Истинные ответы Моцарт унес с собой, но ореол загадочности сохраняется и продолжает будоражить наше сознание
Вслед за «Пиковой дамой» наш Музыкальный театр выдал еще одну знаменательную премьеру, чему поклонники оперного искусства не могут не радоваться. На Западе «Волшебная флейта» Моцарта чуть ли не главный театральный хит. В музыкальной жизни России она явление редкое, и то, что этот моцартовский шедевр поставлен на сцене петрозаводского театра, – показатель хорошего состояния труппы.
Музыкальное воплощение этой оперы невозможно без крепкого колоратурного сопрано для исполнения одной из главных партий в спектакле — Царицы Ночи. Если сфальшивит или не дотянет исполнитель в других партиях, этот грех может остаться незамеченным, а вот если не возьмет верхнее фа Царица, считай, что спектакль провалился. К счастью, труппа театра уже много лет располагает таким голосом – это лауреат международного и всероссийского конкурсов Эльвина Муллина, блестяще справляющаяся со всеми вокальными сложностями.
Из исполнителей других партий, которых удалось услышать, привлекательны Ринат Чуганаев (Папагено), Андрей Блаховский (Зарастро), Петр Хухрин (Моностатос). Особенно хочется отметить исполнительницу партии Памины дипломанта международного конкурса Наталью Ландовскую. Эта роль очень важна и масштабна и по вокальной нагрузке, и по драматическому заряду, певица трактует ее по-моцартовски изящно и осмысленно, создавая образ героини очень выразительным и богатым по краскам, а голос точно передает эмоциональное состояние персонажа.
В операх Моцарта всегда существенное место отводится ансамблям. Здесь они важны прежде всего в музыкальном плане, становясь знаком принадлежности к масштабной оперности. Не всегда, к сожалению, ансамбли звучат на должном вокальном уровне, не во всех случаях достигают моцартовской гармоничности. Хочется надеяться, что по мере жизни спектакля этот недостаток будет преодолен, ведь оперный ансамбль – явление уникальное, художественно бесценное, и слушатель должен понять, прочувствовать и оценить его красоту.
Совершенно непривычная для моцартовских опер, за очень редким исключением, нагрузка ложится в «Волшебной флейте» на хор. Он выполняет поистине фундаментальную роль, которая определяется сюжетом и на которую в итоге опирается вся композиция. Этим финал «Волшебной флейты» близок кантатно-ораториальным произведениям композитора, в частности, его масонским кантатам. Хор во главе со своим художественным руководителем заслуженным артистом Карелии Александром Зориным замечательно справился со своей непростой миссией.
О чем же опера и как раскрыл ее содержание режиссер-постановщик Георгий Исаакян? «Волшебная флейта» – последняя опера Моцарта (1791 год), которая суммировала не только все творческие достижения композитора в самых разных областях вокальной и инструментальной музыки, но ознаменовала рождение классического австро-немецкого музыкального театра. Он создавал оперы в разных жанрах, но одним из главных для национального искусства стал зингшпиль (singspiel), где sing означает присутствие чисто музыкального начала – пения, танца, а spiel – театральной драматургии, игры, зрелищности. Своими корнями зингшпиль уходит в народные традиции, развивается несколько веков, но вершины достигает именно в творчестве Моцарта, претерпевая серьезную эволюцию.
В зингшпиле соединились приметы чисто народного, порой грубоватого юмора, волшебной сказочности, экзотической образности. В мотивациях сюжета просматриваются явные приметы философии масонства, которые в свою очередь сплетаются с провозглашенными Французской революцией лозунгами Свободы, Равенства, Братства. Потребовался гений Моцарта, чтобы превратить все это в высочайшее искусство эпохи Просвещения, воспевающей идеалы добра, справедливости, братства и любви. Только он смог соединить в нерасторжимом единстве “высокое” и “низкое”, породив своеобразную смысловую полифоничность в одном спектакле и открыв дорогу блистательному развитию немецкого романтического театра XIX века.
В обилии легенд, рожденных неожиданной преждевременной кончиной Моцарта, есть и та, в которой в смерти композитора подозревается его собрат по масонской ложе, якобы отравивший создателя «Волшебной флейты» за раскрытие тайных символов ордена, хотя на самом деле многое давно уже не было тайной. Вряд ли это имело место, как и отравление, приписываемое Антонио Сальери. В судьбе Моцарта всё загадочно, начиная от божественного дара, которому многие завидовали, и кончая событиями смерти и потерей места захоронения. Но «Волшебная флейта» вкупе с «Реквиемом» завершили путь композитора, отсюда обилие вопросов, ответы на которые уже третье столетие ищут музыковеды, врачи, психиатры всего мира. Истинные ответы на них композитор унес с собой, но ореол загадочности сохраняется и продолжает будоражить наше сознание.
Конечно же, задумывается над этим и каждый режиссер, берущийся за постановку оперы. Видимо, беспокоит это и Георгия Исаакяна, что и заставило его искать свои ответы. Режиссер достаточно успешен в своем деле, о чем свидетельствуют его звания и награды: заслуженный деятель искусств России, лауреат Государственной премии России, лауреат Национальной премии «Золотая маска». Он считается изобретательным постановщиком.
Либретто Э. Шиканедера по мотивам сказок К. Виланда создавалось в тесном контакте с Моцартом и воплотило все характерные приметы зингшпиля разных вариантов. Поэтому мы вправе полагать, что всё необходимое в нем есть. И вербальный текст, и тем более его музыкальное воплощение убедительно раскрывают извечно решаемую человечеством проблему борьбы Добра со Злом. Носителем первого в сюжете «Флейты» является мудрый правитель царства Добра и Света Зарастро. Зло сосредоточено в образе коварной и мстительной Царицы Ночи, у которой Зарастро похищает дочь Памину, желая уберечь девушку от пагубного влияния матери. Конечно же, как в каждой доброй сказке, Добро побеждает. Не следует забывать, что жанровая основа оперы – сказка, причем сказка волшебная, в ней множество таинственных превращений, которые нельзя и не нужно идентифицировать с реалиями. Постановка должна осуществляться в соответствующей сценографии, пояснениями к которой авторы снабдили действие.
В нашем случае почти ничего соответствующего их замыслу нет, кроме тьмы и устрашающего грома, периодически вторгающихся в действие и означающих скрытое появление Царицы ночи. Сцена оформлена весьма аскетично. При возможностях современных спецэффектов даже странно, что создатели спектакля практически ими не пользуются. Нечто вроде кляксы на стене вместо страшного Змея, пугающего принца Тамино до потери сознания, на зрителей должного эффекта не производит.
В попытке облегчить восприятие перипетий событий в опере режиссер в предуведомлении к программке сообщает, что «Сюжет “Волшебной флейты” развивается параллельно истории жизни Моцарта: герои оперы становятся героями его биографии, а мы словно листаем ее последние страницы». Для этого в число персонажей введен бессловесный Моцарт, который на протяжении действия в основном лежит на кушетке, он фактически находится на смертном одре, и рядом с ним Три дамы, изображающие, очевидно, в данном случае жену Констанцу, её сестру Софи (кто третья – неясно).
К этому в действие вводится группа современных молодых людей, которым экскурсовод-профессор помогает «осмыслить судьбу и наследие гения». Он высказывает умные и верные суждения, но зачем нужны студенты? Если уж режиссеру так хотелось поделиться со зрителями своими размышлениями, можно было обойтись одним экскурсоводом, обращающимся прямо в зрительный зал. Зачем ему бессловесная группа студентов?
Странностей в постановке много, начиная с неправомерного прерывания увертюры, купирования разговорных текстов, «взбодрившегося» Моцарта, который в одной из сцен оказывается между Тамино и Папагено, получая при этом тумаки. Почему в финале оперы жрецы, поющие о Свете и Радости, стоят на фоне черного задника?
Возникает вопрос и к художнику-постановщику Филиппу Виноградову в связи с костюмом Папагено: о своей профессии этот персонаж говорит в своеобразной выходной арии-песне «Я всем известный птицелов». В авторской поясняющей ремарке сказано, что он появляется «в странной одежде из перьев. За плечами – клетка с птицами. В руках у него свирель». Но почему постановщики обрядили его в камзол, напоминающий наряд придворного, а не выполнили предписание авторов? Создается впечатление, что к загадкам «Волшебной флейты» постановщики добавили свои недомолвки.
В итоге всех размышлений о великих творениях искусства (а не размышлять человек не может), в мучительных поисках режиссеров рождается нечто, весьма далеко уводящее от создания художника. Почему современные режиссеры, берясь за постановку классики, считают себя вправе искажать творение гения по собственной прихоти? Почему не дать зрителю самому разобраться в этом, поставив спектакль в соответствии с авторскими указаниями? Режиссеры ссылаются на то, что театр – не музей, и, стало быть, созданное два века назад надо осовременить. Вот мы и получаем плоды их фантазии. Впрочем, кому-то это нравится и за это даже дают премии, тут уж ничего не поделаешь, – о вкусах не спорят. И только время вынесет свой вердикт.
Фото Владимира Ларионова
