В Карелии — кинобум. Сразу два наших фильма отмечены на крупных фестивалях, с успехом прошли в прокате, в республике создан Союз кинематографистов и открыта киношкола.
Наша беседа с кинорежиссером и писателем Владимиром Рудаком о будущем карельского кино, о том, стоит ли смотреть фильмы в интернете и как качественно изменились сериалы. А также о графическом романе «Я – слон» и образе человека с инвалидностью в культуре.
По словам Владимира, зрителям интересно региональное кино. Местный колорит и карельские актеры – всё это привлекает внимание горожан.
– У «Ананаса» был хороший прокат, – рассказывает он. – Даже продлевали еще на две недели. Сделали хорошую рекламную компанию – вышли сюжеты по телевидению, много писали журналисты. Мы попали на крупный международный фестиваль, где получили специальный приз – это тоже вызвало интерес. Но не знаю, как все сложится со следующим фильмом. Зрители присылали не только короткие отзывы, но и целые разборы фильма. Мне это было очень приятно: человек вернулся после просмотра домой, проанализировал и сделал выводы.
Про Союз кинематографистов
– Почему, говоря о региональном кино, приводят в пример Якутию и Бурятию?
– У них развит кинематограф, поставлен на широкую ногу – снимают сериалы, полнометражные и короткометражные фильмы, которые выходят в местный прокат и собирают кассу. Это продолжается уже около 10 лет. Якутские и бурятские картины вышли за рамки региона. А про карельское кино только начали говорить. На фестивале «Киношок» один из критиков сказал Алексею Бабенко: «Вы еще сами не понимаете, что сделали». До этого о карельском кино вообще никто не слышал. Я начал снимать в 2005 году, но это нельзя было назвать кино. Это было такое начало моей деятельности, любительское кино, и снималось оно в Москве.
Мы создали Союз кинематографистов, чтобы объединить людей, которые занимаются кино. Но он нужен нам и для официальной деятельности. Так мы были какие-то люди с камерой и с идеями, а когда есть Союз – всё серьезно.
Параллельно открылась киношкола – всё это будет взаимодействовать. Это не только разговоры, обсуждения и просмотр классических фильмов, которые тоже будут. Алексей Бабенко и Иван Кульнев, организаторы школы, сразу погрузили участников в кинематографическую деятельность. Дали задание – снимать фильмы по одной минуте, в которых надо создать атмосферу триллера. Уже есть молодежь, которая интересуется созданием кино. Здорово, что молодой человек, прежде чем принять решение, нужно ли ему идти в какое-то учебное заведение или нет, может пройти эту школу. Понять все, смотреть кино осознанно.
Для этого мы сделали и киноквартирник. Мы не просто собираемся и смотрим кино – пытаемся вместе разобраться в кинематографических инструментах. Чтобы человек мог смотреть кино и понимать, как оно делается: на уровне сценария, выбора актеров, стилистики. Это не лекции – мы предлагаем площадку для обсуждения. Кино объединяет людей. Кроме интеллектуального развития, оно дает еще и единение – это процесс коллективный.
Когда я проводил мастер-класс для ребят с инвалидностью в социальном центре «Истоки», увидел, как они раскрываются. Им становится легче взаимодействовать. Человек может быть немного замкнутым и скрытным, а тут незаметно разрядка получается. В «Истоках» мы обсуждали, разговаривали и планировали съемки документального фильма – ребята с инвалидностью будут сами его снимать. Кто-то будет заниматься сценарной работой, брать интервью, кто-то работать с камерой или монтировать. Уверен, когда они войдут в этот процесс, он их изменит. Невозможно остаться тем же человеком, если ты хоть раз прикоснулся к кинопроцессу.
Есть запрос на честную историю
– Дэвид Линч говорил, что люди смотрят кино на плохих экранах с плохим звуком. Нет магии похода в кинотеатр. Вы согласны? Смотрите фильмы в интернете?
– Да, смотрю много кино на ноутбуке. Фильм на большом экране смотрится иначе, конечно. Когда меня просили: «Пришли ссылку», я говорил: «Если у вас есть возможность подождать, когда «Ананас» выйдет на большом экране, посмотрите его в зале». Многие любят ноутбук больше, чем кинотеатр: не надо сидеть смотреть кино с чужими людьми в зале. Можно налить чай, когда надо – поставить паузу, обдумать. Я и сам так смотрю. Если какая-то сцена прошла, могу на паузу поставить и подумать, что-то записать. Но в этом плане не очень критичен. Я люблю кино, и чем больше возможности есть его посмотреть – тем лучше. В поезде, пока едешь в Москву, можно фильма три-четыре посмотреть.
– За сериальной культурой следите? Сериалы сейчас снимают как полноценные полнометражные фильмы…
– Это шоу-бизнес, большие деньги. Последние лет пять сериальный бум нарастает и нарастает. Здесь тоже история уюта: можно взять и выходные напролет просидеть и посмотреть историю – иллюзию, которая тянется без конца. Фильм закончился, и что делать дальше? Когда кино нравится – мы любим героев, нравится атмосфера – мы в это ныряем, нам хочется там быть. Сериалы помогают растянуть это ощущение. Сюжетных линий много – в сериале смотришь не одно кино, а несколько. Над ними работает комната сценаристов, головы ломают, чтобы мы не переключились на другой канал.
Зритель изменился, и требования к качеству сериалов стало высоким. Люди понимают, что в сравнении с «Санта-Барбарой» теперь работа сценаристов, режиссеров и операторов гораздо сложнее. Когда-то смеялись, если ты смотрел сериал. А сейчас говоришь про новый проект и реакция: «Какой? Где?» И те, кто смеялся, бегут и смотрят.
Мы говорим в большей степени о зарубежном продукте. Хотя есть и российские сериалы, которые привлекают большую зрительскую аудиторию. Права на адаптацию сериала «Кухня», например, выкупили 11 стран. «Метод» заинтересовал Netflix. Появляется новое поколение молодых сценаристов. Они, в отличие от старшего, хорошо владеют английским. Кто-то ездит учиться в США, кто-то переводит книги. Много сценарных мастерских, где успешные сценаристы, продюсеры прокачивают людей. Появляются и новые инструменты. Когда смотришь, например, «Черное зеркало», удивляешься: как это вообще придумать можно? Ты не понимаешь природу замысла. Можно ли этому научить? Тут недостаточно одного образования, на каком-то этапе все упирается в талант и нестандартное мышление.
– Расскажите про свой документальный фильм о литературном фестивале «Петроглиф»…
– С писателем Владимиром Софиенко мы общались по поводу съемок дневника фестиваля. Меня заинтересовала его личная история. Как получилось, что мастер спорта СССР по плаванию из Казахстана приехал в Петрозаводск, создал здесь семью, стал писателем и теперь занимается сохранением культуры народов севера. Купил карельский дом, проводит литературный фестиваль, на который приезжают специалисты не только из разных регионов России, но и из Японии, Китая и Польши. В этом есть какое-то зерно. Дневник фестиваля снимали с Яковом Симановым, съемочный процесс закончился, и мы уже монтируем фильм. Надеюсь, к декабрю закончим.
– Кино с литературой удается совмещать?
– Сейчас я больше работаю над сценариями – это не литература. Приходится читать много специальной литературы по драматургии, чтобы разобраться во всех деталях и тонкостях. Я еще и учусь на сценарных курсах. Возможно, буду преподавать в киношколе. Но мне это нужно в любом случае. У каждого своя техника. Каждый по-своему пишет, как и снимает кино. Если с кем-то делиться знаниями, требуется иметь четкое представление о том, как это происходит. Кроме того, нужно всегда продолжать учиться. Невозможно сказать: «Я умею писать сценарии! Сейчас напишем». Всегда есть люди, которые знают больше. Важно не то, что после этих курсов мне надо преподавать, – после этих курсов мне нужно лучше писать сценарии.
Как у зрителя, так и у читателя, всегда во все времена будет запрос на хорошую честную историю. Это всегда будет побеждать. Когда презентовали комикс «Я – слон» на «Бумфесте», я понял, что есть большая читательская аудитория, которая с большим интересом относится к культуре комиксов, погружены в нее.
– Что графический роман «Я – слон» расскажет читателю?
– Я надеюсь, он научит иному взгляду на тему инвалидности. Это не только комикс про инвалида. Люди читают – им грустно, им смешно, они что-то для себя открывают. Чтобы было не только грустно, а еще и смешно, по-хорошему смешно.
«Зритель видит коляску и не знает, можно ли смеяться»
– Я долго к этой теме подбирался. Многие вещи брал из реальности. Бывает, действительно удивительно смешные вещи происходят. Хотя по идее они серьезные. У меня товарищ на коляске приезжал в Петрозаводск. Он гулял по Первомайскому проспекту, и, съезжая с бордюра, упал. Не вывалился, а перевернулся на спину и остался в таком положении. К нему подбежал мужчина: «Как, чем вам помочь?» Мой друг ответил: «За ручки», имея в виду ручки на коляске сзади. Мужчина взял его за руки! С одной стороны, грустно: инвалид упал, лежит на асфальте. С другой стороны – за ручки?! Это комическая ситуация.
Однажды я спускался в метро, меня страховали сзади. Я не знал, что человек отошел, и перевернулся. У меня вылетели подлокотники (они съемные) и громко зазвенели. Когда я падал, люди все вместе сделали большое: «Ах!». Сотрудница метро в рупор сказала: «Ничего страшного не случилось. Инвалид упал на эскалаторе». Оно грустно, с одной стороны, – инвалид же. С другой – вызывает смех. Когда можно посмеяться над чем-то серьезным, эта информация проходит через другие каналы, по-другому воспринимается. Здорово, что юмор имеет такую силу.
В кино, когда зритель видит коляску, он не знает – можно смеяться или нет? В Армении женщина сказала: «Вы ходите прямо по краю. И я не понимаю, можно смеяться или нет». Ну что, тут же инвалид… Засмеюсь, а другие скажут: «Ты что смеешься? Не видишь, тут драма!». Барьер у людей возникает из-за отсутствия опыта, когда они не совсем понимают, как себя вести, где и как реагировать.
У меня есть знакомая Вера Гаврилина (мы про нее документальный фильм снимали), она передвигается на коляске. Мы встречались со школьниками. Перед встречей, когда аудитория нас не видела, педагог раздавала листы. Ребята писали, какие ассоциации возникают, когда им говорят про человека с инвалидностью. Мы встретились, поговорили, рассказали про себя. А потом зачитали эти записи. Произошло изменение. У кого-то было представление, что люди с инвалидностью – мрачные грустные люди, с которыми поговорить не о чем. Обычные стереотипы, когда человек не имеет опыта и в принципе не задумывался над этим вопросом.
Иногда даже кратковременное общение может изменить очень много. Молодежи гораздо проще – они лишены советского наследия, когда не было ни инвалидов, ни секса. Они ездят за границу. Нет негативного опыта, связанного с людьми с инвалидностью. Спокойно воспринимается, без каких-то стереотипов. Но когда взрослые люди ездят за границу чуть ли не каждый месяц, приезжают оттуда со словами: «Там все сделано для инвалидов», и у них все равно остаются стереотипы, меня это удивляет.
«Если мы не будем ждать инициативы только от чиновников, многое изменится»
На «Абилимпиксе» обсуждали высшее образование для людей с инвалидностью. Как можно к этому серьезно относиться, если нет ни пандусов и общежития, где хотя бы одна комната была оборудована? Чтобы человек из района приехал, поселился и учился полноценно. Не онлайн, сидя дома, а влился в коллектив, чтобы быть вместе с другими студентами. У нас каким-то странным образом была реализована программа по «Доступной среде». В каких-то местах есть пандусы, где-то их вообще не делают. Мне нужно было письмо на почте забрать – а как? Там только лестницы, на телефонные звонки у них отвечать не принято. Так письмо и ушло в обратном направлении. Если бы «Почта России» запустила программу, что всех отделениях должны быть пандусы, они бы были.
Все говорят, что раньше были образование, культура… Почему весь этот фундамент (наша богатая литература, мощная культура) не привел советских людей к тому, что нам всем нужны пандусы? Пожилым людям, мамам с колясками, маленьким детям – чтобы они с лестниц не падали и не спотыкались. Как так случилось, что культурный пласт в разрыве с пониманием этих вещей? Я никак не могу понять. В Петрозаводске до сих пор нет пандуса на вокзале. Я выиграл суд в 2012 году у вокзала, руководство говорило, что будет реконструкция в 2015 году. А мы уже в 2017-м…
Но меня порадовало, что у нас на собрании дома, жители сами приняли решение, что будет парковка для людей с инвалидностью, и ее никто не будет занимать. Для меня это мощный прорыв в таком небольшом сообществе. В Америке в 70-х годах были времена, когда к человеку с инвалидностью в кафе, например, могли подойти и попросить покинуть заведение, если кому-то не нравилось, как он ел. И тогда прошла акция: люди бросили коляски и ползли по лестницам – их были сотни. Их нельзя было не заметить.
Пикеты могут быть разными – в поддержку чего угодно. Я не видел пикеты преподавателей учебных заведений, которые бы говорили: «Мы хотим, чтобы в нашем заведении были пандусы. Мы хотим, чтобы люди с инвалидностью учились, получали знания и были профессионалами. Чтобы у нас здесь преподавал человек на коляске». То, что жители дома вышли, – позитивный шаг. Если так будет происходить, если мы не будем ждать инициативы только от чиновников, многое изменится.
Фото из личного архива Владимира Рудака
