Литература

Борис Гущин: «Как-то шли мы по Красной…»

Борис Александрович Гущин с женой Виолой Анатольевной. Фото Ирины Ларионовой
Борис Александрович Гущин с женой Виолой Анатольевной. Фото Ирины Ларионовой

«Слегка возмущённый министр культуры провёл с нами профилактическую беседу следующего содержания: к себе домой не приглашать, не подходить к пивным ларькам, а ездить с ним по всем возможным туристским маршрутам, обедать в ресторанах за наш счёт».

У петрозаводского историка, писателя, театрального критика Бориса Гущина год назад вышла книга «Байк-мемориз», публиковали мы и новые истории, написанные уже после книги. И вот новая порция баек, в основном о Петрозаводске.

 

Вот портфель, пальто и шляпа

Мой друг Тармо работал в Институте истории, языка и литературы. Будучи как-то в институте по делам музея, я решил навестить друга. Иду по коридору, встречаю его начальника Э. Киуру и спрашиваю:

— Эйно Семёнович, могу я увидеть Тармо Семёновича?

Киуру как-то неодобрительно глянул на меня и произнёс:

— Пройдёмте со мной.

Мы вошли в пустой кабинет. Учёный подвёл меня к вешалке и сказал:

— Вот портфель Тармо Семёновича, вот пальто Тармо Семёновича, вот его шляпа… А самого Тармо Семёновича я уже вторую неделю не вижу.

 

Финские удивления

Впервые мы с женой побывали в Финляндии в качестве туристов зимой 1970-1971 года. Мы влюбились в эту страну. Почти всё не как у нас. Много лучше. Удивлялись многому. Одно из первых удивлений – курилка на целлюлозно-бумажном комбинате в Лахти. Какие рабочие курилки были в это время на производстве в СССР! Собиралось там одновременно человек по 20, а то и больше, выкуривали не по одной сигарете и чесали языки. Здесь же – маленький ящик с песком, два удобных кресла и велосипед. Двое покурили и на велосипеде к станку.

Удивились мы и на приёме в мэрии деревни Иломантси, когда нам подарили по достаточно объёмистому школьному учебнику по истории деревни Иломантси.

Удивила и мемориальная доска в Тампере на доме, где проходила Таммерфорская конференция РСДРП, посвящённая В.И. Ленину, где всегда были цветы. Даже лютой зимой.

В самом музее В.И. Ленина удивил подарок «нашего дорогого Никиты Сергеевича», недавно снятого. Точнее не подарок, а подарки. С одной стороны, какая-то декоративная доска нижайшего пошиба с изображением вроде бы шалаша в Разливе, а с другой, двадцать графических рисунков Натана Альтмана: В.И. Ленин с натуры.

В следующую поездку наш финский друг Альфред Колехмайнен повёз нас в Суоменлинна (Свеаборг), и тут я решил блеснуть эрудицией и сказать, что вот, мол, у вас в Финляндии и не знают, что великий русский критик В.Г. Белинский родился в 1811 году здесь в Свеаборге. Альфред опередил меня и на одном из сооружений показал мемориальную доску, посвящённую великому критику.

В финской поездке 1970 года мы думали: «Ну и что, что у них лучше. Лет через десять и у нас станет так же…»

В Финляндии у нас стало несколько верных и надёжных друзей. Они были не раз в Петрозаводске, а мы в Хельсинки и объездили с ними чуть ли не всю Финляндию.

 

Петрозаводский Пен-клуб

Знакомство с Альфредом Колехмайненом произошло несколько необычно. В Хельсинки мы приехали в этнографический музей «Сеурасаари» с небольшим устным поручением министра культуры КАССР Л.Н. Колмовского. Мы познакомились с директором г-жой Т.-И. Каукконен, и она предложила нам прогулку по музею, спросив, какой язык мы предпочитаем: английский, немецкий или финский, русский не упоминался.

Зная минимум миниморум немецких слов, я предпочёл немецкий. Директор представил нас сотруднику музея г-ну А. Колехмайнену. Тот начал экскурсию. То немногое, что я понимал, кое-как тихо переводил Виоле.

Вдруг гид услышал нашу речь и спросил на чисто русском языке:

— Так вы русские? – и перешёл исключительно на русский.

О себе Альфред рассказал, что он родился в 1923 году в Кишинёве, где его отец был финским консулом. Мама русская с примесью цыганской крови, и поэтому в семье все говорили на финском и русском. Плюс французский. Немецкий он выучил самостоятельно. Альфред Колехмайнен был этнографом, историком народной архитектуры, реставратором, художником (в том числе театральным), хорошо играл на скрипке. У нас сразу сложилось впечатление, что мы знакомы и дружны с ним всю жизнь. Естественно, мы пригласили его к нам в Петрозаводск и Кижи.

Летом Альфред приехал в Петрозаводск вроде бы по туристской путёвке, а вроде бы к нам в гости.

Слегка возмущённый («наприглашали тут») министр культуры Лев Николаевич Колмовский провёл с нами профилактическую беседу следующего содержания: к себе домой не приглашать (нас в коммуналке было прописано одиннадцать человек), не подходить к пивным ларькам, а ездить с ним по всем возможным туристским маршрутам, обедать в ресторанах за наш счёт.

— А представительские?

— Никаких.

Всё шло по плану. Но как-то мы шли по Красной мимо пивного ларька, где стояла огромная очередь. Слышу, кто-то кричит мне:

— Боб, сколько кружек тебе взять?

Я, забыв о запрете, машинально говорю:

— Две с повтором.

Через минуту Тармо ставит перед нами пиво. Я представляю ему Альфреда. Тармо представляется сам:

— Тармо, литературовед.

Скоро к нашему столику присоединяются Эрик, архитектор, Лео и Гена, скульпторы, Лео, биофизик, Пекка, писатель. Скульптор Лео угощает всех вяленой камбалой, которую сам вялил на балконе. К нам всё время подходят какие-то алкаши, обращаясь в основном к Альфреду:

— Мужик, дай рыбки.

— Мужик, дай закурить.

Альфред делится и, сдувая пену с пива, говорит:

— Как у вас в Советском Союзе хорошо, демократично. Если я дал, то и мне дадут. Ведь так? У нас в Финляндии как-то не так.

 

Барабашки

Я не мучался вопросом, существует ли полтергейст или нет. Я просто не раз с ним сталкивался. Правда, мне больше нравится русское слово «барабашки», придуманное в 90-е годы девушкой-пэтэушницей, столкнувшейся с этим явлением, чем какой-то там Кентервильский полтергейст.

Меня барабашки почему-то стали доставать на рубеже тысячелетий. Ни с того, ни с сего ночью из розетки выдёргивалась вилка набитого холодильника, вещи сами по себе оказывались на неожиданных местах —  скажем, суповые кастрюли в духовке, которой уже месяц не пользовались.

Особенно достали меня барабашки в Петербурге. Я приехал туда дней на 10 и остановился в квартире племянника, который в это время жил за городом. Саша познакомил меня с соседом Сергеем, чтобы тот не особо удивлялся новому соседу.

Утром я вышел на кухню и увидел на середине пола довольно-таки большую лужу в виде восьмёрки. Я взял тряпку (помню, что очень долго её искал), вытер лужу и ушёл. Прихожу – снова такая же лужа на том же месте. Начал искать причину. Нет причины. Капать неоткуда.

Утром та же история. Намочил палец. Попробовал. Чистая вода. Вечером та же лужа. Позвал соседа. Обследовали всю кухню. Неоткуда. Спал плохо. Беспокойно. Утром выхожу на кухню – никакой лужи.

Наверное, барабашки напугались Сергея.

 

Всех закапывают

Одно время больных посетителей глазного отделения Республиканской больницы в Петрозаводске встречало объявление следующего убойного содержания:

«Всех закапывают с 7 до 8»

Хочется думать, что медики имели в виду глазные капли.

 

Конечно, что вам Ковент- Гарден!

В июне 2014 года нам с женой посчастливилось увидеть в Большом театре гастрольный балетный спектакль лондонского театра Ковент-Гарден «Манон» на музыку Ж. Массне. Знаменитый спектакль сэра Кеннета Макмиллана, поставленный ещё в 1974 году. Спектакль, ставший мировой классикой. Балет, конечно же, понравился, но мы почувствовали некую архаичность действа, о чём и переговаривались друг с другом в антракте. Мужчина лет 50-ти, сидевший в ложе рядом с нами, почувствовав нашу провинциальность, спросил, откуда мы и, узнав, что из Петрозаводска, произнёс:

— Конечно, что вам Ковент-Гарден, у вас такой прекрасный балет.

Через день мы увидели совсем другой английский балет Still Current Рассела Малифанта. Это уже был английский авангард. Потрясение!