сбросили снабжение, бодро доложил в центр: «Всё благополучно, один мешок утонул в болото».
Иногда в качестве шифровального ключа использовались массовые брошюрки типа «Обязательные правила по технике безопасности и производственной санитарии на работах по лесному хозяйству и лесным культурам». Москва, Гослестехиздат, 1937. Как-либо отмечать ключевые абзацы категорически запрещалось, поскольку, попади такая книжка в руки вражеской контрразведки в первозданном виде, владельца вряд ли можно было в чем-либо заподозрить, тогда как характерные пометки сразу указали бы специалистам на ее истинное предназначение. В рассекреченных архивных делах есть такие книжицы, причем, некоторые из них с теми самыми, демаскирующими рабочими пометками, которые во время войны были серьезным нарушением режима секретности, зато теперь представляют большую историческую ценность.
По мере накопления опыта подпольной работы в ЦК делались попытки усложнить партийные шифры, направленные на то, чтобы исключить использование в тылу врага бумажных носителей, которые могли быть захвачены противником. Вместо обычных слов теперь выбирались вымышленные ключи: «реастол», «листора», «керопаи», «стирнае», «слитове», а для перешифрования радист обязан был держать в голове вообще какую-то цифровую абракадабру.
Кончилось это плохо. В апреле 1944 года Кондопожская подпольная партийно-комсомольская группа внезапно лишилась своего радиста, Реймонда Павловича Матсона, и осталась без связи. Работе на рации и шифровальному делу был, конечно же, обучен командир группы, Ральф Селиверстович Никки (партийная кличка «Верещагин»). Через несколько дней он смог настроить передатчик на нужную волну и в условное время вышел в эфир с правильными позывными, но мудреного шифра не одолел, и потому открытым текстом попросил у центра прислать замену на прежнее место. В деле имеется доклад радиста, принимавшего эту радиограмму и знавшего своих корреспондентов по почерку, который подтвердил, что на ключе работал сам Никки. Положительный ответ центр был вынужден дать ему тоже открытым текстом, поскольку иной возможности в сложившейся чрезвычайной ситуации не было. К счастью, место первоначальной выброски подпольщиков финны так и не обнаружили, иначе новая радистка, сброшенная на парашюте туда же, попала бы в засаду. В дальнейшем группа под командованием «Верещагина» успешно вела диверсионную деятельность в тылу финских войск и по радио снабжала центр важной разведывательной информацией, вплоть до полного изгнания оккупантов из Карелии.
Труднее всего во вражеском тылу приходилось девушкам-радисткам, ведь их сбрасывали на парашютах с полной боевой выкладкой. Кроме автомата, пистолета, финки, патронов и гранат, каждая из них несла на себе 10-килограммовую упаковку с рацией и батареями, которые следовало оберегать от ударов, а также неприкосновенный запас продовольствия, на тот случай, если поиски основного груза затянутся или придется действовать самостоятельно. Никаких скидок на слабый пол и юный возраст не делалось. Но девушки ничего для себя и не требовали, радиодело и военную науку постигали прилежно, а по выносливости в экстремальных условиях нередко даже превосходили своих товарищей.
15 мая 1943 года в тыл к оккупантам была сброшена на парашютах Сегозерская подпольная партийно-комсомольская группа под командованием Ивана Михайловича Фомина (партийная кличка «Иван»). По злой иронии судьбы перед вылетом 22-летней радистке Ольге Никифоровне Фингерус определили в качестве лозунга для перешифрования фразу «На севере диком стоит одиноко сосна». Вот за нее девушка и зацепилась своим парашютом. Несмотря на все усилия ей никак не удавалось дотянуться до ствола, чтобы по нему спуститься на землю. Долго находиться в таком беспомощном положении было опасно, поэтому Ольга сначала сбросила вниз вещмешок, батареи и рацию, а затем обрезала парашютные стропы. От страшного удара потеряла сознание, а когда очнулась, то поняла, что двигаться самостоятельно не может.
Несколько дней ее на самодельных носилках уносили от преследователей боевые товарищи. Рация разбилась, группа оказалась в крайне опасном положении, финны несколько раз предпринимали попытки захватить подпольщиков в плен. Ольга нашла в себе силы подняться и наравне со всеми занялась сбором разведданных об обстановке в оккупированном районе. Когда основное задание было выполнено, командир решил прорываться через линию фронта. Группа приняла бой, но попала на минное поле. Неподалеку от девушки разорвалась мина, единственного остававшегося к тому времени в живых товарища убило осколком, а сама Ольга, получившая легкое ранение, еще четверо суток пробиралась через лес в расположение советских частей и сумела доставить ценную информацию в штаб партизанского движения. В дальнейшем отважная подпольщица с марта по июль 1944 года успешно выполняла обязанности радистки в составе Пряжинской подпольной партийно-комсомольской группы под командованием Дмитрия Григорьевича Зайцева (партийная кличка «Григорий»).
За проявленные в тылу врага мужество и героизм Ольга Никифоровна Фингерус была в августе 1944 года представлена к награждению орденом Отечественной войны I степени. Представление подписал лично первый секретарь ЦК КП(б) Карело-Финской ССР, член Военного совета Карельского фронта Г.Н. Куприянов. К сожалению, обнаружить документальное подтверждение, что Ольга Никифоровна получила эту заслуженную награду, нам не удалось.
Винтовка с прибором «БраМит» (с глушителем) в руках у комсорга ЦК ЛКСМ КФССР Андрея Федоровича Бояринова, за которого Ольга Никифоровна впоследствии вышла замуж.
Об авторе. Сергей Пьянов — ведущий специалист Национального архива Республики Карелия
